Солнце слепых
Шрифт:
Попировав две-три недели, женщины в один из понедельников резко бросались на диету, а после праздников и вовсе на голодание. Странно, но они видели в диетах и голодании какой-то прок. К концу рабочей недели женщины худели, становились раздражительными, колкими и смотрели на пьющих чай мужчин, как на интервентов. Едва дождавшись конца рабочего дня, они спешили в кулинарию. Выходные разговлялись, и с понедельника вновь ударялись в «язычество». Разумеется, талии только росли, и это сильно расстраивало дам, так как снижало, по их мнению, общую телесную привлекательность. Женщины вообще глубоко заблуждаются, полагая, что, худея или надевая бусы, они повышает свою привлекательность. Большинство мужчин
Анна Семеновна, хотя и не была склонна к полноте, как всякая женщина, была нацелена на похудение. О своих истинных размерах (из-за малой заинтересованности в последние пять лет) она скорее догадывалась, чем знала. Разумеется, она знала, что обувь ей подходит тридцать седьмого, а импортная тридцать восьмого размера, и одежда сорок шестого, а зимняя сорок восьмого, но, сколько это будет в сантиметрах, она никогда не задумывалась. «Сколько будет - все мое», - заявляла она.
Как-то секретарша Ларочка принесла на кафедру статью из рижского журнала о «золотых» женских пропорциях. У коллег на сей счет были и свои соображения, адекватные собственным пропорциям. Все навскидку стали оглядывать и определять размер друг друга. Анне Семеновне в тот день было некогда заниматься этой белибердой, но в памяти осело.
Дома после вечернего чая она вдруг вспомнила о «примерке», нашла вытертый временем матерчатый полутораметровый «сантиметр» и тщетно пыталась поймать им свои основные размеры. Размеры не прочитывались даже сквозь очки. Цифры на «сантиметре» выцвели еще до войны, но от них хоть остались пятна, а черточек, похоже, не было и до революции. Свои дни «сантиметр» окончил в помойном ведре, а Анне Семеновне приснилась «Карнавальная ночь» и будто она Людмила Гурченко.
Утром Анна Семеновна купила в универмаге трехметровый «сантиметр» с большими жирными черточками и цифрами. Придя домой, она тут же обмерила себя и все размеры записала на листочек. Чего там девки мололи: 90-60-90? Раблезианки! Вечно напутают все! Когда на следующий день она показала листочек коллегам, никто не поверил. Даже мужчины. Женщины же вообще мотали головой.
– Не может этого быть! Это же лилипут какой-то!
– Как не может?! Какой лилипут? Я лилипут?
– восклицала Анна Семеновна.
– Вот, пожалуйста, тридцать сантиметров!
– Не может этого быть! Не может талия равняться тридцати сантиметрам! У Гурченко в «Карнавальной ночи» больше!
Вот он, сон в руку!
– Тридцать шесть сантиметров!
– заверила доцент Колобродова, первая завистница неувядаемой красоты и женственности Анны Семеновны.
Коллеги с недоверием посмотрели на Колобродову и пальцами пробежались вокруг своих талий.
– Не знаю, как у Гурченко, а у меня вот, смотрите, - Анна Семеновна, втянув живот, измерила себе талию.
– Пожалуйста! Тридцать сантиметров, даже чуточку меньше. А грудь вот, - Анна Семеновна распрямила спину, - тридцать пять с половиной.
– Это что же у вас за сантиметры такие, Анна Семеновна?
– не унималась Колобродова.
– Самые обычные сантиметры, Ксения Львовна, вот они арабские циферки, пожалуйста, - Анна Семеновна еще раз наложила на талию «сантиметр».
– Арабские-то они арабские, да какие-то чересчур широкие! У арабов потоньше будут.
Анна Семеновна окинула Колобродову торжествующим взглядом.
– На моей талии самые обычные цифры кажутся широкими!
– Это не сантиметры!
– не унималась Ксения Львовна.
– Сантиметры вот они, с другой стороны. А это что-то другое, шире в три раза.
– У вас, Ксения Львовна, наверное, не объем груди, а охват.
