Сорочья усадьба
Шрифт:
По самому краю комнаты Дора проходит в самый дальний ее конец, не отрывая от него взгляда, словно боится повернуться к нему спиной. На ней простенькое белое муслиновое платьице, которое придает ей свежесть и очарование юности, как и копна буйных светлых волос.
— Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, — говорит она, поворачивается спиной, чтобы достать специальную лесенку; установив ее, она собирается подняться наверх.
— Можно, я вам помогу? — спрашивает Генри.
— Нет, спасибо. Она довольно устойчивая.
Дора поднимается на три или четыре ступеньки и ставит книжки на место.
Генри продолжает свое занятие, непрерывно сознавая, что, двигаясь вдоль полок и выбирая книги, Дора то и дело с
Фальшивая русалка здесь; впрочем, довольно омерзительная, и Генри оставляет ее лежать в контейнере. По правде говоря, ему больше нравится та, что выколота у него на бицепсе, на нее уж точно смотреть приятно, она такая женственная со своими округлостями, с пышной грудью, скрывающейся под водопадом длинных, золотистых волос. Но желание иметь эту подделку в своей коллекции слишком велико, хотя бы для того, чтобы любоваться, до чего может дойти человеческое нахальство.
Он уже забыл, что в комнате он не один, как вдруг слышит сдавленный крик и, обернувшись, видит, как она падает на пол.
— С вами все в порядке?
Он подает ей руку, и она поднимается.
— Как глупо, — говорит она. — Простите меня, мне очень стыдно.
— Но вы не ушиблись?
— Нет, нисколько, — уверяет она; впрочем, к стулу идет, слегка прихрамывая, и не садится, а буквально падает на него.
— Вы не могли бы…
Она протягивает руку в сторону рассыпавшихся по полу книжек. Передавая их ей, он смотрит на названия: «Замок Отранто», [39] «Тайна Удольфского замка», [40] «Нортенгентское аббатство». [41] Сентиментальная чушь, дальние страны, замки, в которых сидят красавицы и ждут прекрасного рыцаря, который придет и освободит их.
39
«Замок Отранто» (англ. «The Castle of Otranto») — роман английского писателя Хораса Уолпола, опубликованный в 1764 году, первое произведение в жанре готического романа.
40
Роман всемирно известной английской писательницы Анны Рэдклиф — основоположницы литературы мистики, тайны и ужаса.
41
«Нортенгерское аббатство» (англ. «Northanger Abbey») — первый подготовленный к публикации роман Джейн Остин.
— Я вижу, вы любите читать романы.
Дора вспыхивает и пытается спрятать книги в складках юбки.
— Так, просто для развлечения, — говорит она. — Я и другие книги читаю. Просто иногда… иногда я люблю мечтать, что живу где-нибудь в другой стране, не в Новой Зеландии, и жизнь моя состоит не из одних балов и пикников, и что вокруг не одни и те же лица. Иногда я здесь просто задыхаюсь. Вы ведь можете это понять, сэр, правда?
— О, больше, чем вам может показаться.
Он усмехается.
— Мы так далеко от всех, от всего. На корабле до Лондона плыть несколько месяцев. Не говоря уже о Европе и других континентах, на которых я мечтаю побывать.
— Вполне понимаю вашу стесненность с географической точки зрения, мисс
Коллинз. Вообще-то, в некотором смысле, я и сам до сих пор пребывал в точно таком положении.— О, простите, — говорит она, — но ведь перед вами открыт весь мир, я уверена в этом. Когда-нибудь вы обязательно должны рассказать мне про свои путешествия. Как, наверное, это было удивительно и чудесно! Сколько удивительного вы видели, сколько привезли с собой!
Дора оглядывается и смотрит через плечо, глаза ее с надеждой пробегают по ящикам, и вдруг взгляд ее застывает, словно на что-то наткнулся.
— А это что там такое, змея?
Она закрывает ладонью свой изящный ротик.
— Мне так хочется посмотреть на настоящую змею! Она у вас как живая.
Генри совсем забыл про змею, которая лежит, свернувшись кольцами, на голом полу, действительно, совсем как живая; в приглушенном освещении чешуя на ней тускло поблескивает. Ее любопытство производит на него впечатление; любая из лондонских дам при виде змеи, неважно, живой или мертвой, сейчас бы завизжала и, зарыдав, бросилась к двери.
— Боюсь, она уже начала разлагаться, — говорит Генри.
Забыв про ушиб, Дора встает со стула и идет к змее.
— Ближе не подходите, — говорит он.
Она нерешительно останавливается.
— Может, хотите посмотреть еще что-нибудь? — спрашивает Генри.
Она кивает.
Генри не может не думать о том, что с тех пор, как он встретился с ней на площади возле кафедрального собора, отношение ее к нему изменилось, а тот факт, что она не вышла к обеду, только подтверждает его догадку: она его избегает. Но теперь Дора общается с ним не только охотно, но даже тепло. Интересно, думает он, имеет ли эта перемена отношение к его сокровищам или, что более вероятно, к романами, которые она принесла в библиотеку, точнее, к героям этих романов?
— Посмотрите на этих бабочек, — говорит он. — Настоящие бриллианты джунглей. Погодите минутку.
Он достает коробки из первого контейнера и выбирает коллекцию с бабочками-морфами, [42] которых он поймал на Амазонке. Под стеклом они сверкают, как сапфиры.
— Какие красивые, — вздыхает она. — Никогда таких не видела. Здесь у нас бабочки маленькие и такие невзрачные. Вы говорите, поймали их на Амазонке? Наверное, было очень опасно?
— В общем-то, да, — признается он. — Впрочем, не опасней, чем здесь, просто опасностей больше.
42
Бабочки-морфы — дневные бабочки. Сверху крылья этих бабочек ярко-голубые, с металлическим блеском, а снизу коричневые, с «глазками», в размахе достигают 16 см.
— А какие?
— Дайте подумать. Ну, во-первых, насекомые. Потом змеи. Крокодилы. Рыбы-людоеды.
С каждым его словом глаза Доры раскрываются все больше. Он продолжает, входя в роль отважного путешественника и искателя приключений:
— Местные жители не всегда были дружелюбны. Потом, болезни. Холера. Желтая лихорадка. Я подхватил малярию, она до сих пор меня беспокоит. Но не бойтесь, она не заразная.
— А зачем вам так много?
— Простите, не понял?
— Бабочек. У вас тут больше сорока, и все одинаковые. Зачем надо было убивать так много? Для продажи?
— В общем-то, я…
Секунду он раздумывает, что ответить.
— Цель коллекционера не в том, чтобы копить все больше и больше.
— Правда? Но я не понимаю. То, что я вижу перед собой, говорит о другом.
— Трудно объяснить. Это как голод. Дело не в количестве, а в разном качестве. Для вас эти бабочки на одно лицо. Но я вижу сорок совершенно разных созданий. Одной всегда не достаточно, коллекционер ищет образец, который еще лучше, в котором в совершенстве выразился весь вид.