Соперник Цезаря

— Как твоя семья? — продолжал император. — Что братья?

«Сейчас спросит о сестре», — подумал Клодий.

Угадал — Цезарь в самом деле поинтересовался здоровьем Волоокой.

— Болеет, — кратко ответил сенатор. — Мне кажется, смерть Катулла ее поразила, хотя она это и скрывает.

— Бедняга Катулл! — Похоже, что император сказал «бедняга» совершенно искренне. — Я просил прислать мне последние его стихи. Марк Цицерон называет Катулла модернистом. Что ж, в этом названии что-то есть.

— Эпиграммы Катулла не слишком лестны для тебя. Но особенно — для твоего Мамурры.

— Ха!.. Какое открытие! Друг мой, это издержки власти. Обидно, конечно, но приходится терпеть подобные уколы. Ведь на самом деле это не более чем уколы. Лишь тиран бесится, читая на себя эпиграммы.

Слово «тиран» прозвучало так невинно, что Клодий вздрогнул. Намеренно произнес его Цезарь или нет? Разумеется, намеренно. В этом слове был вызов, сенатор должен был его принять. И он принял.

— Народ не смирится с монархией, — повторил Клодий слова Катулла. — Мы должны это учитывать. Рим слишком долго был республикой.

Клодий заметил — не мог не заметить, — как Цезаря резануло это «мы». Живые глаза Цезаря вдруг сделались холодны — их будто льдом затянуло. И бывший народный трибун вдруг понял, что император никогда ни вслух, ни мысленно не объединял себя с ним. Да и ни с кем вообще.

— О каком народе ты говоришь? Ты же знаешь, как продажна толпа, и как алчут славы аристократы, ты знаешь. Глупцы пытаются подражать старику Катону. Нелепые мимы! Над ними можно лишь посмеяться! — Цезарь осклабился, как будто собирался хохотать. Но вышла лишь болезненная гримаса. — Но самое противное, что эти актеришки могут выкинуть любую гадость, лишь бы доказать, что над ними не стоило смеяться, что их надо было принимать всерьез. Они постоянно мне мешают! А я должен действовать: Риму нужна новая, совершенно невероятная слава. Такая, перед которой померкнет слава прежней Республики, увянут лавры Сципионов и Тита Фламинина, и Эмилия Павла. — Каждое слово Цезарь произносил так, будто гвозди забивал в стену храма Юпитера Капитолийского, отмечая конец эпохи.

Клодий слушал. Он был готов согласиться с каждым словом Цезаря, был готов, но… что-то задевало его до глубины души — его, человека, отнюдь не склонного к чувствительности, готового в словесной перепалке бить не щадя и в ответ получать и словесные, и любые другие удары. Но он не понимал, что именно задевает его.

— Для этого надо превзойти славой Александра. — Клодий изо всех сил имитировал доброжелательность — как Цезарь, точь-в-точь.

— Я покорил Испанию, Галлию, Британию, — последовал ответ.

— Да, да, Александр не успел завоевать западные страны. Но Восток принадлежал ему. Персия и Египет. Даже Индию он пытался завоевать.

Нет, Клодий не будет таранить стену. Он, как Филипп Македонский, подгонит к воротам ослика, груженного золотом. Но золотом воображаемым — сокровищами Парфии, Египта, Индии. Индии, которую так и не покорил Великий Александр. Клодий знал, какие кости бросает на стол, — Цезарь уже и сам думал о Парфии. В победу Красса ни один из них не верил.

— Парфия… — повторил Цезарь. — Победить Парфию… Разумеется, если мне повезет. Счастье во всем играет большую роль, особенно в делах войны. У Рима больше не будет врагов — мы усмирим варваров на всех границах, и это будет совсем другой мир, доселе невиданный. Римский мир. И для этого надо получить Парфию.

— Провинцию Сирию, — подсказал сенатор. — С правом ведения войны.

Цезарь ненадолго прикрыл глаза, а когда вновь открыл, перед Клодием сидел делец, готовый заключить выгодную сделку.

