Сострадание к врагу

* * *

— Ты изменилась, — заметил Денисов.

— Как я могла измениться?

— Стала более женственной, что ли. Сейчас ты мне нравишься еще больше.

— Я завязала волосы в хвостик и накрасилась, — ответила Йец. — Если ты это имеешь в виду…

— Накрасилась? Я не заметил.

— Конечно, не заметил. Я ведь не использовала земную косметику. Мы пользуемся совершенно другими средствами.

— Какими?

Она улыбнулась.

— Пусть это будет моей маленькой тайной. А то, что ты не заметил хвостик, я тебе еще припомню… Что твой раб? Поддается дрессировке?

— Не говори так. Это не животное.

— Но и не человек, это уж точно. Если ты его правильно воспитаешь, он может стать всем, чем ты захочешь. Как человеком, так и страшным зверем. Ты не представляешь, как зверствовали в свое время мейрсы на Тибере. Впрочем, это было давно. Как ты его назвал?

— Том.

— Хорошее имя. Больше подходит для кота. Слушается?

— Это не главное. Я пытаюсь сделать так, чтобы он имел собственное мнение, — возразил Денисов.

— Это круто. В смысле, это еще никому не удавалось. Мейрс не может иметь собственного мнения. Это раса рабов, которым нравится быть рабами. Что он умеет?

— Умеет говорить на нескольких земных языках, но не так хорошо, как ты. Некоторых вещей он просто не понимает… Как видишь, я выполнил свое обещание.

— Обещание?

— Я поговорил с Капитаном, рассказал, что дал тебе слово, и он согласился отправиться на Тибер. А ты?

— Что я?

— Ты выполнила свое обещание? Ты думала обо мне?

— Немного. Знаешь, сейчас, когда я возвращаюсь домой, я просто сама не своя. Прошло больше полувека, я не найду никого, кто бы меня помнил. Разве что дряхлых стариков. Одиннадцать лет рабства плюс сорок с лишним лет, на которые мы сдвинулись вперед по времени. Есть столько вещей, которых я так давно не делала. Например, я одиннадцать лет не надевала ту одежду, которая мне нравится. Ты можешь представить, что это значит для женщины?

— Нет, не могу, — признался Денисов.

— Извини. Я болтаю с тобой, как с подружкой. Так хочется просто поболтать, расслабиться. Я как окаменела за это время. Не могу поверить, что всё это происходит на самом деле. День, когда мы вернемся, будет счастливейшим днем в моей жизни. Интересно, сохранился ли мой дом?

— Не знаю.

— На распределительной станции много магазинов. Почти цивилизация. Первым делом куплю себе платье. Представляешь? Настоящее платье!

— А деньги?

— Я об этом как-то не подумала, — призналась Йец.

* * *

Станция представляла собой огромное сооружение, напоминающее вытянутый кекс.

— Здесь совсем немного людей, — пояснила Йец, — и все коренные жители Тибера. Вскоре вы их увидите.

— Мне это не нравится, — сказал Капитан.

— Что не нравится?

— Я не вижу ни одного корабля. Никакого движения, никто нас не встречает, не интересуется, кто мы.

— Может быть, сейчас мертвый сезон? — предположил Денисов.

— Может быть, — согласился Капитан. — Садимся, что ли? Эта штука под нами, это определенно посадочная площадка… Ты уверена, что нам ничего не угрожает?

— Абсолютно! — ответила Йец.

— Верю. Значит, садимся.

Они без сложностей пристыковались к станции и втроем вошли внутрь. Вера и Том остались на корабле. Они оказались в большом слабо освещенном помещении. Ни единого человека. Несколько роботов занимались своими делами, не обращая на прибывших никакого внимания. Несколько надписей, сделанных крупными красными символами, виднелись на стенах.

— Что там написано? — спросил Капитан.

— Как обычно. Приглашают пройти медицинский контроль, досмотр багажа, тест психологического загрязнения. Всё как всегда.

— Психологического загрязнения? — удивился Денисов.

— То есть тест на заражение социально опасными идеями. Обязательная процедура. У вас такого не делают?

— Нет.

— Поэтому вы никогда не справитесь с террористами и прочей мразью. Впрочем, прошло ведь много лет, наверное, и на Земле уже давно всё иначе. Как приятно быть дома! Даже не совсем дома…

— Прости меня, девочка, — сказал Капитан, — но, кажется, твое веселое щебетание не уместно. На этой громадной станции нет ни одного человека. Кроме нас. Ни тиберианца, ни кого другого. По-моему, мы влипли. Вот тот знак, видимо, означает стрелку?

— Верно.

— Что там написано? Впрочем, без разницы. Уверен, что там нас никто не встретит и ничего не предложит. Спорим?

— Предлагаю вернуться за оружием, — сказал Денисов.

— Оружие здесь не поможет, — возразил Капитан. — Предлагаю просто идти вперед. Скоро всё станет ясно. Если не всё, то многое.

* * *

Громадная станция оказалась пуста. Здесь было много роботов, которые поддерживали все системы в рабочем состоянии и наводили порядок. Впрочем, некоторые лампы уже не горели, а панели приборов были покрыты пылью. Похоже, что люди покинули станцию давно.

— Возможно, за это время построили новую станцию, а старую законсервировали, — предположила Йец. — Попробую что-нибудь узнать.

Она зашла за стойку и включила устройство, отдаленно напоминавшее металлического ежа, протянула к нему ладонь правой руки. Несколько игл сразу же вытянулись и коснулись кожи.

— Это компьютер? — спросил Капитан.

— Что-то вроде. Но у меня нет доступа, так что много он мне всё равно не скажет. Ага, вот. Последний человек покинул станцию семнадцать лет назад. Тиберианских лет, они немного длиннее земных. Станция временно отключена.

— Почему он покинул станцию?

— Ушел в отпуск.

— Ушел в отпуск на семнадцать лет?

— Ну да. Ушел и не вернулся.

— Это последний человек. А куда делись предпоследние?

— Не знаю. — Йец убрала руку, и иглы снова втянулись. — Очень мало информации. Возможно, что станция просто утратила свое значение. Она продолжала существовать, но персонала становилось всё меньше и меньше. Потом станцию решили закрыть вообще. Ничего другого я не могу представить.

— Или боишься представить, — сказал Капитан. — Будем надеяться, что ты права. Каково население Тибера?

— Около двух миллиардов.

— Немного для большой планеты.

— У нас запрещено заводить детей после тридцати лет. Всех мужчин безболезненно стерилизуют в этом возрасте. Иначе слишком много детей рождаются уродами. Я же предупреждала, что некоторые местные обычаи вам покажутся странными.

— Мне ни капельки не нравится такой обычай. Мне совсем скоро стукнет тридцать, — возмутился Денисов. — Сразу расхотелось лететь на Тибер.