Сон в Нефритовом павильоне
Шрифт:
Она приказала служанкам преподнести плоды Сыну Неба. Те положили персики на подносы, украшенные драгоценными каменьями, и выполнили повеление госпожи. Император с поклоном принял подарок и спрашивает Повелительницу Запада:
— Многим ли людям удалось обрести бессмертие, к которому они издавна так стремятся?
Усмехнулась Сиванму.
— К небожителям ведут три пути: первый недоступен смертным, второй — через мудрость, третий — через святость!
— Почему же ханьский У-ди и циньский Ши-хуан не удостоились бессмертия, если всю жизнь свою они посвятили отысканию путей к нему?
Сиванму вопросительно глянула на Ань Ци-шэна.
— Кто такие эти У-ди и Ши-хуан?
— Ханьский У-ди — это Лю Чэ, циньский Ши-хуан — это люйский Чжэн. [288]
— Оба они были и остались
288
Лю Чэ и Чжэн — собственные имена ханьского императора У-ди и циньского Ши-хуана; называя их личными, а не храмовыми (под которыми эти деятели вошли в историю) именами, небожитель демонстрирует свое к ним пренебрежение.
289
…этот люйский Чжэн… — злодей… — В числе преступлении Цинь Ши-хуана, собственное имя которого — Ин Чжэн, вменявшихся ему в вину позднейшими историками, особенно часто фигурирует то, что он сжег конфуцианские книги и закопал живыми в землю свыше четырехсот находившихся в оппозиции к нему ученых. Называя Цинь Ши-хуана «люйским», Сиванму указывает на его «незаконнорожденность» (подлинным отцом его считается сановник Люй Бу-вэй).
Сын Неба в сомнении покачал головой.
— А нам говорили, будто вы посетили ханьского У-ди в его Дворце Увядших Цветов и подарили ему семь небесных персиков, — значит, это неправда?
Нахмурилась Сиванму.
— Выдумка! Если бы У-ди получил от меня чудодейственные плоды, [290] осенний ветер не завывал бы над его могилой.
— Почему же нас вы удостоили этого подарка? — спросил Сын Неба.
Сиванму уважительно отвечает:
— Вы родились не в пыльном земном мире, а в небесах, куда и вернетесь в свой срок, чтобы занять свое место среди обитателей Нефритовой столицы.
290
Если бы У-ди получил от меня чудодейственные плоды… — Согласно преданиям, У-ди искал эликсира бессмертия, окружал себя даосскими магами, но к концу жизни понял тщету своих мечтаний.
Довольный Сын Неба повелел, улыбаясь, принести чай. Однако гости не прикоснулись к угощению. Тогда император воскликнул:
— Начать песни и танцы!
Тотчас в сопровождении лютни зазвучала песня «Облачные ворота», запела флейта Цзы Юань, заиграла свирель Ван Цзы-цзиня, начались танцы, замелькали зеленые рукава женских нарядов, чарующие звуки музыки поплыли в небеса. Сын Неба ликовал, упиваясь зрелищем, ласкавшим его глаза и уши. Неожиданно ему доложили: наступила пятая доля пятой стражи, и Сиванму, Чисун-цзы и Ань Ци-шэн заторопились в обратный путь. Трижды император пытался удержать их, но они были непреклонны: сели на пестроцветные облака и уплыли на них, подгоняемых свежим ветром, в голубую даль. Долго в высях продолжала звучать небесная музыка, и слышались хвалы императору.
Государь стоял, глядя вослед небожителям, задумчивый и опечаленный. С этого дня он окончательно забросил дела и погрузился в изучение магии: с раннего утра закрывался во Дворце Безупречной Честности, проводя время за чтением древних книг. Даосу Голубое Облако он пожаловал звание академика и повелел министрам и всем прочим сановникам оказывать даосу высшие почести.
