Сомнительная версия

— Любопытный факт, — засмеялся Куковеров, полез в боковой карман за блокнотом, достал шариковую ручку и сделал для себя короткую запись. — Живая, так сказать, деталь из сельской жизни. Любопытно, любопытно…

— Дак у нас здесь можно любопытного много увидеть, — вздохнул председатель и, о чем-то задумавшись, опустил взгляд к раскрытой папке с бумагами.

— Так я полагаю, вы не против моего предложения насчет истории колхоза? — стараясь не показаться навязчивым, мягко спросил Куковеров.

— Я-то не против, надо бы только обсудить с товарищами… На этой неделе рассмотрим на правлении, думаю, возражений не будет. Вы только набросайте черновичок договора. Вот вам для образца, — протянул он Куковерову договор на оформление клуба. — Приезжал к нам месяца три с лишком назад ленинградский художник, клуб расписывал. Бойкий, знаете, молодой человек. Через три дня уже представил эскизы на обсуждение. Мы поглядели: хоть и чудно, но занятно. Утвердили на правлении. Клуб-то новый, большой, а стены были вовсе голы. Зайдешь туда — гулко, как в храме, посмотреть не на что, один бильярдный стол посередине стоит сиротинушкой, глазу не на чем задержаться…

— А теперь, разумеется, есть на чем? — спросил Куковеров.

— Дак конечно. Шесть картин: «Последний шаман», «Танец Арлекина в зимнем саду», «Забой тюленя»… Сейчас, правда, тюленей у нас уже не бьют баграми, технология промысла совершенно изменилась, писал он по рассказам стариков, но все равно забавно. А у пожарного выхода на двух стенах — «Гуси-лебеди над тундрой» и промысловый сюжет «На добыче наваги». Затем прямо против входа: «Чигра на Первое мая». Демонстрация и общее оживление на улицах. Да вы сами поглядите потом. Вполне нормально. По нашей сельской местности многим даже в диковинку. Притащились поглядеть даже бабки, которые по старости давно уже не выходили из дому…

Куковеров быстро пробежал глазами договор: «Мы, нижеподписавшиеся, колхоз „Свобода“, именуемый в дальнейшем заказчиком, в лице председателя Коптякова В. Б. — с одной стороны, и исполнитель — художник Петушков В. В. — с другой стороны, заключили настоящий договор о нижеследующем: заказчик берет на себя обеспечение материалами, изготовление щитов для монументальных многофигурных композиций, обеспечение исполнителя жильем, а исполнитель обязуется выполнить работы по оформлению клуба в срок, к первому октября. Оплата производится по мере исполнения работ в зависимости от категории сложности: многофигурная композиция — 180 рублей за квадратный метр, трехфигурная композиция — 60 рублей, двухфигурная — 49 рублей, однофигурная — 30 рублей. Общая стоимость исполнения эскизов, монументальных композиций и оформительных работ — 12 675 рублей (двенадцать тысяч шестьсот семьдесят пять рублей). Стоимость материалов: кисти, лаки, разбавитель, краски и меловая бумага, кроме того, пятьсот рублей. По заключении договора исполнитель получает от заказчика в качестве аванса одну тысячу рублей».

— А кто, простите, принимал по окончании работ эту стенную живопись? — поинтересовался Куковеров.

Председатель смутился.

— Мы, — словно защищаясь, возвысил он голос. — Создали специальную комиссию из членов правления колхоза. А кто ж еще? Наш клуб, нам живопись и принимать. Главное-то дело, чтоб самим нравилось.

— Что ж, это хорошо, что без лишней волокиты, без трудностей… — кивнул Куковеров. — Кстати, давайте сразу оговорим некоторые чисто практические моменты относительно оплаты. Ориентировочно я напишу четыре-пять авторских листов. Слишком растягивать вашу историю не стоит.

— А это как понимать — авторский лист? — полюбопытствовал председатель.

