Somniator

– Ну как ты, Наполеон? Говори обо всем, что хочешь, от чего тебе будет легче или спокойнее – как знаешь. Все поддержу.

– Послезавтра похороны. Мы уже выбрали ритуальное агентство, отец сам все оплатил, как бы нелепо это ни звучало… он знал, что уже не выйдет из больницы.

– Как смиренно.

– Я рад тому, что он дождался меня из армии.

– Ты служил? – удивилась Лиза.

– Ах, ты же ничего не знаешь. Я вернулся домой из десантуры этой весной.

– Всегда знала, что ты настоящий мужчина, – с искренней гордостью сказала Элизабет.

– Если б это был признак мужества. Последние полдня я весь в соплях провел.

– Хороший мой, – протянула она, ты должен был проводить его достойно. Твои слезы – твоя любовь. Родители уходят лишь однажды – неужели они не достойны того, чтобы раз в жизни мы не сдерживались ради них?

– Смотрю я на тебя, Элизабет, и хоть что-то светлое рождается в моей безумной голове. Спасибо, что пришла.

Я сидел, зажатый сам собой в угол и не мог оторвать от Лизы глаз. Что-то невероятно сильно тянуло меня к ней. Не любовь, не влечение… Может, ощущение детства? Но я видел перед собой уже зрелую девушку, и за это короткое время у меня дома начал воспринимать ее именно такой. Загадка. Главное, что мне было очень уютно от того, что она просто была рядом.

– Как я могла тебя оставить, мой хороший?

– Ну мы же, не сговариваясь, оставили друг друга на столько лет.

– Иди сюда, хватит сидеть там в углу.

Я переполз по кровати к Элизабет и положил голову ей на ноги. Пальцы ее ладони моментально проникли в мою шевелюру, и я не мог понять, кем ощущаю себя: котом, ребенком, или мужчиной. После армии и полугода почти рабского труда, от женской ласки у меня подкашивались коленки. По крайней мере, они делали бы это, если б я стоял. Мы молча находились в таком положении на протяжении минут пятнадцати. Лиза гладила мою голову, а я наслаждался и впитывал запах ее тела. Женщина… Столь долгое воздержание так обострило восприятие всех прикосновений и яркость реакции обонятельных рецепторов! Давно забытое желание начало медленно наполнять меня, да так сильно, как будто все это происходило в первый раз. Даже голова кружилась. Я разве что не мурчал, и в тот момент понимал, что барьеров, которые раньше стояли между мной и Элизабет, больше не существует. Я перевернулся на другой бок и посмотрел своей старой подруге в глаза.

– Мои родные и любимые кудряшки, – произнес я тихо, улыбаясь.

– Ты же ненавидишь кудри.

– Твои люблю. И глаза твои голубые люблю. Ты понимаешь, что кроме тебя одной у меня больше никого нет на целом свете?

Элизабет молчала и с искренней лаской смотрела на меня. Было понятно, что мои слова тронули ее, она их оценила. Я приподнялся, сел на колени и нежно поцеловал девушку в шею. Лиза не помешала этому. Тогда я поцеловал ее снова. И снова.

– Как же ты восхитительно пахнешь, это пронизывает меня насквозь.

Элизабет все еще молчала, я только слышал, как учащается ее дыхание. Больше не сдерживая себя, я проследовал вдоль шеи к уху, затем щеке, и нежно коснулся своими губами ее губ, несколько раз аккуратно поцеловал их, и только потом она начала отвечать мне.

Мы не спешили. Казалось бы, я должен был, остервеневший, впиться в девушку и буквально разорвать ее, но остатки детского восприятия и меланхоличный настрой вызывали во мне желание нежности и ласки. Вскоре мы начали целоваться, невероятно чувственно и все так же не спеша. Я стащил Лизу со стены и уложил на кровать. Ее ручки бегали по моему телу и доводили меня до исступления самим фактом своего прикосновения. Где-то только через час мы оказались полностью раздетые. Либо невероятно долгое отсутствие женщин в моей жизни так влияло, либо у Элизабет и правда было потрясающее женское тело, особенно грудь. Хотя, помнится, еще давно к этому были все задатки. И от такого я столько раз отрекался. А сейчас не стал.

