Солнечный удар

Длинноногая блондинка, возвышаясь над толпой, словно учительница над первоклашками, пытала в дальнем углу фойе своего крутолобого приятеля.

– Вовик, а ты раньше тоже террористом был?

– Ты че метешь, дура?!
– цыкнул бык, озираясь по сторонам.
– Рэкетиром, а это совсем другая статья.

– По мне, так все едино, - махнула пальчиками манерная девушка.
– Не могли получше название для концерта придумать? Мы, наверное, отдыхать собираемся, а не уголовный кодекс изучать.

В артистических кругах витали похожие настроения. 'Чес', 'бабло', 'капуста' - в этом смысл жизни, красивой, заметьте, жизни. Остальное - шелуха.

– Ладно, вас, патриотов, сюда нагнали, - жаловался за кулисами один известный певец другому.
– А нас-то, жаворонков, зачем? Моя публика хочет радоваться, а не слезы лить, ей про любовь, про красивую жизнь подавай, не желает она ни о каком терроре слышать.

– Не все люди - желудки, - возразил коллега.
– Я лично обеими руками поддерживаю эту акцию.

– Ты оглянись вокруг. Мы вдвоем в курилке. Перед кем понты рисуешь?

– И то, - согласился патриот.
– Чего я тебе, жаворонку, о наших, вороньих, делах каркаю.

– Ой, посмотрите, обиделся. Как будто я неправду говорю.

– В том-то и дело, что правду. Пошли скорее уже концерт начинается.

Людское море, затопившее фойе, весело плескалось, искристо пенилось, шумно бурлило горячими течениями. Первое, особо нетерпеливое, впадало в туалет, второе, чуть менее быстрое, - в буфет. Было хорошо заметно, что эти, казалось бы, разножанровые места, по сути, являются сообщающимися сосудами. Потому как тот, кто выплывал из туалета, немедленно перетекал к буфету, и после небольшой паузы, наоборот. Складывалось ощущение, что люди готовились к выходу в свет загодя: как минимум, неделю ограничивая себя в питании и пару дней не посещая отхожих мест. Этот круговорот мог бы продолжаться до бесконечности, но устроители решили: 'хватит' и открыли центральные шлюзы.

Народ, не успев доесть, допить и застегнуть на все пуговки ширинки, стремительно хлынул в зрительный зал. Пол задрожал, как при землетрясении, сиденья плаксиво заскрипели, у артистов в гримерках зазвенели ложечки в стаканах.

– Кока, где наши места?
– ткнула впереди плывущую спину чопорная дама, поправляя съехавший на нос парик.

– Какой я те Кока, дура!
– обернулся Крутолобый.
– Ой, извините, я думал, это моя штакетина рамцы попутала.

– Я тоже ошиблась, - поддернула женщина сползший на живот бюстгальтер.
– Кока, ты где?..

Рэкетиру в этом смысле повезло больше. Его спутница белым знаменем реяла над толпой и была видна отовсюду.

– Валек!
– крикнул он, взмахнув волосатой рукой.

– А?!
– откликнулось сразу несколько человек, но только не блондинка.

– Валенок!
– повторил он громче.

На этот раз встрепенулись двое: его тугоухая подружка и какой-то подслеповатый старичок.

– Иди сюда, вот наши места.

Дед пополз, а девушка нет - стояла, как на якоре.

Не успела чопорная дама, заняв свое кресло, раскрыть рот, чтоб высказать претензии мужу (четвертый ряд - это ж почти заполярье), как рядом появился смуглолицый мужчина с полиэтиленовым пакетом в руках.

– Извините, вы бы не согласились поменяться с нами билетами?

– Какой ряд?
– настороженно спросила женщина.

– Третий. Мы здесь с друзьями, - кивнул он на коренастого приятеля, - поэтому хотели бы, чтоб вместе...

– Кока, за мной, - подскочила дама, не дослушав объяснений.

– Конечно, надо помочь людям. Третий ряд - это ж не четвертый.

– Спасибо, - поблагодарили ее мужчины.

Крутолобый рэкетир, наконец, вызволив 'знамя' из толпы, водрузил его на законное место. Как только девушка опустилась в кресло, у сидевших за ее спиной зрителей, соответственно в четвертом и пятом рядах, испортилось настроение - программу придется смотреть с помехами. Смуглолицый и крепыш, недовольно вздохнув, обменялись друг с другом местами.

– Ой, Вовик, у меня под попкой какая-то шишечка торчит, - пожаловалась блондинка.

– Геморрой, - успокоил ее приятель.

– Я сказала 'под', а не 'в'. На сиденье что-то выпирает.

– Возбудилось, - гоготнул крутолобый.

– Давай махнемся, тебе все равно, ты жирный.

– Как ты меня достала, - пробурчал бык, выбираясь из кресла.

Смуглолицый и крепыш вновь разменялись местами.

Свет в зале погас, занавес открылся, на экране замелькали кадры трагических событий: взорванные дома, испуганные заложники, переполненные ранеными больницы.

Зрители отнеслись к этому по-разному: одни с подобающей серьезностью, другие с совершеннейшим безразличием, третьи - с явным раздражением.

– Слушай, ну зачем нам такие вещи показывают?!
– возмущенно зашептала чопорная дама на ухо своему спутнику.
– Своих проблем у нас мало?

Мужчина со вздохом развел руками...

– Вовик, ну когда там концерт начнется?
– рассматривая в темноте свои, расписанные под хохлому, ногти заерзала в кресле блондинка.
– Сколько можно эти ужастики смотреть. Кстати, на этом сиденье тоже какие-то бугорки, мне опять неудобно.

– Терпи.

Ждать пришлось недолго. Официальная часть закончилась ровно через 10 минут. Ведущий, выразив соболезнования жертвам террора, перешел к объявлению концертных номеров. На сцене заиграла ритмичная музыка, запрыгали в языческих оргиях начинающие исполнители. Через какое-то время к ним на помощь стали подтягиваться более именитые артисты, а последних, в свою очередь, готовились сменить звезды первой величины.

Полынцев сидел за декорацией разрушенного дома в глубине сцены и, сквозь щель в 'руинах', пристально всматривался в зрительный зал. Место за местом, лицо за лицом, ряд за рядом. И еще раз в обратном направлении. Жаль, бинокля не было. Спецэффекты, прожектора и, что уж греха таить, сами артисты, особенно подтанцовка, превращали нехитрую задачу в тяжкий труд.

– Громозека, ответь Циклопу, - крикнул он сквозь музыкальный шум в рацию.

– Просто Гром, - поправил его Погремушкин.
– Слушаю тебя.

– Где обещанное? У меня после третьего ряда лица размываются.

– Уже несу. А ты там поменьше девкам под юбки заглядывай, это ослабляет зрение.

Не далек был от истины коллега. Кто б мог подумать, что смотреть на поклоны артисток сзади, куда интересней, чем спереди. Если б зрители (мужчины, разумеется) знали, какого зрелища их лишают...

– Ага, - вынырнул из-за декораций Погремушкин.
– Где ж тут бандитов увидишь, когда такие задницы перед глазами мелькают.

– Слюнявчик надень, - серьезно ответил Андрей, впрочем, не отрываясь от созерцания поклонной композиции