Сороковые... Роковые
Шрифт:
– Да, сынок.
– Спасибо Вам большое, что не даете нам с голоду сдохнуть. Только, - он оглянулся по сторонам и шепотом сказал, - не все у нас... есть и подлюки, осторожнее с ними, скажите всем вашим, чтобы поменьше говорили с Витюком и Рощиным, выслуживаются они, стараются, чтобы Краузе их заметил, и продадут не за понюх!
– Это которые?
– насторожилась Стеша.
– А воду они постоянно возят на кляче, - в коридоре затопали, Сева толкнул задремавшего, тот встрепенулся и начал чистить картошку.
–
– А вы чего здеся?
– В помощь прислали!
– буркнул Сева.
– Ну старайтеся! Вы, хозяюшки, их гоняйте, не стесняйтеся. Ишь, скубенты, доходяги.
– А ты кто такой, штоба мне указывать?
– уперев руки в боки, Марфа пошла на мужика, - я без твоих соплей обойдуся. Вона, воду постоянно мутную привозитя. Отравить хотитя всех? Чай, не с реки, а из заброшенного колодезя таскаете, што ближе наполовину, чем речка. А? Диверсию задумали?
– Марфа всегда была голосистая, сейчас же она вошла во вкус и шумела с удовольствием, думая про себя: - Ах, ты ж гад, детишков гнобить уздумал?
– Што ты, хозяюшка, што ты, - пугливо оглядываясь на открытую дверь, залопотал заросший, - не было такого!
– А то я, всю жисть здеся прожившая, не определю откуль вода?
– Что за шум?
– В проеме нарисовался недавно упомянутый, сынок Краузе.
– Да, вот, воду мутную стали возить, наверное не с реки, а из Ганина колодца. А тама аккурат в начале войны, собаку дохлую детки нашли.
– Курт!
– позвал Краузе, - комм цу мир! Курт, громадный беловолосый детина, постоянно сопровождавший Краузе и наводящий ужас своим видом на деревенских детишек, тут же появился.
Краузе пролаял что-то, и Курт, уцепив возчика за шиворот, потащил его из кухни.
Фридрих посмотрел на замерших студентов: -Воду возить будете вы. Скажу старост барак, даст одежду, и смотрите у меня, будет малейший жалоба -ершиссен!
– Прошел к плите, поднял крышку, понюхал булькающее варево.
– Гут! Балует вас герр Краузе!
Повернулся и вышел.
Марфа перевела дух: -Ушел, аспид, чистая гадюка вырос, вот Пауль-Пашка не таким был!
– Может, по малолетству?
– спросила тихонько Стеша, - поди, щас такая же...?
– Марфа, - тоже тихонько сказал Сева, - вы же нам так помогли, весь барак будет вас благодарить!!
ГЛАВА 4.
Январь подходил к концу, прибавился день, немного ослабели морозы и в Березовку заявились один за другим Шлепень и Леший. Шлепень, весь какой-то дерганный, с бегающими глазками, в кожухе явно с чужого плеча с повязкой полицая на рукаве, был разочарован и разозлен, что его приезд никто не заметил.
– Похоже, ешче одна гнида завялася у Бярёзовке, мёдом што-ли намазано?
– дед Ефим опять сильно плевался, глядя из-за занавески, - от ведь напасть какая! И энтот к Никодиму побягить, бяядаа!
Так и вышло. Шлепень, доложившись Шомбергу и Бунчуку, тут же рванул в Крутовскую избу: -Есть хто у хате?
–
Есть!– выглянула из печного закутка Ефимовна.
– О, Ефимовна. А чаго это ты... Вы здесь?
– Живу я здесь, - сухо ответила Ефимовна.
– А где жа усе Крутовы?
– Усех Крутовых - два мальца осталось, вон, сидят, уроки делают!
– А остальные?
– подрастерялся Слепень.
– Остальных нету. Никодим пропал, Глафиру немец с самолёта убил, Родиона ещё в июне в армию взяли...Что, тоже мстить малым деткам собрался? Один, вон, после гибели на его глазах мамки, вовсе не говорит, - разозлилась Марья Ефимовна.
– Ладно Бунчук, тот Никодима ненавидит, и если бы не Краузе старший, давно бы пацанов извел, тебе-то чаго надо?
Ефимовна в гневе перешла на местный говор.
– Марь Ефимовна, ты чаго? Я ж,просто поинтересовался... Я ж ничаго...
– Все вы ничаго, я ж тебя учила добру, ты ж неплохой был, што ж ты как зверюга?
– Всё, пошел я, - Слепень, как ошпаренный, выскочил из хаты.
А на другой день, к обеду по центральной улице села неспеша шел богатырского роста и зверского вида, заросший по самые брови мужик. Подойдя к правлению, не спеша оббил снег с громадных же валенок и на хорошем немецком языке сказал часовому:
– Передай герру Фридриху Краузе, что пришел Леший!
Тот с изумлением посмотрел на это чудо и гаркнул кому-то в коридор. Через несколько минут вышел солдат:
– Битте!
Лешего провели в кабинет, из-за стола поднялся сухопарый немец:
– Вас волен зи?
– Здравствуй, крестничек!
– Не понимайт!
– немец вгляделся в Лешего: - Майн Гот! Лавр Ефимович?
– Да, но лучше зови меня Леший, так привычнее!
– Момент!
– Фридрих покрутил ручку телефона:
– Фатер? Лавр Ефимович у меня в кабинете! Яволь! Фатер будет здесь через пятнадцать минут, зетцен зих, садитесь, я немного забывайт язык, мешаю... перемешиваю слова.
– А и Карлуша здесь? А Пашка, Пауль, то есть?
– Пауль в Берлине, а фатер не пожелал жить в Германия, сюда приехал, имение восстанавливаем, скоро переедет туда жить.
Адьютант принес нарезанный лимон и початую бутылку коньяка. Фридрих налил понемногу в бокалы:
– За встречу, рад, что живой Лавр Ефимович!
Леший медленно пил коньяк, смакуя каждый глоток:
– Давненько я не пивал такого... да, с семнадцатого года, пожалуй.
В кабинет с шумом ворвался Карл Краузе и с порога, раскрыв объятья, пошел на Лешего: -Лавр, дружище, живой!!
– Что мне сделается, отшельнику, кроме зверья, никого в лесах не водится!
– обнимая его, гудел Леший.