Соперник Цезаря

— Мне все равно.

— В каком смысле?

— В женском. Уж если разбирать, кто по сердцу, а кто нет, лучше сразу на себя руки наложить. — Она бросила на него странный взгляд. То ли ненавидящий, то ли… — Кто трахает, тот и мил.

— А Полибий?

— Пусть хоть Полибий. Только чтоб больно не делал.

— Зачем же тогда в сундуке хоронилась?

— Чтоб не убили.

— Замуж хочешь?

— Зачем? Чтоб ночью и днем один и тот же урод трахал?

Играет шлюху, или в самом деле война ее так изувечила? Клодию показалось, что играет.

— Давай, я тебя за Зосима сосватаю? Пойдешь? Ты ему нравишься, я заметил.

— А он мне — нет. Я бы за тебя пошла.

Клодий усмехнулся:

— У меня жена в Риме.

— Красивая?

— Очень.

«Но стерва», — добавил про себя.

Стало светать, Клодий разбудил своих спутников. Торопливо съели пахнущую дымком кашу, Полибий щепой выскоблил котелок. После горячей каши стало теплее и веселей на душе. Клодий хлопнул гладиатора по плечу:

— Башка болит?

Гладиатор потер шею:

— Да уж, приложил ты меня. Из-за девки…

— Это не девка, — поправил хозяин. — Это наш проводник. К римлянам — или прямиком к Стиксу.

Я предпочитаю встретиться с Цезарем. Харон подождет.

Казалось, цель близка. Но то был обман дороги. Днем останавливались только раз, перекусить хлебом и сыром, лошади устали, их повели в поводу, потом, ближе к вечеру, вновь поскакали верхом. Только когда стемнело и пришлось зажечь факелы, дорога вывела путников к частоколу. Перед ними был римский лагерь, но не слишком большой — Клодий полагал, что с Цезарем зимует куда больше воинов. Над частоколом лагеря грибами возвышались сторожевые башни. Не похоже, чтобы рядом был какой-то город. Где же Самаробрива?

— Кто идет? — окликнул путников сверху караульный.

Огромный факел, закрепленный на сторожевой башне, вырезал на дороге перед оградой пятно света.

— Сенатор Публий Клодий к проконсулу из Рима! — отозвался Зосим.

— Это лагерь легата Квинта Туллия Цицерона.

— Вывела, называется! Сучка! — ругнулся Полибий.

— Все равно, открывай ворота, — потребовал Зосим.

— Ждите! — Легионер послал за кем-то из центурионов.

Клодий видел, что солдаты внимательно наблюдают за незваными гостями. Значит, опасаются засады. Думают, откроют путникам ворота, а следом из темноты налетят галлы…

— Меня зовут Луций Ворен! — сообщил широкоплечий здоровяк, появляясь на башне. Следующий вопрос он задал по-гречески, зная, что галл ему не ответит, на латыни из местных кое-кто лопочет, но по-гречески говорят только люди Цезаря:

— Ну и что ты, сиятельный, забыл у нас в глуши?

— Я искал лагерь проконсула, но сбился с дороги, — отвечал Клодий, тоже на греческом.

— Далеко ж ты заехал, сенатор.

Ворота отворились, и путников пропустили внутрь.

— Легат Квинт Цицерон уже лег спать. Я помещу вас в одном из своих бараков. Только учтите: со жратвой в этом году фекально.

Услышав такое сообщение, Полибий тяжко вздохнул. Зосим, как всегда, держался стоически. Вид барака не привел путников в восторг, но и не разочаровал. Стены были сложены из толстых бревен, крышу сделали на галльский манер соломенной, в очаге весело плясал огонь, так что внутри было тепло.

— Вон те три ложа свободны, — сказал Ворен. — Ребята ушли в лес и не вернулись.

— Да, мы уже заметили, что в Белгике маловато друзей римского народа, [143] — подтвердил Клодий.

143

Друг римского народа — титул, который обычно даровали вождю союзного племени.

— Ничего, римский меч вмиг превратит их в друзей. Или в покойников, — хмыкнул Ворен.

— Термы, цирки, дороги, — сказал сенатор.

— Что?

— Представь, зимний день, морозец, а ты платишь квадрант, заходишь в термы и купаешься в бассейне с горячей водой. Или сидишь в парилке, выскакиваешь, ныряешь в прохладный бассейн. Искупался, перекусил и в библиотеку. Какой меч может поспорить с подобным чудом? — Клодий вздохнул, он бы и сам сейчас не отказался от горячей ванны.

— Пока что мы сооружаем зимние лагеря, — отвечал Ворен и, подумав, добавил: — Но дороги уже начали строить.

Едва Клодий рухнул на набитый соломой тюфяк, так сразу провалился в сон, как в черный, глубокий колодец.

Очнулся он от криков и странного гудения над головой. Поначалу не понял, что происходит. Лишь когда сверху что-то упало и ожгло руку, он вскочил. Над его головой пылала соломенная крыша. Зосим ворвался в барак — видимо, выбегал узнать, что случилось.

— Галлы! — закричал вольноотпущенник. — Галлы штурмуют лагерь.

— Вовремя мы прибыли! — Клодий схватился за оружие, Зосим — за мешок с едой. Полибий помог хозяину надеть проклятый доспех, уже изрядно натрудивший плечи. Клодий прихватил с собой весь запас дротиков — не стенные, конечно, но все равно сгодятся.

— Зосим, оставь ветчину, шлем надевай! — приказал Клодий.

Втроем они позже всех выскочили из пылающего барака.

— Ты с моей центурией — на стену! — приказал Ворен, выныривая из-за угла. — Твои люди пусть растаскивают и тушат солому.

Клодий последовал за Вореном и его солдатами.

— Давно не сражался, сиятельный? — спросил центурион.

— Я каждый день бьюсь, — усмехнулся Клодий.

— Значит, живучий. Я тоже живучий. Победим! Вот здесь! — указал он Клодию место. — Пока не дам приказа уйти.

IV

Когда Клодий проснулся утром, Полла сидела рядом на кровати и заплетала волосы в косы. Зосим тоже был в бараке — чистил оружие куском акульей шкуры. На дубовом чурбаке лежал кусок хлеба и стояла чаша с каким-то сомнительным напитком. Клодий пригубил. Вино? В лагере Квинта?

— Зосим раздобыл. Где — не знаю. Он добычливый. — Она бросила эту похвалу небрежно, как косточку от маслины. Была бы постарше, поняла бы, что добычливый — это очень важно для главы семьи. Это важнее всего остального.

Полибий спал, завернувшись в волчью шкуру, что досталась ему вместе с ложем убитого. Клодий поежился — крыши над бараком больше не было. Все тело болело, особенно правое плечо — вчера он сражался вместе со всеми, в основном, метал дротики со стены в атакующих галлов.

— Что будем делать? — спросил Зосим.

— Обороняться, — сказал Клодий. — Других занятий пока не предвидится.

Полла слушала их разговор молча. Клодий положил ей на колено золотой. Она взяла, повертела монету в руках.