Солнечный змей

– Тебе виднее, Нецис, – пожал плечами Речник. – Если нужна моя помощь, говори, – я в алхимии и целительстве не силён.

– Помощь нужна, вот только… илкор ан Сарк… нужна помощь алхимика, – нахмурился маг. – А таковых здесь нет. Я весь Мвиалтиш обошёл – кроме горстки реагентов, не нашёл ничего и никого. Посмотрим, как подействует моё самодельное зелье… но лучше бы его готовил настоящий алхимик.

– Тут уже ничего не сделаешь, Нецис, – невесело усмехнулся Фрисс. – Ты – сильнейший алхимик в Мвиалтише… и не только в Мвиалтише. Нам с Алсагом повезло, что ты здесь. Но вот Квэнгины…

Он поморщился.

– Крысы правы – таких свирепых тварей я давно не видел. Если бы я знал, что Инмес может стать таким, ни за что не оставил бы его в своей пещере. Алсаг-то не заразился от них? Он же укусил одного, наглотался крови…

– Заранее не скажешь, Фрисс, – вздохнул Некромант. – Хока – болезнь коварная… Попроси богиню о защите – эта хворь по её части. Две недели, илкор ан Ургул… Две недели. Где же взять-то их, когти Каимы?!

Стены хижины были плотно сплетены, обшиты снаружи листьями Арлакса, – ни один луч не просачивался в закуток, где рядом с Алсагом растянулся на полу Фриссгейн. Низенькое плетёное ложе над полом едва приподнималось, под тяжестью Речника прогнулось до каменного основания, – Фрисс подумал сквозь дрёму, что делали его для легковесных крыс, а не для нормальных людей. Снизу тянуло земляной прохладой, подземными ручьями, пробирающимися к реке, и прелой листвой. Алсаг спал спокойно – Фрисс проснулся разок, чтобы долить воды в миску у его морды, посмотрел, как кот во сне шевелит ушами, и снова закрыл глаза. Дозиметр, ещё с вечера извлечённый из сумки, лежал под его ладонью. Экран был тёмен, и стрелка-указатель задумчиво покачивалась, выбирая между множеством источников слабого излучения – такого слабого, что и измерять его не стоило.

«Путные маги умеют проходить сквозь сны,» – с досадой вздохнул Речник, переворачиваясь с боку на бок и прижимая дозиметр к груди. «А мне и не заснуть толком. Что же там со станцией, интересно… почему Гедимин больше не приходит в сны? Может, приходить уже некому?»

…Он закашлялся от запаха жжёного фрила и окалины – и почувствовал на губах привкус крови. Вокруг громоздились обломки стен и перекрытий, развороченных сильнейшим взрывом, с неба падал пепел, осколки тёмно-синего стекла под ногами шипели, распространяя жар и резкий тревожащий запах, и земля под ними клокотала, вскипая, и пускала пузыри. Свист, треск и шипение слышались с разных сторон, над развалинами поднимались к небу столбы чёрного дыма. Речник помотал головой, бросил взгляд на свои руки – серо-зелёный скирлин покрывал их, подобие лёгкого сарматского скафандра со странными застёжками и заклёпками. Фрисс провёл ладонью по лицу, неосторожным движением сдёрнул маску и вдохнул пыльный дымный воздух полной грудью. Привкус крови и металла был на языке, и всё вокруг пахло гарью и чем-то ещё – неживым, но пугающим. Рука нащупала что-то холодное и громоздкое у пояса, Речник покосился на бластер – куда, интересно, делись мечи?! – и убрал руку подальше от опасной штуковины.

Земля мягко дрогнула, от гула заложило уши, ещё порция раскалённых осколков, плавящихся на лету, просвистела мимо Речника. Он прижался к устоявшей стене, высматривая безопасный путь, потом рискнул подтянуться на ней и посмотреть по сторонам.

– Бездна!

Это место он видел много раз – и наяву, и в тревожных видениях, и каждый раз оно было немного другим, но никогда не выглядело безопасным. Накренившиеся высоченные башни – в каждой могли бы поселиться жители любого из городов, и там не стало бы тесно – ещё возвышались над бесформенными грудами обломков, но сквозь дождь из пепла их трудно было разглядеть. На другой стороне тянулись к небу, раскинув пылающие «ветви», мачты-передатчики сарматской станции, и огромные тёмно-синие купола под ними просели и потрескались. Из трещин валил дым, и сочилось едва заметное белесое свечение. Фрисс зажмурился и сполз обратно за стену – глаза мигом заслезились.

