Соперник Цезаря
Шрифт:
— Как твоя семья? — продолжал император. — Что братья?
«Сейчас спросит о сестре», — подумал Клодий.
Угадал — Цезарь в самом деле поинтересовался здоровьем Волоокой.
— Болеет, — кратко ответил сенатор. — Мне кажется, смерть Катулла ее поразила, хотя она это и скрывает.
— Бедняга Катулл! — Похоже, что император сказал «бедняга» совершенно искренне. — Я просил прислать мне последние его стихи. Марк Цицерон называет Катулла модернистом. Что ж, в этом названии что-то есть.
— Эпиграммы Катулла не слишком лестны для тебя. Но особенно — для твоего Мамурры.
— Ха!.. Какое открытие! Друг мой, это издержки власти. Обидно, конечно, но приходится терпеть
Слово «тиран» прозвучало так невинно, что Клодий вздрогнул. Намеренно произнес его Цезарь или нет? Разумеется, намеренно. В этом слове был вызов, сенатор должен был его принять. И он принял.
— Народ не смирится с монархией, — повторил Клодий слова Катулла. — Мы должны это учитывать. Рим слишком долго был республикой.
Клодий заметил — не мог не заметить, — как Цезаря резануло это «мы». Живые глаза Цезаря вдруг сделались холодны — их будто льдом затянуло. И бывший народный трибун вдруг понял, что император никогда ни вслух, ни мысленно не объединял себя с ним. Да и ни с кем вообще.
— О каком народе ты говоришь? Ты же знаешь, как продажна толпа, и как алчут славы аристократы, ты знаешь. Глупцы пытаются подражать старику Катону. Нелепые мимы! Над ними можно лишь посмеяться! — Цезарь осклабился, как будто собирался хохотать. Но вышла лишь болезненная гримаса. — Но самое противное, что эти актеришки могут выкинуть любую гадость, лишь бы доказать, что над ними не стоило смеяться, что их надо было принимать всерьез. Они постоянно мне мешают! А я должен действовать: Риму нужна новая, совершенно невероятная слава. Такая, перед которой померкнет слава прежней Республики, увянут лавры Сципионов и Тита Фламинина, и Эмилия Павла. — Каждое слово Цезарь произносил так, будто гвозди забивал в стену храма Юпитера Капитолийского, отмечая конец эпохи.
Клодий слушал. Он был готов согласиться с каждым словом Цезаря, был готов, но… что-то задевало его до глубины души — его, человека, отнюдь не склонного к чувствительности, готового в словесной перепалке бить не щадя и в ответ получать и словесные, и любые другие удары. Но он не понимал, что именно задевает его.
— Для этого надо превзойти славой Александра. — Клодий изо всех сил имитировал доброжелательность — как Цезарь, точь-в-точь.
— Я покорил Испанию, Галлию, Британию, — последовал ответ.
— Да, да, Александр не успел завоевать западные страны. Но Восток принадлежал ему. Персия и Египет. Даже Индию он пытался завоевать.
Нет, Клодий не будет таранить стену. Он, как Филипп Македонский, подгонит к воротам ослика, груженного золотом. Но золотом воображаемым — сокровищами Парфии, Египта, Индии. Индии, которую так и не покорил Великий Александр. Клодий знал, какие кости бросает на стол, — Цезарь уже и сам думал о Парфии. В победу Красса ни один из них не верил.
— Парфия… — повторил Цезарь. — Победить Парфию… Разумеется, если мне повезет. Счастье во всем играет большую роль, особенно в делах войны. У Рима больше не будет врагов — мы усмирим варваров на всех границах, и это будет совсем другой мир, доселе невиданный. Римский мир. И для этого надо получить Парфию.
— Провинцию Сирию, — подсказал сенатор. — С правом ведения войны.
Цезарь ненадолго прикрыл глаза, а когда вновь открыл, перед Клодием сидел делец, готовый заключить выгодную сделку.
