SOS! Любовь!
Шрифт:
Помню свой день рождения, мне исполнилось пять лет. Папа обещал, что придет и сводит меня покататься на карусели, купит мороженое. Я была так счастлива, что начала одеваться за два часа до условленного времени. Упросила маму выдать мне лакированные туфельки и красную гофрированную юбку. Мама заплела мне косички, и я села ждать. Я сидела на стульчике тихо, неподвижно и держала на коленях корзиночку. Дети, если захотят, могут ждать до бесконечности, знаете?
Фолли кивает.
– Папа должен был прийти в четыре, я ждала его до восьми. Ни мама, ни сестра не могли убедить меня встать с этого стула. Так я и заснула.
– Он пришел на другой день?
– Нет, он забежал к нам через неделю, принес мне плюшевого медвежонка, но меня это больше не интересовало.
– Он как-то объяснил вам, почему не пришел тогда?
– Он
– Нет, Кьяра, ваш день рождения должен быть важен для вашего отца, потому что ребенок – самое главное у человека, так заложено природой.
– Очевидно, нет. Мы ничего для него не значили, ни я, ни моя сестра… – удобнее усаживаюсь на стуле. – Помню, что в тот день, когда отец объявил, что окончательно уходит, мама безутешно плакала, обхватив колени, а он устало переминался на пороге.
Сейчас это кажется немного смешным, как сцена из немого кино. Он открывает двери, напоследок оборачивается, кладет мне на голову ладонь и говорит: «Будь умницей, слышишь? Не расстраивай маму! Ну, пока-пока». И, оттолкнув маму, хлопает дверью в последний раз. Мама лежит на полу до самого вечера, мы сидим рядом и стараемся утешить ее, гладим по голове, а потом Сара звонит бабушке.
С того дня и до самого нашего выселения из квартиры мы виделись с ним только мимоходом.
– Вам не трудно рассказать о выселении?
– Ну, раз я об этом заговорила… – пытаюсь шутить. – Прошло восемь месяцев, как он ушел из дома, мама Гайи Луны должна была родить. Мы с сестрой плохо понимали, что имела в виду мама, когда говорила про «другую женщину вашего отца» и «другую девочку». Мы верили, что однажды снова увидим на вешалке шляпу и все будет хорошо. По крайней мере, так думала я. Сестра с того самого дня слышать о нем ничего не хотела. Мама целыми днями висела на телефоне – выясняла отношения с бабушкой, с адвокатом, с отцом, а тот, как только слышал ее плач, бросал трубку. Мы с Сарой подслушивали, чтобы понять, что происходит. И однажды мы услышали, как мама горестно охнула. Уверена, что если бы папа был рядом, она бы его собственноручно задушила. Он дал ей сорок восемь часов, чтобы съехать с квартиры, сказал, что сам организует транспорт, но мы должны оставить жилье той, другой. Мама пыталась возражать, но это не помогло. У нее не было ни денег, ни влиятельных друзей, ни работы. Так мы и перебрались к бабушке.
О том, что было дальше, я уже рассказывала.
– Понимаю… А школа? Как вы там себя чувствовали?
– Я по большей части рисовала. Однажды учительница вызвала в школу маму, потому что я все время рисовала беременных женщин, которые проникают в дом через окна и через двери, и двух маленьких девочек, которые спрятались под шляпой.
– Вы невероятно впечатлительны, Кьяра, к тому же самые важные годы вашей жизни, когда закладываются основы личности, оказались для вас самыми трудными. Видите ли, ваш отец всегда отсутствовал и был патологическим эгоистом не потому, что вы не заслуживали его любви и внимания. Это он не умеет выстраивать отношения и ни к кому не испытывает привязанности.
– А что это меняет?