Когда мы покрыли тела друг друга сотнями поцелуев и поняли, что терпеть дальше нет сил, я сказал:

– У меня ничего нет. Я не рассчитывал…

– Лежат в расстегнутой сумке у кровати. Я чувствовала, чем все это кончится.

Ухмыльнувшись, я полез к креслу и вскоре, естественно, весь процесс почти сразу оборвался.

– Ничего, я все понимаю, – нежно сказала Лиза, целуя меня в нос.

Ближе к середине ночи я разошелся. Впервые в жизни я «занимался любовью без любви». Значит, не любовью? Это был секс. Самый нежный, и далеко не неистовый.

Около четырех утра мы, полностью удовлетворенные, лежали в постели, и я не хотел «покидать» Элизабет. Просто лежал на ней сверху, гладил ее мягкие кудряшки и смотрел в глаза. Я улыбался.

– Я не люблю тебя, – засмеялся я, – я ведь совсем не люблю тебя.

– Я знаю, – улыбалась она в ответ.

– Ты понимаешь, что это звучит лучше, чем любое признание?

– Да, мой хороший.

В самом деле, никогда не мог думать, что слова «я не люблю тебя» можно говорить с такой теплотой и нежностью, а она может это прочувствовать…

– Мне так хорошо от того, что ты у меня осталась… – пробормотал я, избавился от всего лишнего, сходил в душ и приготовил постель, пока мылась Элизабет. Я забрался в ее грудь и, ничего не стесняясь, сказал:

– Хочу сегодня быть слабым.

– В этом и есть твоя сила, Наполеон.

Моя сила… В своевременной слабости… С этими мыслями я и уснул на груди женщины, которая однажды первой в жизни показала мне секс. Неужели это все-таки свершилось? Тринадцать лет спустя…

Глава 25

Спал я, словно убитый. Просто в какой-то момент очнулся и понял, что больше не смогу находиться в этом состоянии чисто физически при всем своем желании. Но глаза я не открывал.

Так. Вчера умер отец. И я спал с Элизабет. Чушь какая-то. Нигде рядом с собой я не ощущал еще одного теплого тела. Да и папа всегда был жив, сколько себя помню. Значит, опять все выдумал.

Я открыл глаза. Почему-то я ночевал в большой комнате, а не спальне, по квартире разносился запах чего-то очень вкусного. Стащив с себя одеяло, я встал, понял, что являюсь абсолютно голым, нацепил трусы и пробрался на кухню. То, что я там увидел, словно разделило меня на две противостоящие половины, тоски и умиления. За моей плитой в десантной тельняшке красиво сложенная девушка готовила завтрак. От такой картины я чуть не расчувствовался. А с другой стороны, это означало, что все вчерашние события на самом деле были. Тихо подкравшись к Лизе сзади, я спросил ее:

– Ты позволишь мне тебя обнять? Или это было лишь утешение мне в скорбный день?

– Делай со мной потом все, что хочешь, только не мешай мне, пока я готовлю завтрак. Между прочим, тебе.

Тогда я запустил руку под тельняшку, погладил Лизу по животу и ушел в ванную приводить себя в божеский вид. Когда я вышел, цветущий и пахнущий, Элизабет скромно сидела за накрытым на две персоны столом и сверлила взглядом, в ожидании, дверь в ванной.

– Садись кушать.

– Кушать… – это так ласково звучит, – улыбнулся я.

– Это нормально звучит, просто ты, как одичавший, таешь от малейшей ласки, которой всецело заслуживаешь и должен воспринимать ее, как данное.

– И все-то ты про меня знаешь.

– Ну а кому, как не мне знать тебя, маленький развратник.

– Между прочим, – сказал я, усаживаясь за стол, – ты ничем не лучше меня.

Я начал уплетать жареную картошку за обе щеки и даже не успел заметить, как все съел.

– Вкусно? – как-то так искренне переживая спросила Лиза, как будто и правда боялась, что мне может не понравиться.