«Станция… Взрыв… Прокляни меня Река!» – Речник, забыв обо всём, вылетел из-за стены на площадку, засыпанную обломками рилкара, и замер – где-то совсем рядом раздался негромкий скрежет, а за ним – знакомые голоса.

– Не поддаётся, – с досадой сказал сармат, и под его ногами захрустели осколки. – Застряло между рёбер – намертво. Прости, командир.

– Опять? – тяжело вздохнул второй. – Какие однообразные у него фантазии… Ничего, Кейденс. Пусть торчит.

«Гедимин?! Живой?!» – Речник тихо засмеялся, но тут же одёрнул себя и прислушался. В лабиринте перекошенных стен голоса дробились и перекатывались от обломка к обломку. Кажется, сарматы разговаривали вон за теми развалинами…

– Придётся досматривать эту галлюцинацию. По третьему разу, – снова вздохнул Гедимин. – Кейденс, ты тут с какой легендой?

– А-а, – что-то легко шлёпнуло по стене. – Судя по ощущениям, умираю от ожогов и лучевой болезни. Секунду…

Послышались тяжёлые шаги, что-то забулькало и захрипело.

– Э-эх, – сочувственно вздохнул Гедимин. – Знаю я эти ощущения. Садись, ни к чему стоять столбом.

Снова захрустели обломки.

– Ещё и скафандр приплавился к телу, – с досадой вздохнул Кейденс. – Дрянная легенда. Мне осталось ещё пол-Акена – или три четверти, если не повезёт.

– Значит, ты проснёшься первым, – отозвался Древний Сармат. – Сделай одолжение, разбуди меня. Я под куполом третьего блока, сразу у санпропускника.

Земля тяжело содрогнулась – раз, другой – раскалённый вихрь пролетел над головой Речника, дождь пепла стал гуще. Фрисс поднял взгляд и увидел над руинами высокий дымовой столб, расходящийся в вышине клубящимся облаком. Обломок, увлечённый вихрем, ударился в стену и пробил её насквозь, но Речник не чувствовал ветра и почти не чувствовал жара – только видел капли, выступившие на рилкаровых плитах.

– Что там показывают? – зашевелился Кейденс.

– Как обычно – взрыв безоболочников, – в голосе Древнего чувствовались усталость и досада. – И снова неправильно. Хочешь взглянуть на грибок?

– Опять грибок? – вздохнул Кейденс. – Хоть бы не повторялся… Гедимин, тебя хоть немного обожгло?

– Да как же, – сердито буркнул Древний. – Ничего не чувствую. Мне тут ещё висеть и висеть. Придётся досматривать до конца. Так… Знорки с дубьём, разбитый щит управления, взрывы разнообразные, разлёт стержней и колец… Ничего не пропустил?

– Не хватает только Фриссгейна с бластером, – невесело хмыкнул младший сармат. – Первые два раза он был.

– Кейденс, спал бы ты в шлеме! – тяжело вздохнул Гедимин. – Была охота смотреть всякий бред…

Речник протиснулся между покосившимися плитами и вылез в широкий коридор. Рыжие линии и завитки ещё виднелись на тёмно-синей стене, хоть и пошли пузырями, а частично стекли на пол. Сидящий на полу сармат в синем скафандре, клочками прикипевшем к телу, тяжело поднялся на ноги, опираясь на стену, и вывалился наружу, сгибаясь пополам.

– Вот и Фриссгейн, – бесстрастно заметил Гедимин, прижавшийся спиной к другой стене. Брони на нём не было – только тонкая чёрная плёнка скирлина, посечённая мелкими осколками. Древний стоял, сложив руки на груди, и спокойно рассматривал развалины – вторая стена не закрывала их от него, тем более не могла она спрятать высоченный дымовой столб, медленно тающий в белом небе.

– Гедимин! – выдохнул Речник и шагнул к Древнему. Он видел уже, почему сармат стоит неподвижно и не может отойти от стены. Из груди Гедимина, чуть ниже двух круглых шрамов под сердцем, торчал толстый металлический штырь. Крови на нём почти не было.

– Уран и торий, – буркнул сармат, прикрывая железку ладонью. – Фриссгейн, как ты сюда попал?

– Пришёл, – отмахнулся Речник, осторожно отодвигая ладонь Древнего и хватаясь за хвостовик штыря. – Потерпи, Гедимин, сейчас вытащу…

Железяка заскрежетала, но не поддалась и на волос. На губах сармата выступила чёрная пена, он сглотнул и смерил человека хмурым взглядом.

– Оставь, Фриссгейн. На две трети длины этот стержень в стене. Тебе не вытащить.

– Стержень?! – Речник охнул, отдёрнул руку и невольно попятился, едва не налетев на Кейденса. Оба сармата хмыкнули.