Соучастие в убийстве

— А теперь пойдемте поговорим с прессой, — сказал Филдс.

Браммел снова взглянул на часы.

— Я не смогу пойти с вами, Фрэнк. У меня важное свидание.

— Очень жаль, Стюарт, — искренне огорчился Филдс. — Мне хотелось бы, чтобы вы были с нами.

Филдс и Филберт смотрели Браммелу вслед, пока тот поднимался по лестнице.

— Злится как пес, хоть и не показывает виду, — сказал Филберт. — Беда в том, что Стюарт всех считает дураками. Только он один умный.

Филдс покосился на своего подчиненного. Эта тирада ему явно не понравилась.

— Стюарт — один из умнейших людей, с которыми мне приходилось работать, — с упреком сказал Филдс. — Правда, на сей раз он ошибся…

Однако в последнем он был не так уж уверен. Пока они шли к пресс-бюро, Филдса мучили сомнения. А вдруг прав Браммел? Филдс должен быть уверен, что они действительно схватили убийцу. Он не хотел быть причастным к судебной ошибке. «Нет, смешно сомневаться, — успокаивал он себя. — Ведь есть подписанное признание, к тому же Сим своим поведением полностью выдал себя». Филдс не отдавал себе в этом отчета, но самые его сомнения еще больше убеждали его в своей правоте: уже одно то, что он сомневается, значит, что он честен и объективен. Сим наверняка убийца.

Окончательно успокоившись, Филдс похвалил Филберта перед собравшимися в пресс-бюро репортерами и сыщиками.

— Старший сыщик Филберт с успехом распутал это очень сложное дело, — сказал он.

Ответив на несколько вопросов, Филдс торжествующе заявил:

— Надеюсь, мы с полным основанием можем рассчитывать на то, что разнузданная кампания газет против нас теперь прекратится.

Он добавил еще несколько слов о желательности и важности сотрудничества между прессой и полицией.

После того как старейшина репортеров уголовной хроники Хорэс Ист горячо откликнулся на призыв старшего инспектора, официальная часть закончилась, и между сыщиками и репортерами завязалась такая мирная беседа, словно они всегда были самыми добрыми друзьями. Ни Филдс, ни Филберт ни разу не вспомнили о недавней вражде, и репортеры тоже ни словом не обмолвились о кампании против полиции. Один Годфри Беттери стоял в стороне и молчал. Лицо его, как всегда, было унылым и меланхоличным. Радоваться Беттери было нечему. Его хозяин, сэр Фредерик Джемисон, крупнейший газетный магнат, как всякий политикан, был в высшей степени тщеславен. Журналистами он не дорожил — ему ничего не стоило выгнать того или другого. Теперь он со свету его сживет за провал кампании против сыскной полиции. Беттери был так уверен в скорой отставке Филдса, что, не колеблясь, высказывал свое мнение на редакционных летучках и на столбцах газеты. Теперь ему не только придется делать вид, что он просто шутил, но и начать хвалить сыскную полицию и ее начальство, особенно Филдса и Филберта — излюбленные мишени его насмешек. Не очень-то это ему по душе. Но у Беттери было и оправдание: ведь он обязан был придерживаться политики своей газеты. И потом в общем-то так и должно быть: полицию надо хвалить, а не ругать. Этого требует высокая политика. И все же Беттери не мог не жаловаться на судьбу. Он создан для другого: для чисто литературной работы. Вот стать бы редактором отдела «Жизнь и книги». Тогда он вырвался бы наконец из этого отвратительного, грубого мира преступлений, с которым он вынужден был соприкасаться так долго. А пока…

Он все время держался в стороне. Но когда разговор уже подходил к концу и несколько репортеров ушли, Беттери все-таки подошел к Филдсу и Филберту.

— Вы отлично поработали, мистер Филдс, — сказал он.

Старший инспектор не мог удержаться от снисходительной улыбки.

Беттери повернулся к Филберту.

— Должен поздравить вас, Филберт.

— Спасибо, Годфри, — фамильярно ответил тот. В светлом спортивном пиджаке и яркой рубашке он выглядел настоящим франтом.

Годфри Беттери изобразил подобие улыбки. Он не выносил фамильярности полицейских; отвратительная у них привычка — как почувствуют, что человек у них в руках, так начинают звать его по имени.

