Соломка и Зверь

Через несколько часов по пути домой ей казалось, что это лучший Новый год на её памяти. Разве что мамы не хватало — и тогда он вообще стал бы идеальным.

Маме Ленсуаза бы понравилась… И Племя. Только ей было бы стыдно за отца — и эта вечная неловкость не давала бы спуску ни на секунду.

Ну вот, снова вернулись к прежнему.

А Гнат? Понравился бы он ей?

Забираясь под одеяло и закрывая глаза, Соломка знала — да. Мама была бы от него в восторге.

Но ничего не поделаешь.

* * *

Новогодняя ночь закончилась в доме Гната.

Тартуга почувствовал приближение рассвета, потому что всегда идеально ориентировался в движении планеты — ему не нужны были часы, чтобы до секунды определить точное время.

Клис спал на диване, Гадук сидел у экрана телевизора, всё ещё с интересом смотря бесконечные музыкальные передачи. Остальные разошлись. В этот раз компания получилась чисто мужской — ни у кого из них сейчас не было отношений, даже временных. Впрочем, иначе бы они, как Каспи, нашли себе другую компанию.

И мне пора, решил Тартуга, отосплюсь и снова к делам. Только нужно попрощаться с хозяином дома. А где он?

В гостиной и на кухне Гната не было. Уже собираясь подняться в спальню, Тартуга стукнул себя ладонью по лбу, развернулся и спустился в подвал.

Хозяин действительно нашёлся — он спал на полу, окруженный своим пантеоном, улыбающимся тысячью улыбок, спал в одежде, скрючившись, сжавшись в жалкий комок. Из кулака, прижатого к щеке, торчала синяя лента.

До чего может довести упрямство и твердолобость, отстранённо подумал Тартуга, но не стал будить друга. Вряд ли тот спит часто.

Глава 15

В общем, новогодняя ночь удалась. А вот утро, которым работу никто не отменял, показалось отвратительным. Глаза слезились, а из носа текло ручьём. В общем, вставать и работать тело категорически отказывалось.

Заболела. Вот свезло так свезло! Может, в поездке простыла, холодный ветер так и бил в лицо?

Надо же, как не вовремя! А они с Троей отпустили обеих помощниц, чтобы те отметили праздник по-человечески и рассчитывали справиться с выпечкой вдвоём. И что теперь? Троя одна останется, а это просто каторга.

Но и помощи сейчас от Соломки никакой. Она позвонила подруге и пожаловалась, что не может даже руку поднять, не то что выпекать плюшки.

— Конечно, оставайся дома! Каспи выходной, он мне поможет. Вечером зайду проведать. Ты как, до вечера продержишься?

— Куда я денусь?

— Тоже верно. Помощи не дождёшься — после вчерашнего все дрыхнут как сурки, — захихикала Троя. — Но если что, позвони — и я брошу тесто ради единственной подруги, которая столько для меня сделала.

— Спасибо.

Троя отключилась быстрее, чем Соломка хлюпнула носом. Всегда, стоило болезни ослабить тело и опутать разум, как хотелось жалеть себя и рыдать над своей несчастной судьбой, и неважно, что судьба не самая плохая. Наверняка, брошенным детям куда хуже.

Желание рыдать, однако, исчезло так же быстро, как и появилось. Теперь организм требовал горячего чая — этот напиток станет таким частым спутником последующих дней, что хоть замуж за него выходи.

Прикинув, что внизу, возле кухни, а следовательно, возле чайника будет гораздо проще хотя бы потому, что не придётся то и дело таскаться по лестнице, да и телевизор там побольше, Соломка решила обосноваться в гостиной. Решено — она схватила подушку и сразу поняла, что больше ничего не донесёт, поэтому поплелась вниз в обнимку с одинокой подушкой.

К счастью, в гостиной лежал плед, который ещё несколько лет назад связала Троя. Была у неё такая особенность — неуёмное стремление к рукоделию и к экономии, что воплотилось в пледе из обрывков ненужных ниток, который выглядел слишком уродливо, чтобы его оставить на видном месте, но зато был тёплым. Соломка заварила себе чай из пакетика, укуталась пледом с ног до головы и заснула.

Так повторялось ещё несколько часов — чашка горячего чая, которую приходилось вливать в себя чуть ли не насильно, потом какая-нибудь передача по телеку, скандальная, но всё равно слишком скучная — и снова сон.

В обед она сделала себе бутерброд и даже съела его.

В очередной раз сон прервала смска.

«Как ты себя чувствуешь?».

Соломка уже стала набирать сообщение, отвечая Трое, когда вдруг поняла, что номер незнакомый.

Хм.

«А кто ты»?

Телефон молчал почти минуту и только стоило закрыть глаза, как тренькнул.

«Гнат».

Удивительные дела творятся на белом свете! Похоже, и номер он сменил, потому что старый всё ещё хранился в памяти телефона. Неужели сменил, потому что опасался преследований? Хм.

«А тебе не всё равно»? — напечатала Соломка.

В этот раз ждать ответа долго не пришлось.

«Всё равно».

Ну, раз всё равно, отвечать не обязательно, рассудил бы каждый человек в здравом уме, поэтому можно было со спокойной совестью продолжать спать, что она и сделала.

Телефон, однако, так не считал.

«Так как ты»?

Почему-то вспомнилось, как крепко он сжимал её пальцы во время катаний в санях.

А потом — сбежал.

Соломка уткнулась лицом в подушку, не зная, плакать ей или смеяться. Стоило немного отодвинуть его в сторону и зажить более-менее спокойно, без штормов и землетрясений, как Гнат появлялся и снова всё портил, бередил душу, а после сбегал, как последний трус, не забывая напоследок нанести удар побольнее.

Так что всё ходит по кругу. Круговорот вещей в природе.

Соломка вздохнула и написала.

«Со мной всё хорошо».

Вот так нейтрально, зато возможно теперь её оставят в покое.

Однако спать перехотелось. Смсок больше не было, в животе урчало, почему-то проснулся аппетит, а еды в доме шаром покати, так что Соломка отправила Трое сообщение с просьбой приберечь ей булочек и ещё какой-нибудь нормальной пищи, иначе она умрёт голодной смертью, возможно, даже не приходя в сознание.

Когда в дверь позвонили, Соломка пребывала в уверенности, что это подруга или на худой конец Каспи, который пожалел болезную и принёс перекусить, поэтому пошаркала в коридор и открыла дверь.

Однако на пороге стояла вовсе не Троя, а красавица рода Племени в короткой кокетливой шубке, а возле неё — Гнат.

Ну конечно, именно сейчас, когда на Соломке только мятая пижама зеленого цвета и толстые носки, что превращает её не в конкурентоспособную девушку, а в нечто наподобие мягкой плюшевой игрушки из детства.