Солнце слепых
Шрифт:
Дрейк резко повернулся и почувствовал боль в пояснице.
– Что с вами?
– обеспокоено спросила Анна Семеновна.
– Да побаливает немного. Радикулит или как там его...
– К врачу не обращались?
– Что к ним обращаться? В руках скальпель, на языке латынь.
– Да-да-да, я тоже не обращаюсь. Я «от спины» ложусь на стол и задираю ноги. Боль сама сползает. Кстати, где вы пропадали столько времени?
– Пропадал я весьма некстати, Анна Семеновна.
– Зовите меня Анна! При чем тут Семеновна? Если уж на то пошло, мой отец вообще был Зигфрид. А может, и Никифор. Да и вообще, когда вы обращаетесь ко мне, при чем тут мой отец? Я вас тоже буду звать Федором.
– Можно и Фрэнком, -
– Пропадал я потому, что жена моя, царствие ей небесное, преставилась этой зимой. Через три месяца после того, как погибли наш сын со снохой. Весь год прошел «некстати».
– О, простите меня, кэп, - только и смогла вымолвить Анна Семеновна.
Помолчав, она долго разглядывала пространство, что было в коридоре выше головы, вздохнула:
– У моих знакомых, профессора Сазонтьева, вот так и так идут замечательные антресоли...
– Чем же они замечательны?
– поинтересовался Дрейк.
– Инкрустацией?
– На них покоится хлам династии Сазонтьевых за много-много лет.
– Зачем хранить хлам?
– Как же, архив, фотографии, те же обои...
– Анна Семеновна смолкла.
– И что?
– не выдержал паузы капитан.
– Я вот подумала: а не заказать ли и мне такие же?
– Вам? Зачем? У вас и так прекрасно все хранится, - Дрейк обвел взглядом комнату.
– Все под рукой. А на антресоли лезть надо. Убьетесь еще.
– Хочется, - призналась Анна Семеновна, - давно хочется. Мечта детства. Для полного счастья всегда не хватает капельки.
– Хорошо. Нужны три доски и уголок. Еще дрель, ножовка, молоток, отвертка - нарисую, как в сказке. Гвозди да шурупы. Можно фанеру, если желаете с дверкой.
– Кэп, я ваша невольница! Делайте со мной, что хотите!
– Ну зачем же?
– ухмыльнулся Дрейк.
– Свобода - главное завоевание женщин в нашей стране.
– Увы, - вынуждена была согласиться Анна Семеновна, - и единственное.
Они еще много говорили о здоровье, семье, молодости, словом о том, чего больше не было, и оттого обоим было немного грустно, но и хорошо. Они будто в четыре руки ткали одно полотно под названием «Вечер».
– Ну мне пора, - Дрейк посмотрел на часы.
– Я вас провожу, мне надо купить папирос.
– Возьмите мои.
– Благодарю. Я хочу проводить вас, Федор. Какое небо сегодня!
– Выше семи небес счастья.
Глава 34
На острове Валькирий
Потом лето ушло, а вместе с ним пропала куда-то и Анна Семеновна. Будто эмигрировала в Новую Каледонию. Как потом выяснилось, Анна Семеновна, разочаровавшись в издании литературно-публицистического журнала, ушла в полугодовой «творческий» отпуск. Натащила из институтской библиотеки гору книг и журналов, закупила сахар, соль, рыбные консервы, лук, томатную пасту, картошку, макароны, и три месяца, не выходя из дома, по восемнадцать часов в сутки писала книгу о влиянии студенческого театра на уровень высшей нервной деятельности студентов и профессорско-преподавательского состава, а также высшего образования в целом. «В последнее время я крепко подружилась с вечерним светом, - говорила она по телефону.
– В Японии это означает, корпеть допоздна». Ею были привлечены новейшие данные педагогики, психологии, медицины, множества социологических опросов, а также криминалистики и театрального искусства. Монография, по ее оценкам, «тянула» на шестьдесят печатных листов. Бумагой был завален весь угол комнаты, которую до двенадцати часов ночи она называла «кабинетом», а после двенадцати - «будуаром». А в целом, следуя японской традиции, помещение называлось «Ветка сакуры», что и подтверждала веточка облепихи в бутылке из-под кефира.
– Надо гнать из себя лень, решительно гнать!