— Прежде я должен стать консулом, а это не так просто, учитывая, что Катон собирается отдать меня под суд, как только я сложу свои полномочия проконсула.
Очень недурное начало. Судя по всему, император хочет пока действовать законным путем. То есть хочет подкупать нужных
людей и получать такие законы, которые позволят ему сразу же из проконсула сделаться консулом, а потом опять проконсулом, только уже в Сирии. Но без помощи Клодия ничего этого Цезарю не добиться.Сенатор выдержал паузу — небольшую, но достаточно эффектную.
— Нам не страшен Катон. Я выставлю свою кандидатуру в консулы на тот же год, что и ты. И обеспечу наши выборы. Через комиции проведу закон о том, чтобы ты с одним легионом продолжал быть наместником одной из Галлий и выдвинул свою кандидатуру в консулы заочно. В сенате я обуздаю оптиматов, а закон через народное собрание провести нетрудно. Достаточно иметь среди народных трибунов нужного человека — лучше, для надежности, двух. Все эти годы — до наших выборов — я не подпущу к курульным креслам твоих самых ярых врагов, прежде всего Катона и Марцеллов. Кандидатуры друзей не гарантирую. Но врагов не будет.
Цезарь молчал. Он прекрасно понимал, что Клодий потребует плату, и плату соразмерную.
— Что взамен? — наконец спросил он, в свою очередь выдержав многозначительную паузу.
Клодий улыбнулся — но лишь про себя.
— Поддержать мою кандидатуру, как я поддержу твою, прислать в Город ветеранов на выборы. И утвердить в комициях во время нашего консульства мой закон о преторских когортах для охраны Города, а затем обеспечить мне полномочия проконсула с военным империем для наведения порядка в Риме и Италии.
В этот раз Цезарь проглотил слово «нашего» и даже не поморщился, как когда-то на пирушке глотал прогорклое масло.
— Сейчас я собираюсь выставить свою кандидатуру в преторы, — добавил Клодий.
— Что получу я?
— Десять легионов за счет казны для завоевания Парфии, с правом самому назначать легатов. Я найду какого-нибудь молодого шалопая и проведу в народные трибуны, чтобы он служил нам и обезопасил от нападок сената.
— Тебе понадобятся деньги на преторские выборы. — Цезарь положил перед Клодием запечатанный свиток. — Это поручительство к моему аргентарию Оппию. Еще возьмешь десять миллионов наличными здесь, у моего казначея.
Клодий дернул ртом, но ничего не сказал. Предложение денег означало, что Цезарь дал согласие. Впрочем, у Клодия не было иллюзий по этому поводу: власть Цезарь не уступит никому — ни Помпею, ни Клодию, ни сенату. Ни даже консилию, если его удастся создать. Но пока соглашение императора устраивает. И Клодия — тоже.
— Мне нужен эскорт, — сказал Клодий. — Сумма ведь немаленькая.
— Поедешь с моими гонцами. Через два дня они повезут почту в Рим. Каждые десять дней я отправляю гонцов с охраной.
II
В Самаробриве Клодий Поллы не нашел. Поначалу он решил, что к исчезновению девчонки причастен Полибий, но, глянув в преданные собачьи глаза, понял — не виноват парень. Сама улизнула. Пока войско маневрировало, пока Клодий был в плену, а Цезарь громил галлов, исчезла Полла. Что ж, в войну со многими так бывает — только вчера жил человек, а назавтра исчез, нет его — и все.
Клодий зашел в маленькую деревянную таверну за городскими стенами, которую держала какая-то предприимчивая тетка, вдова торговца, застрявшая в Белгике с товаром и рабами. Посетителей было — не протолкнуться. Римские писцы и торговцы, юрисконсульты; галльские князьки, каждый с многочисленной свитой. Длинные волосы, обсыпанные известью, шлемы из луженой бронзы, меховые куртки, золотые торквесы, плащи, кольчуги, мечи и кинжалы — все вдруг сплелось в причудливый узор, старый мир Галлии рушился, рождался новый. Мир Галлии римской.