Сообщники поневоле
Шрифт:
– Песню? – морщится Обашкина, будто перед ней комар летает и жужжит.
– Ага. Не слышали, что ли? Отличная песня. Ее сейчас по всем радиостанциям крутят. Фил прям обожает ее. Правда же?
– Целыми днями слушаю, – поддакивает он, а у самого на лице написано, если еще раз услышит мое пение, то выпрыгнет из окна. – Галина Аркадьевна, у Маруси дело ко мне есть, поэтому…
– Конечно-конечно. Я все понимаю, – засобиралась она, тарахтя что-то себе под нос. – Фил, я очень тебя прошу, подумай о том, что я сказала. Хорошо?
Она и правда уйдет?
Серьезно?
Ого-го. Я сейчас Фила еще
Эх, надо было варенье с собой прихватить.
– Так, Сажина, никогда… никогда больше не пой при мне. Чуть не оглох.
Ой-ой-ой. Какое мы нежное создание. Пение ему мое не понравилось. Да кто он такой, чтобы критиковать? Я классно пою. По крайней мере, гель для душа и флакон шампуня никогда не жаловались.
– А что вы здесь делали вдвоем? – интересуюсь, игнорируя его нытье. – И почему Обашкина, которая еще недавно была готова откусить мою пятку, сейчас еле сдерживалась, чтобы не накинуться с поцелуями?
– Все просто: у тебя появились связи, против которых она не пойдет.
– Чего? Какие связи? Откуда она про дядю Жору узнала?
Не удивляйтесь, мамин шеф - влиятельный человек в нашем городке. Один из первых бизнес свой открыл. Но он и Обашкина… Бред какой-то.
– Марусь, после твоей песни про переезд у меня настроение ни к черту. Какой еще дядя Жора? Я про мать свою говорю. Обашкина увидела, как мать вас встретила. Этого достаточно, чтобы сделать выводы и из танка превратиться в трехколесный велосипед.
– А-а-а. Прикольно. Я теперь под крышей Довлатовых. Клас-с-с.
Даже весело стало.
– Мне долго ждать объяснений? – говорит Фил, и мне на расстоянии видно, как у него глаз задергался. – И без шуточек, не то с лестницы спущу.
Как представила, что Фил меня за ухо схватит и к выходу потащит, стало еще веселее. Наивный, если думает, что я позволю. Не-а. Сама сбегу, забыв про личную войну со спортом.
– Да ладно тебе, можешь не включать режим крутого мачо, – улыбаюсь, по сторонам оглядываясь в попытках найти что-то, за чем можно спрятаться в случае чего. – Я помню историю с твоим пальцем. Угрозы не прокатят. Эй-эй. Поняла. Молчу и говорю по делу.
Шутки закончились, когда он пульт в воздух подкинул и ловко поймал. Не сложно было угадать, что если скажу еще хоть одно слово, то он прилетит мне в лоб. Тогда все, привет, синяк и подколы одногруппников.
Пришлось забыть про шуточки, которые я по пути в отель придумывала, и изложить всю суть в том соусе, в котором она была приготовлена.
– Чего? Мать там совсем сдурела, что ли? – возмутился он, наяривая сотый круг по комнате. На рекорд идет. Ставлю сотку, еще два - и он сдуется. – Это ты придумала.
– Что? Соображаешь, о чем говоришь? – Мои глаза автоматически округляются, и я от возмущения на месте подпрыгиваю, будто задницей на ежика села. – А-а-а. Я поняла. Небось сейчас возомнил, что я хочу руку засунуть в ваши кошельки. Фу-у-у. Довлатов, да ты..
– Я так не думал, – тут же отвечает он, перебивая. – Хватит бредить.
– Хоть на этом спасибо, – бурчу и
разворачиваюсь к окну. – Баба Валя счастлива. Твоя мама вроде бы тоже. Тем более нам и жить вместе не придется. Ты в отеле, а я в твоей квартире. Даже не пересечемся. Обещаю проблем не создавать.– Так ты и про квартиру знаешь?
– Довлатов, я все о тебе знаю. Прям все-все, – снова вру, но мне так понравилось выражение его лица. – Мир? Отпразднуем? А то мне домой ехать совсем не хочется.
Кажется, рано я праздновать собралась. Парня все еще бомбило. Он снова превратился в раненого кузнечика и пытался понять, где смог так согрешить, раз в наказание на его шею меня посадили. Но против сестер, которые только-только начали сближаться, пойти не мог. Сам понимал, как это важно для его матери. И я все понимала. Ржала над ним, но спихивала все на защитную реакцию. У меня тоже стресс, между прочим.
– Ладно, но подруга твоя не должна знать, где ты будешь жить. Ясно?
– Как дважды два.
– Марусь, куда ты снова сбегаешь? Уже неделю тебя поймать не могу. Пойдем в кафе посидим. Расскажешь, куда тебя баба Валя перевезла.
– Насть, времени нет. Дела у меня. Я тебе вечером позвоню, – отмахиваюсь и не останавливаясь к выходу лечу.
– Ну какие дела? Я это уже слышала. Пойдем, пожалуйста.
– Личные, Смирнова. Очень личные.
Не буду же я ей рассказывать, что меня Довлатов уже час ждет. С обеда названивает, хотя сам на вокзале ясно дал понять, что нянькаться со мной не будет. Прям так и сказал:
– Сажина, не путайся под ногами и не спали мою квартиру.
Вот я и обалдела, когда сегодня его номер телефона на экране увидела, который меня тетя Лиля заставила записать. Переживаю, конечно, вдруг что-то случилось.
– У тебя кто-то появился, да? – Смирнова не унимается и уже не просто говорит, а громко восклицает.
– Да, нервный тик от твоих вопросов. Насть, серьезно, чего пристала? Тебя вон Барашкин ждет.
– Обашкин!
– Да какая разница?
И правда, никакой. Стоило подруге только увидеть Славика, как у нее тут же пропало желание сходить со мной в кафе. Бежала к нему так, что было видно ценник на подошве.
Ужас. Честное слово, клиника какая-то.
Мне вроде бы самой спешить надо, но я не могу упустить возможность улыбнуться Обашкину и посмотреть, как он снова дергается. Каждый раз пугается, будто не меня видит, а страшное привидение. Меня это, конечно, веселило, но не сегодня.
Сейчас у меня начинала болеть голова, и с каждым шагом становилось все хуже и хуже. Не знаю, на кого я была похожа, но стоило Довлатову меня увидеть, как он тут же усадил меня в машину и закрыл все окна.
– Эй, ты как себя чувствуешь? Марусь?
– Тебя увидела, и стало…
Он меня Марусей назвал? Марусей? Не, как обычно, Сажиной?
Ого-о-о.
– Лучше?
– Хуже. Теперь меня тошнит.
– Ты даже когда болеешь, все равно остаешься язвой.
– Я никогда не болею. Сейчас посижу минуту с закрытыми глазами, и все пройдет. А когда пройдет, я тебе отвечу за язву.
Подумаешь, горю вся. Может, температура немного поднялась. Сама виновата, уснула под кондиционером. Но ничего, можно не волноваться. Сажиных никакая зараза не берет. Проверено.