Сострадание к врагу

Йец шла по пустой улице. Под ногами пыль и песок, сквозь который пробивалась трава. Посредине улицы протоптана узкая тропинка. Вдали шла женщина в зеленом платье, возможно, она тоже шла к рынку.

Постепенно людей становилось больше. Рынок находился в центре города.

Единственное место, где еще можно было купить продукты. Сюда съезжались последние оставшиеся в живых жители деревень. У края рынка расположились фруктовые ряды, чуть дальше — мясные; мясо животных было так нежно, что его обычно ели сырым.

А вот и рыбные ряды. Йец быстро и со знанием дела выбрала то, что хотела. Рыбина была увесистая. Затем подошла к точильщику ножей.

— Мне нужен нож. Хороший нож, — сказала она.

— Плохих у меня не бывает, — ответил худой и загорелый старик. Его руки до самых локтей были цвета копченой рыбы, но из-под рукавов виднелись полоски белой кожи. — Вам нужен нож для кухни?

— Нет. Для самообороны.

— Есть у меня такой, могу продать, но… — протянул старик, — … программного обеспечения нет. А его вам не продаст никто.

— А мне оно и не надо. Свое есть, — отрезала она. — Что вы на меня так смотрите? Пытаетесь запомнить?

— Нет. Но, кажется, я тебя знаю.

— Вы не можете меня знать, — возразила Йец. — Я не здешняя. Я впервые в Акане. Я жила далеко отсюда. Очень далеко. В тех местах, где вы никогда не бывали.

— Йец, — сказал старик. — Я вспомнил. Тебя звали Йец. Семьдесят второй год. Планета Хи. Тогда тебе было всего четырнадцать. Ты почти не изменилась. Тот же голос, тот же взгляд.

— Откуда вы знаете? — удивилась она. — На планете Хи жили только женщины. Вы не могли там оказаться.

— Мы почти вытащили тебя оттуда, — сказал старик. — Мы вытащили из рабства четырех твоих подруг, заплатив большой выкуп, и вели переговоры насчет тебя.

Но началась зима, и все женщины племени ушли в горы. В последний вечер мы попытались тебя украсть, и я получил две пули в спину. Тебе было четырнадцать, а мне девятнадцать.

— «Миссия освобождения»… — заволновалась Йец. — Неужели это ты, Сиф?

Я думала, что тебя пристрелили. Ты чуть не погиб по моей вине! Это ведь было так недавно!

— Пятьдесят лет назад, — ответил Сиф. — Тогда ты мне очень нравилась, но я не решился сказать тебе об этом. На следующий год миссия снова прибыла на планету Хи, но тебя уже там не было. Видишь, я не забыл тебя за эти годы.

— Я тоже не забыла тебя, Сиф, — всхлипнула девушка. — Как ты жил? Расскажи.

— Долгий разговор. Если хочешь, пойдем ко мне. — Старик начал складывать ножи в ящик.

— Конечно, хочу!

— А нож тебе все-таки не нужен. Даже если есть программное обеспечение.

* * *

Сиф жил в комнате на шестом этаже большого пустого дома.

— Здесь живут еще несколько семей, — рассказывал он. — По одной на каждом этаже. Мы не общаемся и даже не знаем друг друга. Люди слишком привыкли к пустоте. Но что делать, скоро здесь ничего не останется, кроме пустоты.

— И тебе это нравится?

— Мне нет. Но многим нравится. Каждый, кого ты спросишь, скажет, что он вполне доволен.

— Но это же вранье.

— Конечно. Люди не могут думать одинаково. Одинаковыми людей делает только страх. Расскажи о себе. Ты так молода и красива. Сейчас на Тибере не любят молодых и красивых. Ты заметила, что молодых почти не осталось? Детей нет вообще. Может быть, где-то в дальних деревнях, я не знаю.

— Я много путешествовала, — сказала Йец. — В основном, не по своей воле. Но это тоже долгий разговор. Не хочу вспоминать. Я…

— Ты пришла, чтобы убить меня? — перебил Сиф.

— Я? Как ты мог подумать такое? Зачем мне тебя убивать? Ты мое самое светлое воспоминание. Почему ты об этом спросил?

— Вначале ответь мне, как тебе удалось остаться молодой?

— Наш корабль уходил от погони где-то на границе Галактики. Мы слишком близко подошли к световому барьеру, пытаясь оторваться от них. И потеряли больше сорока лет. Кажется, это называется релятивистским смещением времени.

— Это правда?

— Правда. Почему ты сомневаешься?

— Потому что люди, которых мы боимся, — сказал Сиф, — они тоже молоды и красивы, как ты. И тоже не стареют. Когда я увидел и узнал тебя, я решил, что ты пришла меня убить. А что еще я мог подумать…

— Но ты же пригласил меня в дом!

— Я стар, и мне не страшно умирать. Я хотел поговорить с тобой, вспомнить то, что никогда не повторится. Это такая радость — встретить тебя опять, знать, что ты жива… Улетай с Тибера, пока еще можешь. Если останешься здесь, ты умрешь.

— Я сильнее, чем ты думаешь, — возразила она, — хотя, кто знает, может быть, я последую твоему совету. Расскажи, как всё произошло.

— Лет тридцать или сорок назад, — начал Сиф, — в городах появились первые фабрики счастья. Так это называлось. Вначале они продавали счастье только на часы или минуты. Ничего плохого в этом не было. Похоже на просмотр хорошего фильма: пару часов серой жизни ты меняешь на пару часов удовольствия. Потом фабрик счастья стало больше, цены падали, и люди стали покупать дни, недели и месяцы счастья. Наконец, годы. Вот так это и случилось.

— Остановить это никто не пытался?

— Многие пытались. Но людям нравилось быть счастливыми. Против фабрик счастья выступали только отдельные моралисты, никто их не поддерживал. Когда счастье начали продавать на годы, правительство попыталось это дело ограничить. Ты понимаешь, почему. Люди слишком быстро достигали того возраста, в котором им запрещено заводить детей. Рождаемость падала катастрофически. Но к тому времени мы перешли черту. Вымирание планеты уже нельзя было остановить.

— Сколько еще осталось людей?

— Трудно сказать. Тысяч двадцать или двадцать пять в этом городе. Еще столько же, наверное, в деревнях. Нас осталось слишком мало, чтобы сопротивляться. Даже если бы мы хотели сопротивляться.

— Сопротивляться кому? — спросила Йец. — Это же безумие! Кому выгодны фабрики счастья? Кому выгодно вымирание целой планеты?

— Я ведь сказал тебе. Это молодые и красивые люди, которые подобно тебе, долго не стареют. Если ты не такой, как все, и если тебе не нравятся фабрики счастья, то однажды они встречают и предупреждают тебя. Если не соглашаешься, то вскоре тебя находят мертвым. Поэтому у нас не любят молодых и красивых. Поэтому я и подумал, что ты пришла меня убить.