– убеждала Анна Семеновна перед сном собственное отражение в зеркале. Потом раскланивалась перед будуарным кабинетом: -
Когда Дрейк в ноябре столкнулся с нею возле ЦУМа, он даже вздрогнул - так решительно она бросилась посреди улицы ему на шею.
– Это вы, кэп!
– воскликнула она.
– Это я, мадам, - сознался Дрейк.
– Нет, это вы?
– не верила Анна Семеновна своим глазам.
– Где вы столько пропадали?
Граждане обтекали их стороной, бросая косые взгляды. Уж очень непривычно и неприлично для пожилых солидных людей стоять посреди улицы на оживленном месте и орать, что ни попадя!
Удивительно, почему я начинаю нести всякую чушь, подумал Дрейк. Она, ладно, ей, как женщине, не внове, но я-то, чего я так завожусь? Но, вспомнив своих знакомых, он пришел к выводу, что все они рядом с любой женщиной из нормального человека превращаются в заводную игрушку.
– Что же вы теперь, вдвоем с Машей?
– неожиданно другим тоном и даже голосом спросила Анна Семеновна.
Дрейк с удивлением посмотрел на нее.
– Вдвоем, Анна Семеновна.
– Мы же договаривались: Анна.
– Вдвоем, Анна.
– А пригласите, Федор, меня к себе. Я вас не оторву от дел?
– Да какие у меня дела?
– вырвалось у Дрейка.
– Разве в женских силах оторвать мужика от дел?
– Браво, Федор!
– восхитилась Анна.
– Маша будет очень рада. Пойдемте. Возьму только водку и торт.
– Можно, торт куплю я?
Маша встретила гостью восторженно. Она помнила жуткий тарарам, когда к бабе Лиде в гости пришли баба Катя и баба Аня, а с ними еще четверо студентов. Студенты с воплями так брякались на пол, что прибежал перепуганный дед Рыбкин, а баба Аня орала в это время: «Повторить! Вашу мать! Убедительней!» Тогда ей было не до сна, она сидела у деда на коленях и слышала его шепот: «Вот, посмотри, Машенька, три бабушки, три бабы, троебабство какое-то!» «Деда, - спросила она тогда.
– А что такое троебабство? Это три бабы?» «Это царство такое, Маша», - сказала баба Аня и расхохоталась.
– Показать рисунки?
– сразу же спросила девочка.
– Покажи. Это тебе подарок. Торт и вот, лимонад. Нас угостишь? Обожаю сладкое!
– Я тоже обожаю, баба Аня.
– Ты помнишь, как меня зовут? Умница, - у Анны Семеновны на глаза навернулись слезы.
– Что-то жалко мне стало, Федор, вас. Простите. Давайте выпьем. Ой, какие рисунки! Нет, я вполне серьезно. Да ты художница, Маша! Ты продолжаешь рисовать корабли?
– Да, вот это «Золотая Лань» в проливе Магеллана, а вот это «Бонавентура».
– Как, как? Вентура? Актер есть такой, Лино Вентура. Копия - твой дедушка!
– Да, «Бонавентура». На нем дедушка работал генерал-адмиралом.
– До того, как стал капитаном теплохода «Клара Цеткин»?
– Да, зря только с «Клары Цеткин» сняли пушки и паруса.
– Это тебе дедушка рассказал?
– Да, он мне столько всего рассказал о кораблях, что я тоже решила стать адмиралом.
– Станешь, - сказала баба Аня.
– Главное, хотеть. Кто хочет, тот и может. Знаешь что? Я решила организовать в институте, где я работаю адмиралом, выставку детского рисунка. И начнем с твоих, а? Ты как, не против? Дашь мне на время рисунки?
– Дам. У меня их пятьдесят четыре.
– Все пятьдесят четыре давай!
Баба Аня до того заболталась с Федором и Машей, что спохватилась только за полночь.
– Ой, Машенька, что же это я, дура старая? Тебе спать давно пора! Да и вам, Федор, с утра на работу; это у меня вечер длится всю ночь, а утро начинается в полдень. Простите, ради бога!
– Да что вы, что вы! Оставайтесь у нас. У Маши есть место.
– Оставайтесь, баба Аня! Я вам еще что расскажу!
– и она прошептала на ухо Анне Семеновне: - Но это страшный секрет!