Сошедшие с небес

Маша расцеловала старуху, закричала на весь двор:

— Ничего не знаю, у меня гости! Сережа, забирай Вовку и уматывайте куда хотите! Выходной есть выходной! Нюся! Тащи стол под яблоньку, сейчас девишник устроим!.. Это моя самая любимая больная — баба Шура! То есть она теперь самая здоровая!

— Вот, я тебе гостинцев привезла, — быстро сказала баба Шура. — Тута яички, маслице домашнее, и крендельков напекла с маком...

— Гуляем, девушки! — крикнула Маша — Все дела побоку!

В городском парке был маленький тир. Рядом — пивной ларек.

Сергей приволок от ларька какой-то ящик, взгромоздил на него Вовку и теперь учил его стрелять из духового ружья. У стойки тира толпилось несколько подростков.

Заправлял тиром однорукий инвалид лет пятидесяти.

— Прижмурь левый глазик, прижмурь, — говорил инвалид Вовке. — И целься точно в середку... Это ружьишко у меня по центру бьет, — объяснил он уже Сергею. — Ф-ф-фу... Духотища! Не продохнуть... — Инвалид присел на стул, стоящий по другую сторону стойки рядом со стеной, помял темной ладонью небритое лицо. — У меня бывает так — воздуху, видишь ли, мне не хватает, — улыбнулся он Сергею. — Причем, заметь, на фронте мне его всегда хватало, а теперь...

Вовка наконец выстрелил и попал в мишень.

— Ну, молодец! Ну, снайпер... Ну, батькина радость... — ласково похвалил Вовку инвалид и подозвал одного из подростков: — Вить, а Вить... Сбегай в ларек к тете Лизе, скажи, дядя Петя кружечку кваса просит. На-ко вот...

Однорукий положил мелочь между ружьями и тут же спросил Сергея:

— А может, и тебе принести? Что одну, что две — все едино.

— Нет, спасибо, — ответил ему Сергей и сказал Вовке: — Что-то ты больно долго целишься...

— Устанешь и промажешь, — подтвердил инвалид. — Я вот, к примеру, знаешь, как устал? Просто сил никаких нет...

Однорукий попытался глубоко вздохнуть и обмяк на стуле.

Вовка выстрелил и промазал. Он виновато посмотрел на инвалида и тревожно произнес, не отрывая от него глаз:

— Папа... Папа!

Сергей повернулся к однорукому. Тот сидел, привалившись спиной к стойке и стене, глаза у него были полуоткрыты, из уголка рта тянулась тоненькая струйка слюны...

«Девишник» во дворе шел полным ходом.

— ... Адреса не знаю, фамилию не ведаю, Машенька да Машенька... — рассказывала баба Шура. — Я прямиком в больницу. Не сообразила, голова куриная, что выходной! Хорошо, дежурный доктор признал. Как на меня глянул и говорит: «Вы у нас недавно на хирургии лежали...» И дал мне твой адрес.

— Это надо же, на попутках семьдесят верст отшлепать — чаю попить! Здорово вас подлечили, баба Шура! — поразилась Нюська.

— А все она, Машенька, — гордо сказала баба Шура.

Маша посмотрела на часы, поднялась из-за стола:

— Посидите без меня минуток пятнадцать. Я тут одного старичка колю через каждые четыре часа. Я скоренько. — И направилась к воротам.

Нюська крикнула:

— Маш, а шприц, иголки там разные?

— У него все свое. Уже на плите стоит — кипятится. — И ушла.

Баба Шура посмотрела ей вослед. Посерьезнела, оглянулась и сказала Нюське тихо, испуганно и торжественно:

— Помню, войдет в палату, враз болеть перестает! У всех... Она как святая. Будто она к нам с небес сошла!..

А у тира стояли милицейский «газик» и «скорая помощь». Двери в тир были закрыты, и около них собрались в скорбном молчании несколько подростков и плачущая толстуха в грязно-белом фартуке — продавщица из пивного ларька.

Внутри, прямо под мишенями, на носилках лежало уже накрытое тело мертвого однорукого инвалида.

В крохотном помещении тира негде было повернуться: врач и фельдшер со «скорой», два милиционера (один в штатском) и председатель организации всех тиров.

Тут же стоял Вовка, крепко, держал отца за руку. Штатский записывал показания Сергея:

— ... Ну, я послал здешних пареньков вызвать «скорую» и вас, закрыл тир — какое ни есть, а оружие — и стал ждать. И все.

— Ни разу больничного не брал, — удивлялся руководитель тиров. — Всегда как штык!

— Потому и умер, — буркнул фельдшер.

— Так... — проговорил штатский и показал карандашиком на кружку с нетронутым квасом, стоящую на прилавке среди духовых ружей: — А это чье?

— Его. — Вовка показал на носилки.

— Почему здесь ребенок?

— Это мой сын, — жестко ответил Сергей.

— Иди к нам работать, — прошептал Сергею начальник всех тиров. — План небольшой, квартальные премии... Конечно, и самому крутиться надо, а так — сиди себе, постреливай...

— Я в вашей жизни крутиться не умею. А стрельба мне вот так надоела. — Сергей провел ребром ладони по горлу и поднял Вовку на руки: — Айда, сынок.

Смеркалось. Баба Шура уже уехала. У водонапорной колонки Маша и Нюська мыли посуду. Маша в раздражении говорила:

— Он, видишь ли, стесняется, что ему в двадцать семь лет...

— Ну и правильно! На кой ляд ему с сопляками три месяца в этой автошколе огибаться?! Да я его здесь во дворе за две недели сама выучу!.. — сказала Нюська.

И старый огромный неухоженный двор превратился в учебный автодром!

— Мама! — кричал Вовка с крыши сарая. — Зачем вы меня сюда засадили?!

— По технике безопасности, — отвечала ему Маша.

— А что это такое? — вопил Вовка.

— Скоро сам увидишь!

Маша вынесла на крыльцо столик со швейной машинкой — ставила заплаты на Вовкины штаны.

По двору козлом скакала полуторка. Рев мотора, прыжок вперед, тишина... Заглох двигатель.

В кабине за рулем сидит мокрый от напряжения Сергей. Рядом Нюська.

— Сцепление-то полегоньку отпускать надо!.. — стонет Нюська. — Давай сначала.

Сергей заводит двигатель, выжимает сцепление, со скрежетом рывком включает первую скорость.

— Нежней, нежней! Прибавляй оборотики... — приговаривала Нюська. — Газу... Газу... Газу...

Неожиданно набрав скорость, машина врезается в забор. Удар, треск, звон разбитого стекла!

Задним ходом машина выдирается из пролома в заборе и останавливается. Сергей и Нюська вылезают из кабины — согнут передний бампер, разбита фара, смято крыло...

— Куда же ты гонишь, чертова кукла?

— Сама же говорила: «Газу, газу, газу...»

Подбежала Маша, быстро сказала:

— Мы заплатим. Мы заплатим за ремонт, Нюсенька...