— Авторский лист — двадцать четыре машинописные страницы, — пояснил Куковеров. — Понятие чисто условное, но для нас, людей пишущих, необходимое. По обычным издательским нормам оплаты — четыреста рублей за авторский лист, но надо еще учесть работу по сбору материала плюс оплата суточных, пока я буду жить здесь, и расходы, которые потребуются на две-три поездки в Архангельск. Придется, наверное, в архивах покопаться… Думаю, всего выйдет что-то около трех тысяч рублей, — сдвинув брови и растягивая слова, говорил Куковеров, словно предчувствие большой и важной предстоящей работы, ответственность, значительность ее уже легли на его плечи и с этой минуты он готов был целиком отдать ей все свои силы.

— Ну что ж, — пожевал пухлыми губами председатель и полистал бумаги в лежавшей перед ним папке. Откровенно, он ожидал, что с него запросят больше, а такой пустяк, как три тысячи, почти не озаботил его.

«Черт с ним, — подумал он, — ради такого дела и тридцати тысяч не пожалею. Не в одном, так в другом определенно уж польза будет».

— Да, — спохватившись, добавил Куковеров, — еще одна маленькая деталь: тридцать процентов от договорной суммы я попрошу выдать мне авансом после заключения договора. Сами понимаете: могут возникнуть непредвиденные расходы. Придется общаться с людьми…

— За авансом дело не станет, — сразу же согласился председатель. — Мы привыкли людям доверять. Впишите в договор пункт, где будет оговорен аванс, тогда наш главбух не станет ерепениться. Договор-то будет утвержден на правлении.

— Значит, завтра все решим окончательно? — поднялся Куковеров.

— Да-да, завтра к вечеру все и решим, — заверил его председатель. — Не забудьте завтра утречком проект договора занести, — напомнил он, когда гость уже стоял в дверях.

— Непременно, — улыбнулся Куковеров, зажимая в руке записочку к Дашутке, дежурной по гостинице.

Куковеров поднялся на второй этаж, постучал в дверь с табличкой. Дашутка сидела в служебной комнатке и вязала шерстяные чулки. По совместительству она была и библиотекарем; стеллажи с книгами стояли в одном из номеров.

Она встретила гостя радушно, подхватилась, засеменила по коридору, отперла двухместный номер, откуда резко ударило застоялым воздухом, еще хранившим, казалось, запах прежнего жильца.

Куковеров прошелся по комнате, поскрипывая половицами, глянул в окно на реку, на череду изб вдоль улицы.

— А что, ленинградский художник жил в этом номере? — поинтересовался он.

— Точно, в этом, — ответила Дашутка. — А вы почем знаете? Сказывал вам? Знакомцы, поди? Вы что ж, тоже художник будете?

— В определенном смысле, конечно. Хотя прежде учился в университете, интересовался диалектикой, но вовремя бросил.

— Это насчет материализма?

— И материализма в известном смысле тоже, — усмехнулся он. — А вообще-то я литератор, свободный художник, странствующий рыцарь пера, так сказать. Рыцарь без страха и упрека, если выражаться, избегая ложного пафоса. Буду писать историю вашего замечательного колхоза. Историю со дня основания и до наших дней. Может быть, и для тебя в этой истории отыщется местечко…

Он подмигнул и со значением посмотрел на Дашутку. Лицо ее с несколько удлиненными раскосыми глазами, придававшими ей оттенок милого лукавства, тронула ироническая усмешка.

— Экая ты ладная да расторопная, — добавил Куковеров. — Хозяюшка…

Она вспыхнула пунцовыми пятнами. Рука ее торопливо прикрыла вырез блузки, но, словно стыдясь этого жеста, она откинула со лба прядь светлых прямых волос, глянула на него твердо и как бы с вызовом, чуть прикусив зубками верхнюю губу.

— А чего про меня писать, моя работа нехитрая, по мне все одно — хоть пишите, хоть не пишите… Мне оттого зарплату не набавят. Я не колхоз, какая у меня история…