Солнце и сталь

Да что же это такое!?!?! Неужели теперь он обречен пить воду, смешанную с кровью и трупным ядом этой твари?!?!? Отчаяние и гнев боролись в могучей груди Даннайца. Теперь он понял все. И необитаемый оазис, и кости, разбросанные вокруг колодца, и странная архитектура руин - все имело под собой одну причину.

Он в своих странствиях забрел так далеко на Восток, что оказался в той части Пустоши, что возникла, когда дно Океана поднялось вверх, образовав новую сушу.

Глубоководные возвели этот храм под водой, потому он так странно выглядит.

Одно чудовище, а быть может и несколько, сумели выжить в глубоком колодце, приспособиться к пресной воде, и веками по ночам выбирались на поверхность что бы охотиться.

По легендам Глубоководные живут веками и тысячелетиями. Быть может он убил тварь, которая помнила Крах Эребии?

Жуткая древность, о которой во внешнем мире знали только по легендам и страшным сказкам, в Пустоши жила, была повседневной реальностью. Кого ему еще предстоит встретить?!

Конрад перевязал бурдюк ниже разрыва. У него все еще было около галлона воды. Хватит продержаться до следующего источника.

Конрад распутал ноги козлорога и помчался в ночь, подальше от проклятого храма.

Он не знал, и не хотел бы знать, что там, в сырой и прохладной глубине под руинами, рыбоглазые существа, что были одновременно и детьми, и женами, и обычным повседневным обедом своего древнего как мир, могучего патриарха, сейчас оплакивали смерть главы семьи в лишенных слов протяжных песнях, жутких, но завораживающих.

Оплакивая павшего, они вкушали его плоть. Они съели его не от голода. В туннелях еще жили обреченные на смерть волосатые существа, которых патриарх когда-то принес с поверхности, такие же двуногие и двурукие, как Дети Дагона, но краткоживущие и слабые.

Они съели его, отдавая дань почтения своему вожаку.

А потом единственный уцелевший мужчина клана, которого несколько десятилетий назад мать спрятала от гнева патриарха в самом дальнем, самом темном, еще хранившем божественную соленую воду Океана, туннеле, по очереди возлег с каждой из плакальщиц. Он был силен и полон энергии. Его семя освежит застоявшуюся кровь племени.

Но Конрад де Фер, который сам того не зная, изменил до неузнаваемости жизнь племени, был уже далеко.

Через два дня, когда у него от голода уже начало кружиться в голове, Конрад все-таки сумел убить похожее на тощую свинью существо. Он устроил себе форменный пир, а останки мяса завялил на камнях.

Цветочный Король.

С каждым днем Конрад все больше сживался с Пустошью. Он начал видеть ее зловещую красоту. В Пустоши все было не тем, чем казалось, все плыло и менялось, иногда прямо на глазах. В раскаленном, плывущем воздухе возникали и исчезали странные силуэты. Ночью в небе и среди скал полыхали огни. Конрад слушал песни Пустоши. Пустошь была живой. И разумной. Это был разум, не имевший ничего общего с человеческим, но это был разум. Разум текущих со скоростью ветра песков, разум камней, разум раскалывающих скалы деревьев.

Пустошь иногда напоминала обычную засушливую степь, похожую на северные провинции Аль-Имад, а иногда - пейзажи, что мы видим только во сне.

Наверное, когда-то, в прошлых жизнях я был сыном Пустоши - думал Конрад.

Слишком уж легко я привык к ней.

Он все еще избегал встречных иаджудж, прятался и от больших караванов и от маленьких групп пустынников.

Он видел все больше племен, и все меньше их понимал. Чем дальше на юг, тем меньше сходства с людьми. Что же будет там, у руин старой Эребии, там, где Нэток умер и восстал?

Что там? Царство хаоса из пляшущих огней или что-то другое, непонятное, непредставимое?

Конрад нагнал в степи одинокого иаджуджа, который скакал куда-то на тощем маленьком верблюде, убил стервятника и снял его лицо. Хотя он каждый день начинал и заканчивал молитвами Солнцу и по--прежнему шел на Юг, что бы отыскать источник силы Нэтока, Пустошь начала его самого превращать в иаджуджа.

Он исхудал, и кожа его не просто потемнела, а почернела на палящем Солнце. Он привык к просторному халату и шароварам, а козлорогий казался ему более удобным для езды, чем обычный конь.

Появись я даже без маски из лица, просто в этой одежде среди людей большого мира, они примут меня за стервятника. Я и есть стервятник.

Однажды, передвигаясь ночью, он наткнулся на двух иаджудж. Стервятники сидели у костра и жарили свой ужин. Это бы иаджудж из племени Змеиных Шкур. Они вспороли ему живот и сейчас поджаривали на углях куски печени и почки. Запах стоял одуряюще прекрасный. Сотрапезники принадлежали к разным кланам, это было удивительно, но сейчас было удивительное время для Пустоши. Увидев, что Кожелицый один и как будто не собирается нападать, они сделали приглашающие жесты. Слишком далеко от родных кочевий, слишком далеко от клановой вражды и верности старым клятвам. Конрад откуда-то знал, что они паломники. Как и он сам, эти двое, Сын Гиены и Скачущий С Ветром искали Старую Эребию, искали место, где обычный козопас из ничтожного племени Сломанных Ножей стал полубогом.

Он теперь много знал о Пустоши, больше, чем слышал в Ираме, и должно быть больше, чем любой из живущих.

Ночами он разговаривал с лицом убитого.

Того Кожелицого, чье лицо он примерил ночью одной Луны звали Галиб и он был первым бойцом своего клана. Галиб рассказал ему о том, как жил. Пока Конрад носил его лицо, душа Галиба оставалась неупокоенной. Конрад бросил его лицо на камни, и видел как то, что было Галибом, утащил вислоухий шакал. Отправился ли теперь Галиб в рай для иаджудж или все еще бродит призраком по Пустоши?

Паломники протянули ему кусок печени. Конрад принял дар одной рукой, а второй ударил Сына Гиены ножом в сердце. Он был мертв прежде, чем упал. Скачущий С Ветром вскочил, занося для удара кривой меч, но Конрад кованым наручем отбросил его удар в сторону, вонзил нож в пах иаджуджа и рванул вверх, распарывая живот до самой груди.

Он бросил раненого умирать и поскакал дальше, как можно дальше от каннибальской трапезы.

На следующий день он встретил еще троих иаджуджей. В этой безлюдной местности стервятники перемещались поодиночке, что было немыслимо на Севере, и убил он их всех. Ему пока не нужны были новые личины. Он просто хотел убивать "врагов иного рода", вонзать в их тело меч и проворачивать клинок в ране.

Конрад не знал, сходит ли он с ума, или это все Пустошь.

Он боялся, что потеряет себя и станет скитаться по Пустоши без цели, просто гонимый палящим ветром и жаждой убийства.

Когда ему казалось, что он уже забыл себя прежнего, он вызывал в памяти образ Эсме. Это напоминало ему о себе прежнем. Чем дольше длилась разлука, тем сильнее становилась его тоска. И его любовь. Конрад цеплялся за свои чувства к принцессе Зихии как утопающий держится за соломинку.

Я Конрад де Фер, сын Альбрехта. Я Сын Солнца и рыцарь. Я поехал в Ирам сражаться за род людской против Псов Хаоса. Я помню, как Эсме танцевала среди фонтанов Львиного Сердца. Среди фонтанов Львиного Сердца. Я помню. Я Конрад де Фер.