– Меняет ваше восприятие: ваш отец – обычный человек, не лишенный недостатков. Вам необходимо по-новому оценить его фигуру, уменьшить его значение в вашей жизни, начать относиться к нему как к человеку, у которого есть определенные слабости, и их немало. Человеку, который, увы, так и не сумел оценить по достоинству своих дочерей. Если вы станете воспринимать его именно так, вы поймете, что стали жертвой несправедливости. Вы вовсе не повинны в том, что мужчины внезапно уходят от вас, как ваш отец, вы, как никто, достойны любви. Вы важны для меня, для Риккардо, для сестры и по-своему для Андреа и Барбары, не говоря уже о вашей маме. Я прекрасно понимаю, что это не вернет вам ни счастливого детства, ни настоящей семьи, но необходимо сломать вашу убежденность в том, что другие бросают вас, потому что вы плохая и не заслуживаете любви. Кьяра, вы прекрасный человек, вы безоговорочно заслуживаете любви и уважения, и для того, чтобы вас принимали такой, какая вы есть, совершенно не обязательно постоянно маскировать свои чувства. Начните говорить правду людям, которые вас любят, вести себя так, как
считаете нужным, и говорить то, что на самом деле думаете. Поверьте, прятать голову в песок – не лучший способ. Все мы порой пытаемся отрицать реальность. Нужно учиться справляться с фрустрациями. Сделайте усилие, начните с тех, кто всегда был рядом, – с сестры, с мамы, скажите им о том, что вы чувствуете. Не думайте, будет ли им это приятно. Поступайте так, чтобы было хорошо вам.– Если бы вы знали мою сестру, вы бы так не говорили.
В метро размышляю над словами махатмы Фолли. Конечно, он прав, во всем прав, но нельзя научиться бегать, если еще не умеешь ходить. И потом, наверное, быть психотерапевтом совсем не сложно, я тоже прекрасно знаю, что нужно делать, только не могу!
Меня тревожит завтрашнее возвращение в контору.
Андреа, узнав, что я возвращаюсь, прислал мне десяток сообщений, все – в стиле «собачку отшлепали веником».
Я ответила только на одно, когда он написал: «Ты – не случайность, ты – чудо». Эта фраза так далека от его привычных схем, что мне показалось, он ее где-то позаимствовал.
Я так ему и написала: «Кажется, это не ты сказал», а он ответил, что читает пособие по психотелесной медицине Дипака Чопры.
Что бы мне почитать, поскольку удерживать Риккардо на расстоянии становится все труднее. Прикидываюсь, что ужасно занята, устала или болит голова, а он начинает выходить из себя, говорит, что это не отношения, а черт знает что, и он прав. Проблема в том, что в моем нынешнем смятении чувств мне противны любые физические контакты, а объяснить это я не в состоянии.
Риккардо мне очень нравится, но я не влюблена в него. И в то же время я без него не могу – странно, не правда ли? – мне нужна его защита, его участие.
Андреа – негодяй, законченный подлец, но я по нему скучаю! Я и сама не понимаю, какие чувства к нему испытываю сейчас, помимо разочарования, злости и обиды. Однако мне хочется верить в то, что он еще может измениться.
А вот кто совершенно точно изменился, так это Лоренцо.
Он увлекся перепиской с Адзуррой, а я отвечаю ему, пытаясь понять, зачем он выдумал эту историю с женитьбой. Правда, ситуация все больше запутывается.
Тот факт, что бывший парень моей сестры, супернадежный парень, клюнул на какую-то маньячку, которая соблазняет его через Интернет, вызывает у меня множество подозрений. Сара понятия не имеет, что мы переписываемся. Не могла же я сказать ей, что он моментально заглотил наживку?
Милая Адзурра,
весь день на работе я думал о тебе.
Будни такие скучные и однообразные, летом в Милане вообще ужасно.
Ты была на Сардинии? Я там родился и очень скучаю по тем краям.
Мне бы хотелось поехать туда вместе с тобой, думаю, архипелаг Маддалена тебе очень понравится. Представляешь себе Мальдивы? Вот, только море в наших краях еще лучше, а пляжи тянутся, насколько хватает глаз. А какой ветер, какие ароматы трав, не говоря уже о местной кухне!
Я скучный, правда? Просто мне так одиноко сейчас, думаю, ты появилась в моей жизни не случайно. Наверное, это судьба.
Если найдешь время, ответь мне, расскажи немного о себе, чем занимаешься, куда поедешь в отпуск или уже ездила. Сегодня вечером я сижу дома, наверное, буду смотреть телевизор.
Правда, там нет ничего интересного.
Целую,
Лоренцо.
Боже, какая нудятина!
Да, согласна, чья бы корова мычала – мне постоянно попадаются какие-то придурки, но они хотя бы «забавные». А все, на что способен Лоренцо, – это смайлики!
И моя сестра по нему убивается?!
Сегодня к нам на ужин придет мама, и, чтобы отвести от себя подозрения и избежать щекотливых вопросов, я сказала, что нашла работу в другой адвокатской конторе.
– Привет, киска, я купил цветы для твоей мамы, вино и мороженое. Думаешь, этого хватит? – говорит Риккардо, заходя на кухню с пакетами в руках.