— Прежде я должен стать консулом, а это не так просто, учитывая, что Катон собирается отдать меня под суд, как только я сложу свои полномочия проконсула.

Очень недурное начало. Судя по всему, император хочет пока действовать законным путем. То есть хочет подкупать нужных людей и получать такие законы, которые позволят ему сразу же из проконсула сделаться консулом, а потом опять проконсулом, только уже в Сирии. Но без помощи Клодия ничего этого Цезарю не добиться.

Сенатор выдержал паузу — небольшую, но достаточно эффектную.

— Нам не страшен Катон. Я выставлю свою кандидатуру в консулы на тот же год, что и ты. И обеспечу наши выборы. Через комиции проведу закон о том, чтобы ты с одним легионом продолжал быть наместником одной из Галлий и выдвинул свою кандидатуру в консулы заочно. В сенате я обуздаю оптиматов, а закон через народное собрание провести нетрудно. Достаточно иметь среди народных трибунов нужного человека — лучше, для надежности, двух. Все эти годы — до наших выборов — я не подпущу к курульным креслам твоих самых ярых врагов, прежде всего Катона и Марцеллов. Кандидатуры друзей не гарантирую. Но врагов не будет.

Цезарь молчал. Он прекрасно понимал, что Клодий потребует плату, и плату соразмерную.

— Что взамен? — наконец спросил он, в свою очередь выдержав многозначительную паузу.

Клодий улыбнулся — но лишь про себя.

— Поддержать мою кандидатуру, как я поддержу твою, прислать в Город ветеранов на выборы. И утвердить в комициях во время нашего консульства мой закон о преторских когортах для охраны Города, а затем обеспечить мне полномочия проконсула с военным империем для наведения порядка в Риме и Италии.

В этот раз Цезарь проглотил слово «нашего» и даже не поморщился, как когда-то на пирушке глотал прогорклое масло.

— Сейчас я собираюсь выставить свою кандидатуру в преторы, — добавил Клодий.

— Что получу я?

— Десять легионов за счет казны для завоевания Парфии, с правом самому назначать легатов. Я найду какого-нибудь молодого шалопая и проведу в народные трибуны, чтобы он служил нам и обезопасил от нападок сената.

— Тебе понадобятся деньги на преторские выборы. — Цезарь положил перед Клодием запечатанный свиток. — Это поручительство к моему аргентарию Оппию. Еще возьмешь десять миллионов наличными здесь, у моего казначея.

Клодий дернул ртом, но ничего не сказал. Предложение денег означало, что Цезарь дал согласие. Впрочем, у Клодия не было иллюзий по этому поводу: власть Цезарь не уступит никому — ни Помпею, ни Клодию, ни сенату. Ни даже консилию, если его удастся создать. Но пока соглашение императора устраивает. И Клодия — тоже.

— Мне нужен эскорт, — сказал Клодий. — Сумма ведь немаленькая.

— Поедешь с моими гонцами. Через два дня они повезут почту в Рим. Каждые десять дней я отправляю гонцов с охраной.

II

В Самаробриве Клодий Поллы не нашел. Поначалу он решил, что к исчезновению девчонки причастен Полибий, но, глянув в преданные собачьи глаза, понял — не виноват парень. Сама улизнула. Пока войско маневрировало, пока Клодий был в плену, а Цезарь громил галлов, исчезла Полла. Что ж, в войну со многими так бывает — только вчера жил человек, а назавтра исчез, нет его — и все.

Клодий зашел в маленькую деревянную таверну за городскими стенами, которую держала какая-то предприимчивая тетка, вдова торговца, застрявшая в Белгике с товаром и рабами. Посетителей было — не протолкнуться. Римские писцы и торговцы, юрисконсульты; галльские князьки, каждый с многочисленной свитой. Длинные волосы, обсыпанные известью, шлемы из луженой бронзы, меховые куртки, золотые торквесы, плащи, кольчуги, мечи и кинжалы — все вдруг сплелось в причудливый узор, старый мир Галлии рушился, рождался новый. Мир Галлии римской.