Солнечное затмение

– - Или еще хуже: в огромной заднице!
– - Джон широко отворил рот и смачно зевнул.
– - А чего из этого делать проблему? Соорудим плот да переплывем на тот берег... Только есть ли в этом смысл?

Небо сегодня выглядело особенно чистым. Слово "сегодня" не очень-то клеилось к данной ситуации, его употребляли просто по инерции. Вайклер, ложась спать, постоянно говорил: "завтра утром займусь тем-то или тем-то". Джон обычно злился: "ты хоть помнишь, как утро выглядит, и что это вообще такое?". Антонов отшучивался: "а я зато ночь помню как выглядит!". Так вот, о небе...

Оно очень редко бывало таким звездным. От обилия крохотных огоньков с непривычки рябило в глазах. Они походили на россыпь белых веснушек, создающих контраст черноте мироздания. Лики знакомых созвездий, словно лики близких родственников, привносили в душу тихую радость. Бледный рукав млечного пути походил на шлейф свадебного платья. Он словно был сорван с невесты, небрежно растрепан ветром, потом затвердел от холода и застыл между звезд. Сами же звезды постоянно мерцали, будто отвоевывали у всевластной тьмы право на собственное существование.

– - Да Земля же это! Земля!
– - Александр простер руку к небу и даже рассмеялся столь очевидному открытию.
– - Какие тут могут быть сомнения? Может... допустим, по какой-то причине она перестала вращаться, и мы постоянно находимся на ее темной стороне. Почему нет? В конце концов, должно же быть научное объяснение этому... бреду! Должно или нет?
– - он вдруг схватил Вайклера за грудки и стал шутя трясти, мол: "сознавайся, гад, должно или нет?".

– - Должно! Должно! Только отвали от меня.
– - Вайклер небрежно отбросил его руки.
– - Легче нам от этого станет?

Обилие звезд привело души в немой восторг. Этой красоты они не видели с самой Фрионии. Поэтому, задрав головы, глядели в эмпирей вселенского бытия. И не могли наглядеться. Так как знали, что скоро все исчезнет. Небо опять заволокут невидимые тучи, оставив для ностальгического воспоминания три или четыре звездочки, будто три или четыре прощальные слезинки.

– - Э-эх!
– - Джон махнул рукой.
– - Не видать нам больше белого света как женских половых органов. Сдохнем мы все на этой поляне. Вспомните потом мои слова.

Антонов поклялся:

– - Когда сдохнем, обязательно вспомним.

Настроение у бывшего экипажа "Безумца" было в некотором смысле зеркалом небес. Чаще всего среди них царило угнетение, апатия, русская хандра и американский сплин. Изредка случались проблески надежды уж если не на что-то лучшее, то хотя бы на какие-то перемены. Однообразие и вечная тьма давили на психику как на больной нерв. Если космоплаватели и испытывали иногда некое подобие радости, то все эти торжественные моменты несложно пересчитать по пальцам. А чему тут вообще можно радоваться, никто толком объяснить не мог. Бывало, радость обманчиво воспринималась как простое отсутствие печали. Обесцененное чувство душевного благоденствия.

– - Ставлю на кон свою последнюю сигарету, что нас всех здесь ждет медленное помешательство!
– - заявил Джон.
– - И когда это случиться, я ее с удовольствием выкурю.

– - А я ставлю свой член против твоей сигареты, что мне лично помешательство не грозит, -- парировал Антонов.
– - Даже в том случае, если всю оставшуюся жизнь суждено провести в этих потемках.

– - Заядлый оптимист?

– - Я бы сказал: неисправимый.