– И протяженностью в два лье на ней жемчужное колье, - задумчиво произнес ассистент Гремин.
Коллеги заинтересовались.
– Да
это же дюймы, - сообразил знаток Шерстнев.– Помните фильм «Последний дюйм»? Один дюйм где-то два с половиной сантиметра.
– Два пятьдесят четыре, - подправил Гремин.
– Да, одна двенадцатая фута, - уточнил Шерстнев.
– Или одна восемьдесят четвертая сажени, - поставил в споре точку Гремин.
Анна Семеновна с досадой махнула на математиков рукой - жужжат тут, понимаешь!
– Какой там самый «золотой» размер?
– спросила она у Ларочки.
– Ваш, - ответила умненькая секретарша.
Анну Семеновну многие стали звать после этого «Дюймовочкой», а в институтской многотиражке шутник Колосов написал: «Дамы! Измеряя себя в дюймах, вы можете существенно сэкономить на одежде». В холле на доске объявлений появилась записочка: «Желающие похудеть, могут приобрести в ректорате дюймометр».
Глава 33
Подвиги шкафоборца
Анна Семеновна по блату купила стенку местной мебельной фабрики и решила собирать ее сама. С мужиков проку, как с козла молока. А пои да корми каждого, как быка, да непременно мясом. Сама справлюсь, а что, тридцать лет назад сама поменяла шурупы в дверцах шкафа?
– поменяла; последние пять лет сколачивала стулья и шкафы гвоздями?
– сколачивала. И ничего, до сих пор держатся.
Она разложила на полу чертежи и два часа изучала конструкцию стенки, пока не убедилась, что ничего не может понять в ней. Эти конструкторы или разгильдяи, или бестолочи. Кругом одни двоечники, господи, страна двоечников! Все можно было сделать куда проще и доступнее. Спрашивается, зачем было огород городить, где надо просто закрывать дверку? То-то Свиридов, инженер авиаполка, негодовал на конструкторов КБ, занимающихся разработкой вертолетов.
– Голым еще можно залезть в хвост, он узкий, а зимой?! Как в шубе проверить фильтры или троса?!
– восклицал Свиридов.
– А контрить?
Анна Семеновна стала слово «контрить» употреблять в смысле «выступать против».
Сборка стенки оказалась сложнее регламента вертолета. Конструкция ладно, черт с ней, но шкафы-то надо собрать! Несмотря на все усилия Анны Семеновны, шкафы не собирались, либо собирались в совершенно немыслимые, несуразные ящики. Вот уж точно контры! Собрав один такой, Анна Семеновна решила, что конструкторы, вероятно, и задумывали такой шкаф. Однако на чертеже ничего подобного не было. Тогда Анна Семеновна вспомнила о Дрейке (собственно, она и не забывала о нем). «Если что, дайте мне телеграмму «СОС», - сказал он ей однажды на прощание.
– СОС!
– воскликнула Анна Семеновна по телефону.
– Срочно нужна помощь! ЭС-ЭН-ПЭ!
Дрейк не стал спрашивать, что случилось, и вскоре был у нее.
Анна Семеновна открыла дверь и тут же сделала вводную:
– Купила стенку, не могу собрать по чертежам!
– Посмотрим-посмотрим, - сказал Дрейк.
– О, у вас тут красный фонарь!
– Красный фонарь не обязательно означает публичный дом, кэп. В Японии, например, он указывал место трамвайной остановки. Прошу в мой кабинет.
– Что ж, зайдем в трамвай, раз указывает, - Дрейк прошел в кабинет.
Пораженный, он пару минут взирал на чудо сборки. Потом сказал:
– Вы вот это собрали из трех разных шкафов.
Он взглянул на разостланные чертежи, прижатые по углам флаконами из-под духов, и, указывая на пузырьки, спросил:
– Ничего, если я эти французские духи уберу?
– Да ради бога! Это не французские. Я французские терпеть не могу! Они напрочь забивают аромат женского тела. Куда лучше «Кармен» с цветком в башке, - Анна Семеновна изобразила кровожадную Кармен, - или «Огни Москвы» в синем флаконе! Вон «Кармен» и «Огни Москвы», а вон то «Серебристый ландыш».