Сон Видящей

– Если ты меня поведешь, – сказала Дженни. Она нащупала Ласа, который мяукнул спросонья.

– Я скоро вернусь, милый, – она прильнула к нему лицом. – Выздоравливай

Они вышли, когда совсем стемнело. Гирлянды красных, синих и желтых фонарей протянулись меж шатрами, по которым пробегали волны радужного света – от основания к вершине, а на центральной площади, вокруг которой ведьмиными кольцами росли шатры, вспыхнули белые прожекторы на мачтах освещения.

Там готовилось вечернее представление: уже был протянут трос над площадью, уже били барабаны, готовя публику к выходу канатоходцев, жонглеры бросали в воздух булавы и серебристые кольца, фаерщики танцевали в облаках пламени и поднимались над площадью выдуваемые факирами клубы огня.

У берега озера дрожали теплые огни, сотни огней – там зажигали воздушные фонари. Еще немного, ночь окончательно утвердится в своих правах – и сотни светильников взмоют над черным зеркалом озера Герледан. Завершающее шоу фестиваля «Феерия» должно было стать мощным финалом, который соберет тысячи зрителей. Морель ожидал телевизионщиков и зарезервировал целое поле под парковку, однако зрителей было совсем немного, и никто из журналистов, кроме репортера местной газеты, не заявился на представление. Не до веселья сейчас было – весь мир лихорадило.

Новости из Африки, Латинской Америки, с Ближнего Востока, из Азии, Восточной Европы напоминали фронтовые сводки. Казалось, разом вспыхнули все застарелые конфликты и затихающие войны, словно кто-то щедрой рукой плеснул бензина в угасающий костер ненависти. Взрывы и кровавые теракты сотрясали улицы мировых столиц, самолетное сообщение по всему миру остановилось – компьютерный вирус парализовал работу всех терминалов. В Саудовской Аравии полыхал факел, дым от которого накрыл половину Ближнего Востока – горели нефтяные скважины. Эхом этого пожарища в США откликались лесные пожары, в Лондоне начались перебои с электричеством и нехватка продуктов. По южной Италии покатились бунты нелегальных эмигрантов, они вырвались из фильтрационных лагерей и продвигаются к Риму. В Париже уже неделю полиция вела бои в предместьях, но толпы погромщиков оказывали ожесточенное сопротивление. Поговаривали о введении чрезвычайного положения во всей Франции. Все эти ужасы докатывались до Бретани слабым отголоском далекой бури, но со вчерашнего дня временное правительство ввело ограничения на подачу электроэнергии – поговаривали, что из-за диверсии на атомной электростанции в Шиноне. Так что гости фестиваля спешно принялись разъезжаться по домам.

Невесело кончался фестиваль. Невесело было и на Соборе Магусов – Лекари спешно покинули его, и Собор единогласно решил сместить Талоса Далфина с должности Судьи Авалона. Однако никто не сомневался, что Талос не согласится с подобной участью. А значит, Авалон и Магусы ждут еще большие потрясения.

С большим сомнением Собор рассматривал необходимость существования Службы Лекарей – председатель Собора Никифор Ермаков призывал полностью пересмотреть отношение к родовой болезни Магусов – чудодейству и полностью реформировать Службу Лекарей. Однако подобное решение мог принять только Великий Совет или Спящий Король.

Выборщики сходились на площадь, желая почтить труды господина Мореля и Магуса Бретани. Германика и Жозеф были в первых рядах: иначе нельзя – как она, глава делегации СВЛ, пропустит это действо? Германику Бодден очень занимало, что делает вся ее команда, и она в очередной раз подумала, что более строптивой и трудно управляемой оперативной группы у нее еще не было.

А далеко от шумной площади, где факелы рвали ночь на части, там, где лес на берегах озера расступался, охватывал небольшое поле двумя зелеными крыльями, творил ритуал освобождения ледяной химеры Билл Морриган. Вкруг него собрались члены его Магуса, и директор в глубине души был рад, что согласился. Он никогда бы не сказал этого ни одному из этих безответственных мерзавцев, но все же он, совсем немного, скучал по ним. Задачу Франчелли подкинул зубодробительную – вытянуть имя химеры и, используя огонь философского камня, преобразовать ее в нечто иное, новое, уже не имеющее отношения к колдуну. Билл Морриган был сильным Властным, но без подготовки, очертя голову браться за такую хирургическую операцию… Он честно предупредил Калеба, что не ручается за результат ритуала, но этот мальчишка только махнул рукой.

