Сотник

Воевода положение дел в сотне Алексея знал прекрасно, но – положено.

Когда пришли в конюшню, там уже знали о новом назначении Алексея – подобные вести разлетались быстро.

В конюшне задержались часа на два: у каждой лошади – копыта осмотреть, да нет ли потертостей на спине от потников.

Потом в воинской избе дружинники сотни Алексея выстроились, воевода осматривал – не ржавое ли оружие да наточено ли оно? Смазаны ли кольчуги да начищены ли шлемы? Все нашел в добротном содержании и только довольно крякнул.

Алексей решил попрощаться с ратниками. Хоть и рядом будут и в бою бок о бок сражаться, а все равно видеться не каждый день придется. Новиков уже в сотне много, из старослужащих едва ли десяток наберется – в каждой сече потери были. Можно сказать, сотня им выпестована.

Попрощался кратким словом, поблагодарил всех за службу совместную, за то, что не подвели при смотре. И сотня в ответ дружно гаркнула «Любо!»

Алексей бы еще задержался – с парнями поговорить, личные вещи собрать, но воевода поторопил:

– Вечером вернешься, не на край света уходишь. Иди принимай княжью сотню.

И вновь – осмотр лошадей, оружия. Сотник Лука, отправленный князем в отставку, вопреки предположению Алексея, не горевал.

– Тяжеловато уже мне днями целыми в седле сидеть. Тем более князь в свое родовое гнездо отсылает, под Владимир. Ключником буду, за хозяйством присматривать.

После осмотра княжеской сотни Алексей понял, что хозяйство князя будет в надежных руках – и кони, и оружие в сотне были в идеальном порядке, придраться не к чему. Сотники и раньше встречались на военных советах у князя, но то знакомство было шапочное.

Сами дружинники приняли его прохладно – как-то он себя покажет? Обычно новая метла по-новому метет. Но поднять голос против никто не решился, в сотне хозяин – князь.

Пока сдавал да принимал дела, уж и вечер наступил. Алексей вернулся в прежнюю воинскую избу, собрал вещи, с ратниками поговорил.

Спал уже на новом месте. Первый день прошел – даже пролетел – в заботах. А вечером Алексей с Онуфрием и воеводой новгородским в трапезную пошел. По традиции угостить требовалось, нечто вроде отвальной. Фактически он из дружины новгородской ушел, и воевода отныне ему не начальник.

Славно посидели за кувшином вина да за доброй закуской. Онуфрий откровенно завидовал и, выпив, сетовал:

– Почему не я? Я же первым в дружину пришел и в бою ни разу не подвел.

Воевода прервал его сетования:

– Удачлив Алексей, а для воинского счастья удача нужна и еще смекалка. Разве ты, Онуфрий, перед штурмом Копорья предложил нечто новое? То-то! А князь-то – он все примечает! Ты, Онуфрий, как сотник, неплох, но у каждого человека свой потолок есть.

– И какой же он у меня? – Онуфрий икнул.

– Сотник. Только не обижайся, как на духу говорю.

– А Алексей? – Онуфрий не унимался.

– Не знаю. Но только думаю, что для него и тысяцкий не предел – а то и воевода.

– Ух! – только и смог выговорить Онуфрий.

Алексей и сам удивился прозорливости и проницательности воеводы. Не предполагал он, что простоватый с виду воевода так быстро его раскусит. А впрочем, раз воеводой стал, стало быть, необходимые качества для этого были. Только за угодничество воеводой не поставят, в первом же бою профнепригодность видна станет, а дружина за то большой кровью заплатит.

Первым из трапезной ушел воевода, поблагодарив Алексея за угощение и пожелав ему удачи на новой должности. Следом ушел Онуфрий. Раньше они с Алексеем уходили вместе, а теперь их воинские избы в разных местах.

Алексей расплатился, вышел на крыльцо и вдохнул свежего воздуха – в трапезной воздух был напитан запахом подгоревшего жира, пива, рыбы, потом и дегтем для сапог.

Не спеша он направился к воинской избе.

И тут его обогнал монах. Обернулся, встал.

– Алексей?

– Он самый. Назовись, не признаю тебя, хотя лицо знакомо.

Да и как узнать, если на улице уже сумрачно, на монахе клобук и подрясник.

Знакомых монахов у Алексея не было. Он силился вспомнить, откуда ему знакомо лицо этого человека, и не мог.

– Да Варсонофий я. В миру Григорием был, в твоем десятке Копорье-крепость штурмовал, где и глаза лишился.

Монах повернул голову, и Алексей увидел на его левом глазу черную повязку.

Алексей крякнул с досады. Действительно, Григорий! Но только как изменился он – одеяние монаха, повязка на глазу.

– Прости, не сразу узнал. Здравствуй! Рад тебя видеть. Так ты в монашество подался?

– А куда мне еще с одним глазом? Воевать мечом я уже не способен, а вот словом Божьим – вполне.

– Где же ты служишь?

– В Юрьевом монастыре.

– О!

Алексей не мог не оценить место службы Григория. Монастырь был старинным, основан еще в 1030 году – поначалу деревянный, потом отстроенный в камне. В Новгороде он был главным, особо почитаемым и даже именовался Юрьевской лаврой. Георгиевский собор монастыря стал местом упокоения служителей храма, городских посадников, новгородских князей. Впоследствии в монастыре были оборудованы покои для наезжавших русских царей и в храме – царское место. Церкви монастыря были расписаны великолепными фресками.

Сам Алексей в монастыре не бывал, но был изрядно наслышан.

Григорий приосанился, ему приятно было, что Алексей достойно оценил место его службы.

– А ты как? По-прежнему десятником?

– Бери выше! Сотником в новгородской дружине был, а со вчерашнего дня – сотник в личной дружине князя. Вот из трапезной иду, с воеводой да с сотником Онуфрием отмечали.

– Не иначе – Божьим промыслом. А может – отметим встречу? Али побрезгуешь с простым монахом?

– Ни в жизнь! Куда идем?

– Знаю местечко. Только у меня денег нет.

– Угощаю.

Видимо, монаху хотелось вспомнить боевые баталии. Кабы не потеря глаза – еще бы служил в дружине. Но с таким увечьем невозможно, в бою быстро срубят – обзор мал.

Они посидели в небольшой трапезной при постоялом дворе, выпили вина, закусывая его пирогами с яблочной начинкой.

– Пост, однако, нельзя мясного вкушать, – пояснил Григорий.

Они поговорили, вспомнили былые бои, и на прощание монах предложил:

– Ты, Алексей, заходи на службы. Хор у нас замечательный, голоса у певчих тоже – аж слезу вышибает.