Солнце и сталь

– Солнце и сталь.
– повторила Эсме и поцеловала его в запекшиеся, растрескавшиеся губы.

Любовь в осажденном городе.

Отчаянный рейд Конрада не внес никакого вклада в победу над иаджудж, если не считать морального, но и это - немало. Горожане и имадийские воины приободрились и по возвращении героев встретили настоящим триумфом. Их засыпали цветами, женщины целовали всех воинов подряд, какая-то девушка с черными волосами и зелеными глазами хотела поцеловать и Даннайца, но Эсме замахнулась на нее плетью, и желание целоваться у горожанки пропало.

С музыкой и песнями Сыны Солнца и зихи проследовали до своих казарм, а ближе к вечеру, когда они успели освободиться от доспехов, перевязать раны и немного отдохнуть было устроено настоящее пиршество.

Конрад сидел под шитым золотом балдахином на шелковых подушках, напитки и блюда подавали на серебре и золоте. Но эта дворцовая роскошь уже не удивляла его. Он больше думал о тех восьми своих рыцарях и тринадцати пехотинцах, которые не вернулись.

Он даже не сможет подобающим образом похоронить их. Иаджудж - людоеды. Они не упустят случая отведать плоти своих врагов, особенно если те были сильны и отважны. По поверьям пустынников, как объясняла Конраду Эсме, тот, кто съест убитого врага, обретает его силу и удачу.

В кубках было не вино, а какой-то сладкий и терпкий напиток, но очень скоро все пирующие начали хмелеть и веселеть. Видимо, догадался Конрад, поднимаясь на нетвердые ноги, какой-то неверный из слуг подло и коварно капнул в напитки слугам божественного Хайдара немного узу.

Эта мысль вызвала у него кривую ухмылку.

Болело раненое бедро, болело плечо, но это были легкие раны.

Веселись! Празднуй победу!
– говорил он сам себе, но радости не было.

На Конрада наткнулся совершенно пьяный зих, обнял Даннайца за плечи и радостно рассмеялся. Конрад ответил ему хорошим дружеским хлопком по плечу, и они расстались.

Сыны Солнца увидели, что их генерал куда-то уходит, но все были слишком пьяны и увлечены воспоминаниями о сегодняшнем рейде, что бы пытаться остановить его.

Конрад поднялся на вершину небольшой башни и взглянул в сторону низины.

Костров было море. Вся эта страшная сила, которую выплеснула Пустошь, бурлила внизу.

Эсме подошла сзади и обняла его за талию, прижимаясь щекой в мощной спине.

– Ты не слишком любишь веселье.
– сказала она.

– Не сегодня.

С башни видны были не только костры лагеря иаджудж, но и вымощенные улицы Львиного Сердца, сверкающая гладь искусственных озер и оросительных каналов, островерхие крыши домов и крытые золоченой медью крыши храмов и дворцов. Редко когда можно воочию увидеть столь явную границу между Порядком и Хаосом, между варварством и цивилизацией, между грязью и чистотой.

– О чем думаешь, мой железный рыцарь?
– Эсме игриво укусила его за ухо, но вопрос все равно прозвучал серьезно.

– Думаю, что за Ирам стоит сражаться. Не просто потому, что это мой долг как Сына Солнца. В Ираме есть то, за что можно погибнуть.

– Ты еще не видел нашей столицы.
– рассмеялась Эсме.
– Вот там действительно великолепный вид, а это - всего лишь пограничная крепость.

– Я говорю о тебе, моя принцесса.

– О! Еще комплимент!

Эсме прижалась к нему крепко-крепко.

Следующие недели были странными, страшными, безумными, но для Конрада де Фера и Эсме они запомнились как дни любви и счастья. Счастья, которого этим людям, для каждого из которых была написана в Пламени великая судьба, Небеса отмерили столь мало.

После вылазки Сынов Солнца иаджудж на некоторое время будто затаились. Потом начали каждодневные вылазки с их стороны. Стервятники пробирались под покровом ночи, вырезали дозоры, начали разорять предместья. В ответ посылали отряды бозугов и королевской пехоты, которые раз за разом скидывали стервятников в низину, иногда живыми, иногда - только обезглавленные тела.

С обрыва имадийцы и Сыны Солнца вынуждены были наблюдать, как иаджудж истязают пленных. Вопли несчастных неслись вдоль плато, отражаясь эхом от скал, и так улетали дальше и дальше, пока не умирали где-то в скалистых ущельях.

Теперь видно было, что иаджудж строили, в самом деле, осадные машины и камнеметы, но не ясно было, как они собираются их использовать.

Конрад и его люди еще несколько раз предпринимали опасные рейды против иаджудж, но ни разу им не удалось устроить такой же масштабной резни, как в первую вылазку. Принять большой бой не получалось просто потому, что иаджудж ничего не делали, что бы ввязаться в него, а спустить в низину большую армию значило оставить ее там в западне, не говоря уже о том, как трудно было такое сделать.

Войска томились от безделья, только бозуги чувствовали себя хорошо, это была их война - короткие стычки, стремительные набеги небольшими отрядами.

И все же в крепости воцарилось одушевление. Стало казаться, что война будет выиграна одним фактом противостояния орде, что, не решившись на штурм, иаджудж очень скоро начнут страдать от голода, жажды и болезней и прекратят осаду, а их орда развеется.

Видимо Нэток оказался не Всадником в Желтом, а просто вождем наглее и амбициознее прочих.

Конрад днем принимал участие в вылазках и наоборот, отражал набеги иаджудж на предместья Львиного Сердца, а потом возвращался во дворец, где его ждали ванна, изысканные кушанья и ласки Эсме. Это странная, почти приятная война, лишенная тягот бивуачного быта.

Конрад сильно отдалился от своих товарищей, много времени проводя в обществе Эсме и ее людей. Он начал учить язык зихов и Сыны Солнца поговаривали, что недолго и того дня, когда де Фер захочет пройти сквозь Пламя.

Что еще ждать от варвара с Востока - говорил Гвидо де Лион, и сам уроженец Лимье, но упорно считавший Даннайца варваром.

Но отвагу, воинское мастерство и умение командовать, которые были у Конрада никто не смел оспаривать.

С севера приходили странные известия о Батахире, принц не то потерпел неудачу при сборе еще одного воинства, не то будучи собранным, это войско взбунтовалось.

Зихи между собой перешептывались, что Батахир пользуясь тем, что отец и брат его воюют со стервятниками, замыслил мятеж и хочет оторвать себе северные провинции, провозгласив себя независимым королем. В это его поддерживает старая имадийская знать и многие ваджи.

Конрад начинал кое-что понимать в имадийской политике, но Ирам для него сосредоточился в Эсме. А Эсме он любил, любил по-настоящему. Он понял это не сразу, просто потому, что раньше романтические приключения миновали его, и он не слишком верил в песни и легенды. Так вот ты какая, настоящая любовь - думал Даннаец, когда сердце его сжималось лишь потому, что ему не удавалось встретиться с принцессой, когда он этого хотел.

Людям свойственно преувеличивать достоинства предмета своей любви, но Конрад, в упоении страстью сохранявший какую-то долю здравомыслия видел, что Эсме в самом деле удивительная. Не любовь Конрада делала ее такой в его глазах. Его любовницей была одна из самых ярких женщин всей огромной имадийской империи.