– Хуже, чем сейчас, уже не будет, – сказал он. – Зов Фреймуса не оставляет меня ни днем, ни ночью.

В это время и вышел Арвет вместе с Дженни. Она прошла недолго, уже через десяток шагов пошатнулась, и он взял ее на руки. Укрытые волшебной накидкой, они прошли, невидимы и неуловимы, сквозь шум фестиваля, сквозь игру огня и тени, минуя звуки гитар, флейт и лютен. Он нес ее к черной стене леса, почти не чувствуя тяжести – так легка была Дженни.

Лес раскрыл темные объятия как давно ожидавший их дом. Узкие залежи снега белыми пятнами выплывали из темноты, хрусткий мартовский снег трещал под ногами, сосны шептались над головой. Арвет чувствовал дыхание Дженни, она слабо обхватывала его шею и уплывала в забытье, сонно целуя его в шею. Огонь ее жизни сбивчиво мерцал.

Надо торопиться, надо сделать все так, как велела Элва. Он искал поляну и старое, сильное дерево. Лучше всего дуб, но, как назло, навстречу выступали только шершавые стволы сосен. В ясном взоре лес был виден как днем, холодный свет Дороги Снов указывал ему дорогу.

«Дуб, мне нужен дуб», – попросил Арвет, и в глубине леса затеплился зеленый огонек.

Светлячок, бродячий живой свет, что забыл он в мартовском лесу, почему проснулся так рано? Арвет шел вслед за ним, порхающим сквозь темноту. Ветки трещали под ногами.

На краю ручья, тихо перекатывающего льдинки на своем прозрачном языке, Арвет остановился. Светлячок манил его дальше, плясал на том берегу, но ясный взор указывал на нечто странное. Молодое дерево раскинуло свои ветви на его берегу, а в земле, у его корней, холодно сиял узкий меч.

Арвет осторожно опустил Дженни на землю, усадил ее на свою куртку и подложил рюкзак под спину. Приблизился к дереву, которое чуть слышно шелестело листьями. Странно – листья в марте?

Он уже видел такие мечи, узкие, острые, из металла, больше всего похожего на серебро. Белая рукоять. Белые ножны на земле. Белоснежная кора, сверкающая в свете восходящей луны.

Он протянул руку к мечу и отдернул ее, когда дерево дрогнуло, потрясло рыжими листьями:

– Человек.

Этот язык! Нечеловеческий, древний, доступный лишь ясному взору.

Арвет подступил ближе, взглядом силясь проникнуть сквозь густую тьму ветвей.

– Какое право у тебя на этот меч…

Арвет отшатнулся.

Это не ветви – это руки! Не ствол, а тело! Арвет различил лицо, черты которого еще не разгладились, рот – узкую щель в коре, глаза – провалы выпавших сучков. Туата!

– Что случилось? – спросил он.

– Расплата… За все поступки надо платить, человек… – Речь его была похожа на шелест листьев и скрип ветвей на ветру. – На Древней земле я поклялся клятвой моего народа в том, что не есть истина. Такова моя расплата… Я прожил долго, видел многое. Теперь пришло время стать частью леса… Иди своей дорогой, человек.

Арвет отступил. Склонил голову и вернулся к Дженни. Туата прав – у него своя дорога, свой путь без возврата.

Он подхватил Дженни на руки и последовал за светлячком, который уводил его все дальше в глубину леса, прочь от огней фестиваля.

Глава тридцатая

«Все, пора на пенсию», – подумал Гарри Торнфельд, промокая лоб носовым платком.

Джип прыгал на ухабах, хотя Гарри пытался вести его как можно мягче, чтобы не растрясти шефа. Что Фреймусу здесь понадобилось?