Соломка и Зверь

— Ты знаешь, кто именно?

— Да. Первый Альфаед Адамаст — нефтемагнат в пятом поколении. Сорок семь лет. Ризда Стапельсон — еврей, владелец концерна редких металлов, шестьдесят три года, бездетен. Король Тридана — страны, где всё имущество государственное, содержит гарем, точное число жен и детей не установлено. Основных игроков трое, есть ещё по мелочи, но их можно не учитывать. Так вот, собрались они как-то и решили, что для манипуляций с мировым господством им требуются наши технологии.

— Неужели правда? Звучит, как комикс про супергероев, — с недоумением сказал Тартуга.

— Можешь не сомневаться, они действительно существуют и действительно считают, что могут влиять на геополитическую обстановку в мире. И частично… да, могут. Они настроили против нас большую часть политической верхушки страны — ещё немного и нас объявят военной угрозой. Но хуже всего, что расчёт верный — с нашими-то закромами они смогут повелевать миром на самом деле.

— Предложения есть?

Гадук пожал плечами.

— Ликвидация.

— Да что ты опять, — Тартуга поморщился. — Хочешь уподобляться им, людям? Они всё равно рано или поздно помрут, и наши технологии не помогут. Зачем ускорять?

Тот сжал зубы так, что желваки загуляли.

— Нет, честно говоря, мараться неохота, — нехотя признался. — Да и уподобляться не хотелось бы.

— Они же, несмотря на зловещие планы, ничего нам не сделают, разве что нервы попортят. А нервы у нас крепкие, слава создателям.

— Да, шанс у них один — только если они начнут действовать изнутри.

— Ясно, — Тартуга вздохнул. — В общем, не отстанут, я так понимаю?

— Двое из троих уже были в космосе в туристическом полёте. Им больше некуда стремиться, кроме мирового господства. Они пресыщены.

— Понял, — кисло сказал Тартуга. — Ладно, тогда рассматривайте параллельную модель проживания, что поделать.

— Место?

— Да любое бери… Лучше пустое, но в подходящем климате. И не мелочись — подвинуться. Если настаивают, будет пользоваться силой. Может, иначе они просто не способны понять?

— Я понял.

— И как — согласен?

Гадук посмотрел куда-то в угол.

— Да. Идеальный выход.

— Ну да… жить как в аквариуме.

— Жить — не оглядываясь за спину и не ожидая каждую минуту удара исподтишка!

— Экий ты эмоциональный, — пожевал губами Тартуга.

Гадук снова стал невозмутимым, словно заслонку задвинул.

— Я понял, что делать.

И ушёл, чеканя шаг.

Глава 16

Как распорядиться собственной жизнью? Такой вопрос временами встает перед каждым, но далеко не каждому хватит духу понять, что именно ты, а не кто-то другой распоряжается твоим собственным будущим. Проще всего сваливать на посторонних или родных — тут не дали себя показать, туда не пустили, там не поддержали. Они виноваты, не я. Они всё испортили, не я!

Куда сложнее не закрывать глаз и чётко знать — моя дальнейшая жизнь пойдёт по тому пути, на который я сейчас сверну. За всё дальнейшее, за результаты, успехи и неудачи отвечаю я сам — и никто больше.

Даже учитывая прошлое Соломке не было ещё так сложно принимать решение. И вообще находиться в ожидании на таком зыбком перепутье. Да, было страшно, когда пришлось бежать после Освобождения от преследователей, желающих отомстить пусть не Соринову, так хотя бы его семье, и никого не волновало, виноват ты или нет — хватало принадлежности к общей с отцом фамилии. Да, было очень плохо, когда не стало мамы, но с этим ничего не поделаешь, нужно было только помнить её и ждать, пока станет чуть-чуть легче.

Но сейчас, когда тебе предложили совершенно определенный выбор — не просто намекают, что да как, а конкретно говорят — если тебе нужен этот мужчина, приходи и рискни сделать так, чтобы он тоже понял, что ты ему нужна, или забудь о нём до конца своих дней и надейся, что в дальнейшем встретишь хотя бы его жалкое подобие… Тут так просто не выберешь.

Соломка ломала себе голову и днём, работая, и ночью, просыпаясь в кровати и слушая окружающую тишину, и когда смазывала булки яичным белком, и когда мыла руки, и когда цепляла на вилку еду.

— Что ты словно во сне? — спрашивала Троя, а Соломка смотрела сквозь неё, как будто не слышала.

Она до последнего дня не знала, что сделает. Что выберет.

— Пожалуйста, помогите хоть кто-нибудь, — вслух попросила Соломка в четверг, когда ложилась спать. Пусть приснится хоть подобие вещего сна, которое поможет склонить чашу весов в какую-нибудь сторону, а то она уже готова взвыть от отчаяния. Нерешённая головоломка, необходимость выбора измучили тело так, как будто она каждый день вручную пахала поле. Измотали душу так, что все чувства притупились. Наверное, и выглядела она с каждым днём всё хуже… прямо как некоторые.

Не то чтобы Соломка надеялась, что ей действительно явиться кто-то из светлейшего пантеона предков (исключая отца) и скажет, как действовать, но ей приснился Гнат.

Он сидел в лесу, на пне, расставив колени и смотрел куда-то в сторону. Его щеки и глаза впали и казались тёмными ямами. Он к чему-то прислушивался, но было совершенно тихо, что для леса ненормально — там всегда шумно.

Потом из пышных кустов неслышно вышла лесная колдунья — тонкая, окутанная цветущими лозами и полосами травы. Волосы с зелёным оттенком струятся до пояса, губы капризные. Гнат поднял на неё глаза.

— Тебе нельзя тут находиться, — прожурчала колдунья. Звучало, как будто ручей издавал звуки человеческого голоса. — Иначе ты умрёшь. Совсем, а не как сейчас. Впрочем, умирай. Умирай. Умирай!

Гнат вздрогнул. А потом обернулся и посмотрел на Соломку, как будто в камеру. Но оказалось, у него нет глаз — только глубокие чёрные рваные колодцы без дна.

Соломка вскрикнула и проснулась в поту, испугано таращась в темноту. Кошмары часто ей снились, но всегда были расплывчатыми, лишенными сюжета и полными безысходности, однако сегодня безысходность шла от другого источника, внешнего.

Яснее ясного перед глазами всплыли некоторые моменты существования в Ленсуазе — обрывки разговоров, из которых вычленяется местонахождение Гната и хитрые увёртки, ведущие к тому, чтобы оказаться поблизости в то же самое время. Такой изворотливости ещё поискать. Она делала это, предпочитая не замечать. Искала встречи, хотя бы мимолётного взгляда, несколько секунд возле… Что угодно.

Она его хотела.

Утром Соломка как обычно отправилась в пекарню, но сегодня не зависала над кремом с поднятой рукой, а работала уверено, как по накатанной.