30

До встречи с Юнис Грэхем оставалось еще минут пятнадцать. Машина медленно ехала в теплых летних сумерках. Браммел курил сигарету за сигаретой. Его преследовала мысль о том, что следствие началось и закончилось в точности так, как планировал Филдс, — он арестовал похитителя драгоценностей и предъявил ему обвинение в убийстве миссис Тайсон. Таким образом, оба преступления раскрыты. И Филберт очень ловко помог своему шефу; он точно знал, чего хотел старший инспектор. Не то чтобы Браммел сомневался в их искренности. Очевидно, оба действительно верили, что Сим — убийца. Ну, а если они просто убедили себя в этом, потому что это было им на руку? Сам он допустил уже две ошибки, сказал себе Браммел: недооценил Филберта и очень наивно судил о Филдсе.

Нет, Браммел не мог согласиться с таким исходом дела. Чисто профессиональный интерес побуждал его довести до конца собственное расследование. Все-таки он докажет, что прав он. К тому же нельзя забывать о правосудии. Настоящий убийца должен предстать перед судом… А добиться этого будет, пожалуй, труднее всего…

Вот и место свидания. Браммел отбросил все мысли о деле и отдался приятному предвкушению встречи с Юнис. Удивительно, что он, сорокалетний мужчина, волнуется, словно юноша, ожидающий свою возлюбленную.

Он остановил машину у конечной остановки автобуса и стал ждать. За шоссе открывалось море. Солнце только что село, и небо еще светилось теплым золотисто-оранжевым светом. На волнах качалась рыбачья лодка, далеко от берега чернели головы двух пловцов, приближавшихся к бую.

Вскоре по другую сторону шоссе остановилось такси. Из него вышла Юнис и осторожно огляделась вокруг. Пока такси не повернуло и не скрылось из виду, она не двинулась с места. Выждав еще минуту-другую, она пошла к машине Браммела. На ней было голубое шелковое платье с низким вырезом, заколотое у талии дорогим клипсом. Браммелу она показалась удивительно красивой. Он любовался ее девичьей фигурой, золотыми волосами, мягкими темными глазами, которые обещали так много.

Перед тем как открыть дверцу машины, Юнис снова огляделась.

— Ну, теперь я в ваших руках, — сказала она, садясь рядом с ним.

— Вы всегда можете позвать на помощь, — ответил он. Машина быстро отъехала.

— Вы ведь не по делу хотели меня видеть?

— У меня к вам несколько важных вопросов.

— Как раз перед уходом я слышала по радио, что кого-то уже поймали, — лукаво сказала она.

— Это ничего не меняет.

Стемнело. По обе стороны тянулись освещенные витрины магазинов. Юнис откинулась на спинку сиденья; она была без шляпы. Браммел посмотрел на нее. В отсветах реклам белело ее лицо и длинная гибкая шея.

Машина остановилась возле роскошного «Гранд-отеля», славившегося своей итальянской кухней. Их провели в отдельный кабинет. Браммел заказал обед, как гурман и светский человек. Они выпили несколько коктейлей. Браммел говорил о еде, вине и хорошей жизни. Юнис молчала. Она, казалось, о чем-то раздумывала. Глаза ее не отрывались от бокалов, на губах мелькала смутная, многообещающая и вместе с тем ироническая улыбка. Браммел вдруг смутился, разговор не клеился.

Принесли устриц, затем, после супа, последовало ризотто с мясной подливкой. Вино подали белое и красное. Понемногу они разговорились, но все-таки Юнис держалась отчужденно. Это и обижало и разжигало Браммела. Отбросив подозрения, что она сговорилась с Руни, и перестав притворяться, что у него есть какое-то официальное дело, он заговорил о себе и своих чувствах к ней.

— Верьте мне, — сказал он. — Испытайте меня, если хотите.

— Вот не думала, что мне когда-нибудь приведется обедать с полицейским, — сказала она.

— Полицейские тоже люди, — ответил он. — Они умеют любить.

— Вот как! — засмеялась Юнис.

И они заговорили о любви.

Им долго не подавали следующее блюдо, и они потягивали вино, отщипывая кусочки хлеба. Разговор о любви возбуждал их. Но она была более сдержанна, чем он. Она бы и хотела поверить ему, но не могла. Он так же, как другие мужчины, которых она знала, поживет с ней и бросит. Какие у нее основания ждать большего, надеяться…