Солнце и сталь
Шрифт:
По мелькнувшей в рыжей бороде Хайдара улыбке видно было, что он уверен, что мысль о ложных атаках для прикрытия настоящей он и сам уже считает своей гениальной затеей.
Конрад почтительно кивнул. Умение пользоваться головами подданных наряду со своей - непременное достоинство сильных мира сего.
– Сколько у тебя людей и скольких ты намерен взять с собой?
– У меня сотня тяжелых всадников. Прошу дать еще лишь две сотни.
– Ты хочешь пойти с тремя сотнями против самой большой орды, которую видели Небеса? Клянусь Пламенем, ты отчаянно храбр!
– Благодарю за похвалу.
– Конрад поклонился еще ниже.
– Но моя
– Что ж, согласен. Завтра мы все сделаем по-твоему. Мы прикажем Эрдогану дважды атаковать лагерь стервятников. Кого ты хочешь взять с собой?
– Того, кого прикажешь, о король.
– С тобой пойдут Этхем и его люди. Кажется, ты сдружился с Этхемом, так что сражаться плечом к плечу с ним будет для тебя приятно.
Конрад не найдя, что ответить, поклонился снова.
– Что же, ступай, храбрец, и пусть ночью Пламя освещает твой путь.
– Благодарю тебя, великий король. Клянусь Солнцем и сталью, вскоре пустынники узнают, что такое удар васканской конницы.
Отвесив последний на сегодня поклон, Конрад вышел.
Хайдар отхлебнул терпкого напитка из пиалы.
– Можешь выходить, сын.
– сказал он.
Из-за небольшой ширмы выбрался принц Ильдерим. Все это время он присутвовал в комнате и все слышал.
– Что скажешь ты о том, что слышал здесь, сын?
– Считаю, что ты слишком легко согласился на условия этого чужестранца.
– Его идея показалась мне удачной.
– И все же он не должен думать, что король Сияющего Ирама по первому его слову готов принимать выгодные ему решения.
– Надо же молодому человеку дать почувствовать себя сопричастным к величию.
– усмехнулся в бороду Хайдар, делая еще один глоток.
Ильдерим не нашелся, что сказать. Некоторое время он молчал, потом, наконец, выпалил.
– Он любовник Эсме! Этот чужестранец осквернил наше гостеприимство, соблазнив твою дочь и мою сестру.
– Мне кажется, Эсме не чувствует себя оскорбленной. Что же до чести семьи, то в каждой семье полезно иметь черную овцу.
– Ты слишком легко относишься к таким вещам. Этим ты подрываешь свой духовный авторитет. Ты ведь не только король, но и великий ваджи и должен блюсти заповеди Пророка!
– Лучше будет, сын мой, если ты, никогда не умевший выучить Откровение дальше второй страницы, не станешь учить меня основам нашей веры!
Ильдерим потемнел лицом от гнева.
– С тех пор, как ты приказал высечь меня за леность к учебе, я сделал большие успехи. Я больше не мальчишка, отец.
– Но ты еще и не мужчина.
– сказал Хайдар и сейчас в его облике и голосе не было ничего добродушного.
– Ты не смеешь указывать мне, что мне стоит делать. То, что я приблизил тебя к себе, и позволил говорить от моего имени еще не значит, что ты занял место Батахира!
Ильдерим поклонился, что бы скрыть гримасу душевной боли, которая искривила его красивое лицо.
– Ступай тоже, сын мой. И помни, что не тебе говорить о чести семьи, законе и тем паче нравственности. Проклятье, да я скорее Эсме посажу за один стол с ваджи, чем буду слушать от тебя проповеди!
Получив в спину проклятие вместо пожелания божественного света на своем пути, Ильдерим вышел из королевских покоев. Обуревавший принца гнев был столь силен, что некоторое время
он почти не соображал, куда идет и что делает. Несколько придя в себя Ильдерим обнаружил, что забрел в дальние помещения дворца, предназначенные для слуг и домашнего хозяйства. Там ему повстречалась молодая служанка, бежавшая по делам с тюком грязного белья в руках. Ильдерим схватил девушку за волосы, заставил пойти за собой. Припугнув девушку и посулив денег за молчание, он быстро и грубо овладел ей, а потом велел идти дальше. Вместо обещанного золотого он дал ей всего лишь серебряную монету, но служанка была и этому рада. Не то, что бы насиловать слуг и рабов считалось чем-то недопустимым для принца крови, но эта девушка не принадлежала ему, а за покушение на собственность короля кара могла обрушиться и на него. Испуганный своим недавним проступком, Ильдерим быстро выбрался из королевского дворца и устремился к своей собственной резиденции.Там принца ждали его верные люди. Ильдерим по матери был эромом, физический облик и язык, на котором он думал, и сам образ мысли его были эромскими, вокруг Ильдерима с самого детства вились эромы, как представители знати, так и ваджи.
Старик в ветхом халате, и зимой и летом ходивший босым и умевший закончить любой стих из Откровения, какой бы при нем не начали читать, ваджи Хассан слыл среди огнепоклонников святым. Сейчас он жил при дворе Ильдерима.
Хассан имел на вздорного, честолюбивого и властного принца почти неограниченное влияние, потому что знал тайные слабости и червоточины в сердце этого внешне самоуверенного молодого человека.
Выслушав сбивчивую речь принца старый ваджи велел ему трижды читать те стихи Откровения, что бичевали порок сластолюбия, и делать это стоя на коленях, на каждое окончание строки отбивая земной поклон.
Так пока на одном конце города принц Ильдерим усмирял свой дух и плоть, на другом его конце принцесса Эсме нежилась в объятиях гиганта-северянина, который сам того не зная стал причиной раздора в королевской семье Сияющего Ирама.
Часовые на башнях не спали, напряженно вглядываясь в ночь. Не спали дозорные в разъездах, кравшиеся в ночи вдоль края плато, высматривая врага.
Сон людей в осажденном городе не спокоен. В одних домах царило лихорадочное веселье и пиршество, в других - могильная тишина. Город был переполнен воинами и беженцами. Чем бы ни занимались люди сейчас, ворочались с боку набок, пытаясь уснуть, молились, плакали, пели песни, все равно они могли думать только о гигантской орде, скопившейся у подножия плато.
Где-то в глубине земли, прорубив добрых две сотни футов сквозь камень, воины иаджудж уже начали свои страшные приготовления. Но об этом еще не знал никто в Львином Сердце.
Конрад приказал своим людям обернуть копыта лошадей тряпками, а морды зверей закутать, что бы они не нарушили тишину ржанием.
Вперед пошли, разбившись на небольшие отряды в три-четыре человека вооруженные порой только кривыми мечами и легкими копьями, бедно одетые, свободные от доспехов имадийские пехотинцы.
Но, несмотря на легкое вооружение и вид, скорее подобающий нищим, это были умелые и опасные бойцы. Имадийцы называли их бозуги - отчаянные, сорвиголовы. Они едва ли могли выдержать удар конницы или тяжелой пехоты, но на войне немало дел, где проворство и отчаянная храбрость важнее мощного коня и длинного меча. Сейчас задача была именно для бозугов - разведать местность и вырезать, не поднимая шума всех встреченных иаджудж.