Солдаты последней войны
Шрифт:
– Ну что, радуйся, Акимов, что все так получилось, – вызывающе сказала Лерка.
– Зачем? Мне все равно. По большому счету, я был бы искренне рад, если бы ты там осталась. Навсегда. Здесь тебе будет и грустно, и скучно, и некому руку подать. Уж поверь мне.
– Да, что ты понимаешь в жизни?! Что ты… Что ты вообще знаешь про меня!
Она вскочила с кресла и нервно зашагала по комнате. Из угла в угол. И мне показалось, что она серьезно повзрослела. Все-таки жизнь правит даже таких, как Лерка. Которым, казалось бы, эта жизнь ни по чем.
– Ты знаешь, – Лерка резко остановилась напротив меня и посмотрела в глаза. – Когда я шла
Ну, лгала ты мне всегда, подумал я. Другое дело, что я тебе никогда не верил.
– Ты можешь мне ничего не рассказывать, Лера, – мне стало и впрямь ее жаль. – Если тебе неприятно… И потом… Мне кажется, твоя история повторяется не один раз.
– Видишь, Кира, даже из неудач я неспособна сделать открытие.
– А зачем тебе, Лера? Банальные истории всегда легче пережить. И не обязательно мне все рассказывать. Я и сам могу все тебе рассказать. Он оказался негодяем, бросил тебя, возможно, стал пить. А твой талант не признали. И не потому, что у тебя его нет, а просто нас там ненавидят. Потому что наши, даже самые некрасивые и бездарные девушки во сто крат и красивее, и талантливые примитивных голливудских выскочек. Ты, наверное, устроилась официанткой. Тебя унижали, лапали, топтали, ты плакала по ночам и очень тосковала по родному дому. Иногда тебе казалось, что жизнь закончена…
Лерка бессильно упала в кресло и закрыла лицо руками. Ее сигарета выскользнула из рук, и я словил ее на лету.
– Боже, как, оказывается, все просто. Мне бы никто так не помог, как ты, Кира.
– Это моя профессия.
– Знаешь, – Лерка подняла на меня заплаканное, покрасневшее лицо. – Знаешь, одно меня искренне радует – я уехала отсюда никем, там была никем и вернулась никем.
– На ихнюю истерику пойдем единым строем,Колумб открыл Америку, а мы ее закроем,– продекламировал я старый стишок. Возможно, не кстати.
– Ты иронизируешь. А я все равно рада.
– Странный повод для радости. Хотя… Возможно ты права. Начинать с нуля всегда легче.
– Даже не в том дело. Я там встречала наших актрис, которые здесь были… Ну, почти звездами. Здесь их носили на руках и осыпали цветами. А там, ты прав, они как и многие наши стали подавать в зачуханых кабаках кислые гамбургеры. В крайнем случае, им удавалось выторговать подачку в виде маленького эпизодика в третьесортной киношке, где надо было нагишом танцевать в стриптизе. Вот – настоящее унижение. И эти дурочки еще с апломбом заявляли, что только в мерзкой и самоуверенной России быть официанткой унизительно. А свободная Америка ценит любой труд. Какая чушь! Официант в любое время и в любой стране – всего лишь официант. Как и торгаш, как бы он ни называл себя магнатом и какими бы деньгами ни ворочал, всегда остается лишь торгашом…
– Дело даже не в официантках, Лера. Дело в самоунижении. Дело в том, что в очередной раз хотят унизить нашу страну.
– Знаешь Кирка, когда-то нам так сильно внушали, что Америка – ад. А мы сопротивлялись. И я была уверена, что по меньшей мере там – рай. Теперь же с такой же активностью нам пытаются навязать любовь к этой глупой стране. И я, испытав все «райские» прелести, думаю, может быть, действительно то, что нам когда-то говорили, правда?
Но почему мы ей так сопротивлялись? Чтобы воочию столкнуться с ложью?Чем я больше всматривался в Лерку, тем больше понимал, что открытие Америки пошло ей на пользу. Она не просто повзрослела. Она стала гораздо умнее. И, несмотря на потрепанный вид, эти качества были ей даже к лицу.
Лерка взяла котенка Шарика. Он свернулся клубочком у нее на коленях. Преданно заглянул ей в глаза, хотел мяукнуть, но как всегда промолчал. И я с невыносимой тоской вспомнил, как еще вчера он также пригрелся на коленях у Майи.
– Почему ее нет?
– Кого? – не понял я.
– Ну, твоей подружки. Я ведь сразу же сообразила, что ты живешь не один.
– Она… Она уехала, – замялся я. Так и не поняв, почему должен отчитываться перед давно уже бывшей женой?
– Куда? – скорее машинально, чем из-за любопытством спросила Лерка.
– В Америку, – так же машинально ответил я. И тут же почувствовал себя полным дураком.
Наступила долгая пауза. Мы с Леркой молча смотрели друг на друга. А потом одновременно расхохотались. Само слово «Америка» вдруг приобрело какой-то потешный, шутовской смысл, став всего лишь поводом для смеха. Разве можно относиться серьезно, если все женщины убегали от меня именно туда? И возвращались именно оттуда. И я понял, что Майя вернется. И мне стало легче.
Я взглянул на часы. Все отведенное на сегодня свободное время уже было использовано.
– Ты куда-то спешишь? – встревожилась Лерка. Похоже, она цеплялась за меня, как за спасательный круг. И, похоже, на сегодняшний день для нее я был самым близким человеком. Хотя и из прошлого.
– Через пару часов мое дежурство в больнице.
– Возьми меня с собой, Кира. Ну, пожалуйста.
Я посмотрел на нее с недоумением.
– Понимаю, что прошло слишком много времени. Но… Если хочешь знать, там я прошла курсы медсестер.
Все-таки когда-то Лерка была моей женой. И несмотря на то, что она бросила меня, до сих пор я почему-то чувствовал некую ответственность за нее.
– Идем, Лера. Попробуем что-нибудь для тебя сделать. Место Зиночки еще не занято. Но, как говорится, свято место пусто не бывает.
К работе Лерка приступила уже со следующего дня. Я стал часто слышать ее звонкий смех в палатах. Ее кудряшки вновь позолотились, она похорошела и даже помолодела. Больные ее обожали. А она вновь изображала из себя Мерелин Монро, пританцовывая в ординаторской и напевая: «С днем рожденья, тебя…» Чисто по-русски. От Америки она отказалась. Наотрез. Актрисой стать ей было не суждено. Но, похоже, она ни разу об этом не пожалела. И я вновь с печалью подумал, что все возвращается на свои места. И по-прежнему терпеливо ждал возвращения Майи. Но она почему-то не спешила, хотя весна уже полностью вступила в свои права.
Даже звонить Майя стала все реже и реже. Ее голос сделался каким-то чужим. Нас разделял океан и еще тысячу световых лет. И в мое сердце все чаще закрадывалась скользкая и холодная мысль, что не все возвращаются из-за океана. Иногда я ловил эту мысль и с особым ожесточением душил ее. И сам звонил Майе. Но она лишь сухо отвечала:
– Не трать попусту деньги, Кирилл.
– О, Господи! – кипятился я. – Я не хочу, вот так! Когда ничего не понятно! Лучше сразу скажи: ты забыла меня?! И больше меня не любишь?! В конце концов, ты будешь права. Все Боги на твоей стороне! Наша любовь была неправильной, была…