Плетение каната продолжалось. Причем, этой работой добросовестно занимались все трое. Антонов -- как автор идеи. Вайклер, как человек, поверивший в идею. А разочарованный во всем Джон, просто за компанию. Каждый из них по очереди уходил в Зону небытия, где, используя лишь ловкость рук и никакого мошенничества, сплетал между собой прочные лианы. Голос реки уже отчетливо звенел в ушах. Но был пронизан трауром. Не веселил ни всплеск незримых волн, ни грохот сокрытых тьмой перекатов. Так сильно шуметь могут только горные речки. И они, как правило, нешироки. Джону повезло. Его нога первая нащупала воду. Он привязал еще пару лиан, шлепнул концом веревки по поверхности воды, услышал слабый всплеск и задал себе очевидный вопрос: "ну, и куда теперь?". Монотонный шум в ушах вряд ли являлся подсказкой ответа. И гул внутри черепа, симулятор мыслительного процесса, был столь же неразборчив. Джон, наверное, минут двадцать пристально вглядывался в равнодушную толщу тьмы, надеясь заметить в ней мифический огонек цивилизации. Если бы и не цивилизации -- чего угодно. Но все бестолку. Он нашарил в кармане зажигалку, щелкнул ей, и секунд пять позволил себе полюбоваться, как розовый язычок пламени сжимается от испуга перед вездесущим мраком. Увидел часть собственной руки и почерневшие от работы пальцы.

Вот и вся цивилизация.

Когда все трое собрались возле своего костра для обсуждения дальнейших действий, Вайклер выдвинул довольно смелую идею.

– - Так! Во-первых, не раскисать! Река -- это все же не океан. Нам следует помнить, что мы вообще чудом остались живы. Первое, что я предлагаю: это смириться и воспринимать жизнь в том уродстве, в котором она пред нами явилась. А во-вторых...

– - Тише!
– - Антонов вскинул одну руку вверх и даже немного привстал. Его заостренный взгляд воткнулся куда-то вдаль.

– - Во-вторых...

– - Да тише ты! Там звук... похожий на рев крупного животного...

Все мигом заткнулись и принялись оглядываться. Но кроме треска умирающих поленьев и легкого ветерка природа не дарила никаких иных звуков. Стойко молчали минуты полторы. Потом Джон произнес:

– - Ты нас так больше не пугай. А то и в самом деле испугаться можно.

Вайклер махнул рукой и продолжал:

– - В общем, я предлагаю исследовать берег той реки. Для этого необходимо разжечь на противоположном конце каната костер. И прогуляться по берегу. В ту и в другую сторону.

– - Дельная мысль, -- охотно согласился Антонов.
– - Между прочим, именно это мне уже несколько раз самому приходило в голову.

После непродолжительных обсуждений решили сделать так: Вайклер остается на поляне следить за костром. Джон и Александр приимут на себя этот подвиг. Вышли они, правда, несколько неудачно. С неба заморосил мелкий дождь, канат стал скользким, одежда начала промокать.

– - Послушай, Алекс, лучше вернуться. Костер не сможем развести, да и замерзнем как черти.
– - Джон сказал это, когда половина пути была уже пройдена.

Антонов долго раздумывал над ответом. Рядом лишь слышалось его частое сопение.

– - Ты ведь у нас считаешься капитаном. Как скажешь, так и будет.

Джон сильно сжал канат вспотевшими ладонями. От этой всепоглощающей тьмы кружилась голова, пьянел рассудок и чувство реальности происходящего окончательно вылетало из-под ног.

– - Слушай, Алекс, ты вообще где? Далеко или близко от меня?

– - Судя по голосу, шагов десять. Так что, идем дальше или возвращаемся?

У Джона в душу пришел порыв какого-то сладкого безумия, и ему вдруг стало все по фигу. Все, творящееся внутри и снаружи его телесной оболочки. Он громогласно заявил:

– - Какая, к чертям, разница: вперед двигаться или назад? Уж решили идти, так идем!

И правильно. Минут через пять дождь закончился, а еще через двадцать милосердное небо подарило путникам несколько звездочек. Словно несколько крохотных отдушин в черном потолке огромной тюремной камеры. Стало даже легче дышать. И уже очень скоро послышался знакомый шум водяных перекатов.