Соперник Цезаря
Шрифт:
— Мне все равно.
— В каком смысле?
— В женском. Уж если разбирать, кто по сердцу, а кто нет, лучше сразу на себя руки наложить. — Она бросила на него странный взгляд. То ли ненавидящий, то ли… — Кто трахает, тот и мил.
— А Полибий?
— Пусть хоть Полибий. Только чтоб больно не делал.
— Зачем же тогда в сундуке хоронилась?
— Чтоб не убили.
— Замуж хочешь?
— Зачем? Чтоб ночью и днем один и тот же урод трахал?
Играет шлюху, или в самом деле война ее так изувечила? Клодию показалось, что играет.
— Давай, я тебя за Зосима сосватаю? Пойдешь? Ты
— А он мне — нет. Я бы за тебя пошла.
Клодий усмехнулся:
— У меня жена в Риме.
— Красивая?
— Очень.
«Но стерва», — добавил про себя.
Стало светать, Клодий разбудил своих спутников. Торопливо съели пахнущую дымком кашу, Полибий щепой выскоблил котелок. После горячей каши стало теплее и веселей на душе. Клодий хлопнул гладиатора по плечу:
— Башка болит?
Гладиатор потер шею:
— Да уж, приложил ты меня. Из-за девки…
— Это не девка, — поправил хозяин. — Это наш проводник. К римлянам — или прямиком к Стиксу.
Я предпочитаю встретиться с Цезарем. Харон подождет.
Казалось, цель близка. Но то был обман дороги. Днем останавливались только раз, перекусить хлебом и сыром, лошади устали, их повели в поводу, потом, ближе к вечеру, вновь поскакали верхом. Только когда стемнело и пришлось зажечь факелы, дорога вывела путников к частоколу. Перед ними был римский лагерь, но не слишком большой — Клодий полагал, что с Цезарем зимует куда больше воинов. Над частоколом лагеря грибами возвышались сторожевые башни. Не похоже, чтобы рядом был какой-то город. Где же Самаробрива?
— Кто идет? — окликнул путников сверху караульный.
Огромный факел, закрепленный на сторожевой башне, вырезал на дороге перед оградой пятно света.
— Сенатор Публий Клодий к проконсулу из Рима! — отозвался Зосим.
— Это лагерь легата Квинта Туллия Цицерона.
— Вывела, называется! Сучка! — ругнулся Полибий.
— Все равно, открывай ворота, — потребовал Зосим.
— Ждите! — Легионер послал за кем-то из центурионов.
Клодий видел, что солдаты внимательно наблюдают за незваными гостями. Значит, опасаются засады. Думают, откроют путникам ворота, а следом из темноты налетят галлы…
— Меня зовут Луций Ворен! — сообщил широкоплечий здоровяк, появляясь на башне. Следующий вопрос он задал по-гречески, зная, что галл ему не ответит, на латыни из местных кое-кто лопочет, но по-гречески говорят только люди Цезаря:
— Ну и что ты, сиятельный, забыл у нас в глуши?
— Я искал лагерь проконсула, но сбился с дороги, — отвечал Клодий, тоже на греческом.
— Далеко ж ты заехал, сенатор.
Ворота отворились, и путников пропустили внутрь.
— Легат Квинт Цицерон уже лег спать. Я помещу вас в одном из своих бараков. Только учтите: со жратвой в этом году фекально.
Услышав такое сообщение, Полибий тяжко вздохнул. Зосим, как всегда, держался стоически. Вид барака не привел путников в восторг, но и не разочаровал. Стены были сложены из толстых бревен, крышу сделали на галльский манер соломенной, в очаге весело плясал огонь, так что внутри было тепло.
— Вон те три ложа свободны, — сказал Ворен. — Ребята ушли в лес и не вернулись.
— Да, мы уже заметили, что в Белгике маловато друзей римского народа, [143] —
подтвердил Клодий.143
Друг римского народа — титул, который обычно даровали вождю союзного племени.
— Ничего, римский меч вмиг превратит их в друзей. Или в покойников, — хмыкнул Ворен.
— Термы, цирки, дороги, — сказал сенатор.
— Что?
— Представь, зимний день, морозец, а ты платишь квадрант, заходишь в термы и купаешься в бассейне с горячей водой. Или сидишь в парилке, выскакиваешь, ныряешь в прохладный бассейн. Искупался, перекусил и в библиотеку. Какой меч может поспорить с подобным чудом? — Клодий вздохнул, он бы и сам сейчас не отказался от горячей ванны.
— Пока что мы сооружаем зимние лагеря, — отвечал Ворен и, подумав, добавил: — Но дороги уже начали строить.
Едва Клодий рухнул на набитый соломой тюфяк, так сразу провалился в сон, как в черный, глубокий колодец.
Очнулся он от криков и странного гудения над головой. Поначалу не понял, что происходит. Лишь когда сверху что-то упало и ожгло руку, он вскочил. Над его головой пылала соломенная крыша. Зосим ворвался в барак — видимо, выбегал узнать, что случилось.
— Галлы! — закричал вольноотпущенник. — Галлы штурмуют лагерь.
— Вовремя мы прибыли! — Клодий схватился за оружие, Зосим — за мешок с едой. Полибий помог хозяину надеть проклятый доспех, уже изрядно натрудивший плечи. Клодий прихватил с собой весь запас дротиков — не стенные, конечно, но все равно сгодятся.
— Зосим, оставь ветчину, шлем надевай! — приказал Клодий.
Втроем они позже всех выскочили из пылающего барака.
— Ты с моей центурией — на стену! — приказал Ворен, выныривая из-за угла. — Твои люди пусть растаскивают и тушат солому.
Клодий последовал за Вореном и его солдатами.
— Давно не сражался, сиятельный? — спросил центурион.
— Я каждый день бьюсь, — усмехнулся Клодий.
— Значит, живучий. Я тоже живучий. Победим! Вот здесь! — указал он Клодию место. — Пока не дам приказа уйти.
IV
Когда Клодий проснулся утром, Полла сидела рядом на кровати и заплетала волосы в косы. Зосим тоже был в бараке — чистил оружие куском акульей шкуры. На дубовом чурбаке лежал кусок хлеба и стояла чаша с каким-то сомнительным напитком. Клодий пригубил. Вино? В лагере Квинта?
— Зосим раздобыл. Где — не знаю. Он добычливый. — Она бросила эту похвалу небрежно, как косточку от маслины. Была бы постарше, поняла бы, что добычливый — это очень важно для главы семьи. Это важнее всего остального.
Полибий спал, завернувшись в волчью шкуру, что досталась ему вместе с ложем убитого. Клодий поежился — крыши над бараком больше не было. Все тело болело, особенно правое плечо — вчера он сражался вместе со всеми, в основном, метал дротики со стены в атакующих галлов.
— Что будем делать? — спросил Зосим.
— Обороняться, — сказал Клодий. — Других занятий пока не предвидится.
Полла слушала их разговор молча. Клодий положил ей на колено золотой. Она взяла, повертела монету в руках.