Соперник Цезаря

Носильщики тут же припустили со всех ног.

— Тебе что, мало твоей актерки Кифареды, что ты решил приударить за моей женой? — Клодий повернулся к Марку.

Тот был на голову его выше и раза в два шире в плечах. О физической силе Антония ходили легенды.

— А, Клодий, вождь рабов, решивший всех нас сделать клеймеными, — отвечал Марк Антоний, нагло ухмыляясь.

— А, Марк Антоний! Знаменитый оратор! Говорят, ты собирался вчера держать речь на форуме, но вместо слов из твоих уст полезла блевотина, потому как ты перебрал накануне неразбавленного вейского вина. Хорошо, что кто-то из друзей подставил тебе свой плащ, а то бы весь форум оказался заблеванным.

Марк Антоний побагровел, выдернул меч и кинулся на Клодия. Но тому удалось ускользнуть. Клодий взлетел по ступеням ближайшей книжной лавки и встал в узком проеме, выставив вперед меч. Марк Антоний ринулся за ним, надеясь на свою бычью силу. Но сила в этот раз не помогла. Клодий отбил удар, нацеленный ему в живот, и сам сделал выпад, Марк Антоний отшатнулся и слетел вниз. Поднялся, покосился на свой меч. От клинка осталась ровно половина. Клодий привез свой меч из Галлии, он был длиннее, и, главное, металл был куда лучше римского.

Марк Антоний выругался.

— Тебя все равно прирежут, как жертвенную свинью, — крикнул он так, чтобы услышали зеваки.

— Твой конец будет не лучше, — посулил Клодий.

Марк Антоний зарычал и вновь кинулся в атаку.

И вновь его клинок укоротился вдвое, а сам он опять очутился внизу.

— Я еще буду трахать твою жену! — пообещал он и удалился с гордым видом.

III

Вернувшись домой, Клодий даже не пожелал разговаривать с Фульвией. Он прошел в таблин, затянул занавеску и долго сидел в одиночестве, читая. Потом что-то писал.

Когда Зосим заглянул в таблин, его патрон сворачивал свиток. Зажав конец пергамента под подбородком, Клодий наматывал рукопись на скалку, вращая рожки из слоновой кости. Зосим, как завороженный, наблюдал за действиями патрона. Свитки Клодий спрятал в футляр. Футляров было два, свитков — восемь.

— Мои записи за шестнадцать лет, — сказал Клодий. — Кстати, ты написал свою историю Рима, как собирался?

Зосим отрицательно мотнул головой.

— Что так? Недосуг?

В ответ — неопределенное пожатие плеч.

— Все пишут нынче, — усмехнулся Клодий, поглаживая красный сафьян футляра. — Мир рушится, и все торопятся что-нибудь сочинить напоследок. Лукреций — поэму о природе вещей, Катулл — стихи о моей сестрице, Цицерон — философские трактаты, Варрон — научные труды, Цезарь — записки о Галльской войне. Вот и мы с тобой сочиняем. Тебя это не смущает?

— Нет, доминус.

— Почему?

— Когда человек пишет, он соревнуется сам с собою, а не с кем-то другим.

— Утешил, ничего не скажешь! С собой соперничать хуже всего — тут никогда не победишь. — Клодий хитро прищурился. — Хочешь, подарю тебе свои записи?

— Доминус!

— Ну, конечно! — Мысль подарить записки Зосиму показалась удачной. — Вот! — Он вложил оба футляра вольноотпущеннику в руки.

— Зачем? — Зосим не знал, чего в этом подарке больше — доверия или насмешки.

— Как — зачем? Ты выскоблишь в пергаментах все, что не понравится, и напишешь на них свою историю Рима, как давно мечтал. Экономия материала. Палимпсест. [156] Вся наша жизнь, вся наша история, в конце концов, только палимпсест.

156

Палимпсест — рукопись, написанная после того, как первоначальный текст был удален. Обычно такое проделывали с пергаментом.

— Я не могу.

— Что не можешь? Написать историю?

— Соскоблить твой текст. Ведь ты столько лет писал!

Клодий пожал плечами:

— Это сейчас тебе кажется, что не можешь. Но потом ты это сделаешь, я знаю. И долго не раздумывай. — Клодий похлопал вольноотпущенника по плечу. — Я чту старое правило: патрон должен помнить услуги клиента. И я помню. Так что, Зосим, как только мы расправимся с Милоном, я куплю тебе уютный домик с садом где-нибудь недалеко от Рима, ты женишься, будешь жить в тишине и покое и писать свою историю, книгу за книгой.

Зосим охнул, как от боли.

— Не хочешь, чтобы я больше служил тебе? — воскликнул с упреком. Но патрон лишь сильнее сжал плечо вольноотпущенника.

— Ты же мечтаешь об этом, знаю.

— Я хочу лишь служить тебе, доминус.

— Что ж получается? Ты второй раз отказываешься от тихого сидения в библиотеке?! — Клодий рассмеялся.

— Получается так, доминус, — улыбнулся Зосим и в эту минуту вдруг сделался необыкновенно похож на патрона. С годами сходство меж ними только росло. Даже раны они порой получали схожие, манера говорить, манера держать голову — все больше и больше Зосим копировал брата.

— Кстати, ты не слышал, в Городе еще не говорят о консилии?

— Насколько я могу судить, пока ничего.

— Отлично, просто отлично! Я кое с кем поделился своими планами. Боюсь, рановато. Сначала мы должны подготовить сторонников в провинции, а потом уже в Городе объявить о проекте нового закона. Но надо действовать быстро, пока оптиматы пребывают в растерянности, пока никто из народных трибунов не осмелится наложить вето. О, боги! Иногда мне кажется, что не кровь стучит у меня в висках, а время. Я сумею разорвать его круг. Я превращу его в дорогу. И я пройду… Ты понимаешь, Зосим, я пройду там, где время останавливается! — Клодий вскочил и сделал по таблину несколько шагов.

Потом вновь сел. Зосим ничего не ответил, лишь в знак верности коснулся правой руки патрона.

— Знаешь, я по несколько раз в день прикидываю, что бы было, если бы я погиб в Галлии? Наверняка начались бы беспорядки, поджоги, Помпей воспользовался бы ситуацией и постарался захватить власть. Цицерон был бы наверху блаженства. Но вышло так, что мне выпала как бы вторая жизнь. Я родился заново. И вот, все еще страдая от ран, я вершу дела совершенно удивительные. — Клодий улыбнулся.

Он вновь поднялся и прошелся по таблину.

— Как только я стану претором, предложу народному собранию утвердить пост префекта ночной стражи. И назначить этим префектом тебя. Нынешнюю службу надо реорганизовать. Набрать куда больше людей — вольноотпущенников и государственных рабов, организовать пожарные команды и отряды для охраны в ночное время. Мне нужен порядок в Городе. И городские когорты одни с этим не справятся. Ну как, возьмешься?

— Да, доминус.

Разве верный Зосим мог ему отказать? Он как вьючный мул потянет любую поклажу, не требуя ни славы, ни награды. А впрочем, почему его не наградить? Всем, всем надо воздавать за доблесть, никого не забывая. Клодий повернулся и глянул на золотой ларец, стоящий на ларе с книгами, — подарок Птолемея Авлета. Не раздумывая, он взял ларец, отпер и подошел к Зосиму.