Солнце мое

— Ой, да элементарно! Выворачиваешь, по швам подкалываешь, — я изобразила на пальцах своё видение процесса, — тащи своё платье, прямо щас и заколем.

Анька вытаращила на меня глаза:

— А не испортим?

— Почему «испортим» сразу? Я ж себе шью. Аккуратненько прихватим, посмотришь. Понравится — прибежишь ко мне, прострочим.

Десять минут у нас ушло на то, чтобы вывернуть, надеть, заколоть и на живульку прихватить шикарное платье из синего гипюра (по-моему, вышло вполне себе неплохо), и остаток вечера мы занимались всякой свидетельской красотой и обсуждали плакаты, которые на подъезде невесты положено было развесить (только сперва их надо было нарисовать), лютые испытания для жениха, который к этой невесте должен был пробиться, и развесёлые конкурсы для гостей на празднике. Всё это казалось нам верхом искромётной фантазии, и людей, несомненно, должно было привести в полнейший восторг.

Потом я жаловалась на свою судьбинушку и снова чуть не плакала.

Потом Анька рассказывала мне всякие новостя, потому что у девочек, вы не поверите, сто-о-олько новостей может накопиться всего за четыре дня. А если не хватит своих, можно обсуждать чужие.

А он сказал. А она как посмотрела! Вот так, прикинь. А он чё? Офигеть вообще. А она?..

Засиделись мы допоздна, и чёт я вдруг поняла, что домой идти пипец как страшно. Аня, видимо, то же самое подумала, потому что говорит:

— Знаешь что? Оставайся-ка ты у меня. Я тебе в зале диван расстелю. Зато поболтаем. Я, правда, завтра в восемь встаю.

— Да это наоборот здорово, мне тоже в восемь надо встать, я хоть не просплю!

На том и порешили. Встали, правда, обе с трудом, потому что вдруг (внезапно) мы решили, что раз уж пошла такая пьянка, то можно и начать плакаты рисовать — в четыре руки-то веселее, чем в две! Разложили стол в зале, раскатали ватманы. Часов до трёх мы изображали художества, в промежутках гоняя чаи, хохотали как ненормальные и трепались про всякое. Ну, а когда ещё такой случай представится?

23. ЛЕТО КОНЧАЕТСЯ…

Я ПРОНИКАЮ НА ТЕРРИТОРИЮ ВОЕННОГО ОБЪЕКТА

Понедельник, 21 августа 1995.

С утра я полетела к Вове. Ну, как с утра — я ж сова, я говорила.

Приехать к десяти — это рано, учитывая, что встать для этого надо в восемь. Это хорошо, что мы с Аней совместными усилиями подорвались. Потом я сразу побежала к себе — возвращаться домой в восемь утра куда менее страшно, чем в двенадцать ночи, скажу я вам. Светло, народ идёт на работу, красота!

У подъезда, прислонившись спиной к пыльной стене, правда, сидел на корточках обдолбанный парень. Капюшон спортивки на лицо натянут. Он покачивался и что-то бормотал. Ну, этот уже нестрашный, покачается вот так да ляжет, а может и уйдёт…

Я залетела на третий этаж, быстренько умылась, хлебанула чайку с печенькой, причепурилась и понеслась!

Через КПП прошла, морда кирпичом. Ну, в самом деле, никто на меня и глазом не моргнул. Ой, нет, глазом-то наоборот, я ж выпендрилась как в субботу. В чёрном, такая фифа, все дела. Так что таращились мне и навстречу, и вслед.

А они там бегают, лоси. Как раз Вовкина рота. И пока все не пробегут, он отойти не может, типа бдит за процессом — он же сержант.

Ну вот, шла я шла, и метрах так в десяти остановилась, чё я в толпу полезу-то. А молодые здоровые парни дружно начали на меня глазеть. Собственно, ради чего всё и затевалось. Пусть Вовке завидуют, салаги.

Вовка тоже меня, конечно, увидел. Помахал. Я в ответ аккуратно сделала ручкой и начала интенсивно светить лицом. Ну, скорее бы!

По толпе курсантов поползло «бу-бу-бу». И даже, вроде, «гы-гы-гы». Меня обсуждают, ясен пень. Всё, вроде все отбегали. Роты поменялись местами. Вовины упали тюлениться, а он наконец-то пришёл ко мне!

— Привет, милый!

— Привет, любимая моя!

Я потянулась к нему, привставая на цыпочки.

— От меня потом пахнет, — немножко виновато сказал Вовка

— Пофиг вообще! — я прижалась к нему изо всех сил, — Обалдеть… Как же я соскучилась… — тут мне в голову стрельнула новая мысль, — Чего это ваши бандерлоги надо мной ржали, м?

Вовка усмехнулся:

— Говорят, «какой ты быстрый». Да забей, завидуют.

— О как. Эти реплики мы отметём как неорганизованные! И вообще, целоваться тут можно?

Целоваться оказалось можно, что и было мне незамедлительно продемонстрировано. От курсантского лежбища потянулась густая волна зависти. Потом они снова пошли бегать, и я ждала, наблюдала за процессом. Занятно. Потом мы снова пообнимались. Ну и так по кругу, пока товарищи курсанты не стали прям супер физически подготовлены на сегодня.

НУ И ХВАТИТ ДЕПРЕССУХИ!

Почему-то это свидание меня взбодрило гораздо сильнее, чем субботнее. Я постаралась разложить ощущения и поняла, что мне греют душу вот эти курсантские, Вовке завидующие взгляды. Как ни крути, такая коллективная оценка любой девушке приятна. Я примчалась домой и засела за комп. Нет, не играть! Книжку перепечатывать.

Вытащила свои черновики и наброски — и вдруг поняла, что голова бурлит от новых идей, и надо бы их записывать скорей, ловить за хвосты, пока не улетели. И печатала я как стахановец, прерываясь только иногда, чтобы чаю себе налить и печенюшку взять, — до часу ночи. Потом вспомнила, что завтра снова к Вове обещала прибежать, и попыталась лечь спать. А мысли роятся! Аж лезут друг на друга. Ну и плюнула я на это спаньё, села снова по клавишам стучать — и до четырёх часов!.. Зато потом отрубилась, как дохленькая.

22 августа.

Утром я вставала, конечно, с трудом. За шкирятник себя, фактически, поднимала. Подбадривалась мыслью, что надо успевать, пока лето и сплошная физкультура. Мало ли, а вдруг не получится потом? Или строже пропускать станут — мало ли? Заодно распечатала продолжение той книги про колдуна, ведьму и компьютерную игру, которая, помните, начиналась как рассказ. Точнее, не продолжение даже, а куски, которые Вова не читал. Пусть посмотрит, подскажет чего или, может, я не так поняла — поправит. Это ж его сон, в конце концов.

С нарядом долго раздумывать на этот раз не стала — надела мини-шортики свои и новую апельсиновую футболку. И поскакала.

Пока ехала да в окно глазела, керосин гоняла (в смысле: думала всякое). Как-то с особенной остротой посетило меня понимание того, что бабушка, скорее всего, из дома больше не выйдет. С таким трудом в этот раз ей спуск по лестнице дался! Сорок две ступеньки, а как будто четыре километра отмахала, такая она была уставшая, еле в машину забралась… Одна радость — по телефону разговаривать, с соседками да с детьми.