Тем временем при дворе началось брожение: те, кто были поумнее и пообразованнее, вспоминали добрым словом Яньского князя и сожалели об его отсутствии, простаки и невежды старались приспособиться к новым веяниям и предавались мечтам о бессмертии. А казна пустела, росли налоги и поборы, народ роптал. Император же требовал денег, ибо его занятия в Академии Безупречной Честности обходились недешево. Лу Цзюнь беспрекословно выполнял все желания государя,
и однажды ему в голову пришла мысль: «Я слишком робко иду к намеченной цели — безраздельной власти в стране! Император полностью доверяет мне, но ведь есть у меня и враги, настал момент избавиться от них навсегда». Он придумал хитрый план, позвал даоса Голубое Облако и говорит ему:— Самое трудное в нашей державе — это просветить народ. Сын Неба пригласил вас, чтобы вы помогли ему выбрать верный путь. Но невежественная толпа не признает вашего учения, не слушает вас и твердит: «Сын Неба доверился обманщику-даосу!» Это очень огорчает меня, ибо позорит нашу страну. Я прошу вас приложить все свое умение и утихомирить народ, положить конец его сомнениям и неверию, вернуть толпу к покорности и смирению.
— Это проще простого, — улыбнулся даос. — Я отлично знаю астрологию, медицину и гадание — мне ничего не стоит сделать людей счастливыми и избавить их от мучений, дабы они могли полностью отдать себя служению государю.
Обрадованный Лу Цзюнь тут же распорядился расклеить в Запретном городе и за его пределами обращение к народу. А что говорилось в нем — об этом в следующей главе.
Глава тридцатая
О ТОМ, КАК СЫН НЕБА ВОЗНОСИЛ МОЛИТВУ НА ГОРЕ ТАЙШАНЬ И КАК В ЗАГОРОДНОМ ДВОРЦЕ ФЕЯ ЛАЗОРЕВОГО ГРАДА ИГРАЛА НА ФЛЕЙТЕ
Итак, Лу Цзюнь повелел развесить в Запретном городе и за пределами его обращение к народу, в котором говорилось:
«Небо порешило спасти нашу страну и ниспослало народу Академика Безупречной Честности. Каждый, кто хочет обрести избавиться от бедствий и лишений и познать тайны бытия, может явиться во Дворец Безупречной Честности и получить наставления от Академика!»
Читая обращение, жители столицы с сомнением качали головой, — ни один не рискнул пойти к даосу. Тогда Лу Цзюнь послал к нему свою жену и наложницу, наказав им вымолить у него детей для себя и знатности и богатства для мужа. Последовав его примеру, многие вельможи и сановники начали посылать своих жен и наложниц с просьбами о богатстве и славе. И поползли по столице слухи о том, что во Дворце Безупречной Честности творятся подозрительные дела…
Тем временем, получив приказ о высылке из столицы, Су Юй-цин отправился к Южному морю. Министр Инь, прочитав указ об отставке, отбыл вместе с семьей в родные края. При дворе остались лишь верные Лу Цзюню сановники. Хотел покинуть свой пост и Лэй Тянь-фэн, обеспокоенный событиями в столице и возмущенный ссылкой Яна, однако император задержал старого воина.
Как-то Лэй поднял глаза к небу и взмолился:
— О вечно голубое небо! Почему ты оставило своими заботами Минскую державу? Отчего верные подданные государя томятся в изгнании, а двор заполнили предатели и корыстолюбцы? Семьдесят лет над нашей страной простиралось твое благоволение, а ныне отчизна неудержимо идет к гибели. Я не могу смириться с этим!
Он схватил секиру, прошел в дворцовую приемную, пал ниц перед Сыном Неба и, не стыдясь своих слез, проговорил:
— Основатель нашей державы, великий Тай-цзу, [291] дал своим потомкам возможность сотни лет править страной в мире и благополучии. Ныне же государство попало в руки предателей, которые ведут его в пропасть. Ваше величество не замечает, к несчастью, что творится вокруг него, поэтому прошу вас: позвольте мне этой секирой срубить голову шарлатану-даосу и изменникам-вельможам, дабы народ снова обрел счастье!
291
Тай-цзу — посмертное имя основателей ряда династий; в их числе и Чжу Юань-чжан, один из предводителей восстания против монголов, основатель династии Мин (правил в 1368–1398 гг.).
Император гневно сдвинул брови.
— Да как ты смеешь предлагать мне такое? Или забыл воинский устав?
Стоявший возле трона Лу Цзюнь накинулся на Лэя:
— Ты за кого, бессовестный? Наверно, за Яньского князя, а не за своего государя?!
Лэй вспыхнул, кинул на изменника испепеляющий взгляд и крикнул:
— Слушай, Лу Цзюнь! Ты разогнал всех преданных слуг государя и заполонил двор проходимцами, чтобы тебе одному достались ласка и доверие Сына Неба. Но куда денешься ты, когда настанет час гибели государства?