Соучастник

Это, конечно, длится недолго. Он отрывается от меня и срывает с себя джинсы, отбрасывая их с мрачным, соблазнительным выражением лица. Мучительно красивый мужчина, стоящий передо мной, обнаженный, обхватывает мою лодыжку, поднимает ногу и целует меня в свод стопы.

– Подожди здесь, - говорит он мне.

И исчезает за дверью.

Я знаю, куда он направляется. Знаю, с чем он вернется. Кровь бурлит в венах, зажигая меня. Он оставил меня в лифчике и трусиках, но я не хочу снимать их сама. Я хочу, чтобы он снял их с меня так же, как и все остальное: грубо. Он ушел ненадолго, чтобы я смогла выровнять дыхание. Моя грудь все еще вздымается, когда Зет снова появляется в дверном проеме с черной сумкой, крепко зажатой в одной руке.

– Слезь с кровати. Встань на четвереньки, - приказывает он.

Я подчиняюсь ему, мое тело покалывает от предвкушения. Я хочу отсосать у него. Облизать его, укусить и завладеть каждым сантиметром его тела. Зет ставит сумку на край кровати и роется в ней, совершенно не обращая внимания, насколько он совершенен. Его тело - безупречная симметрия, мышцы подтянуты и сплетены вместе, плечи, ноги, ягодицы, спина - каждая его часть мастерски собрана воедино. Как человек, который много лет изучал анатомию человека, могу с уверенностью сказать, что Зет - обладатель самого совершенного тела, которое я когда-либо видела.

Когда он поворачивается ко мне лицом, его член все еще твердый и эрегированный, в руке он держит кусок материи.

– Закрой глаза, - говорит он.

Меня расстраивает, что я должна отвести от него взгляд, но я подчиняюсь. Как только я закрываю глаза, Зет проводит материалом по моей щеке, по изгибу шеи. По груди. Ткань чувственно грубая, нити задевают кожу. Я начинаю дрожать, когда Зет нежно проводит ею по моим губам. Приоткрываю рот, почти умоляя его сделать то, что он, как мне кажется, собирается сделать. Засунуть материал мне в рот. Но он этого не делает. Вместо этого он завязывает мне глаза, так туго, что ничего не вижу. Я чувствую, как он отходит от меня.

Когда он возвращается, то поступает именно так, как я и ожидала. Он снимает с меня нижнее белье, причем не слишком нежно. Сначала хватает за бретельки моего бюстгальтера и проводит чем-то холодным и твердым по моей коже. Что-то острое. Бретельки отлетают, когда он перерезает их по одной. Затем трусики. Он хватает ткань на левом бедре и разрезает ее, затем на правом, отрывая от тела.

– Боль - странная штука, Слоан, - тихо говорит он.
– Люди имеют совершенно неправильное представление о ней. С самого рождения детей опекают и панически боятся, когда они причиняют себе боль, поэтому они растут с убеждением, что это плохо. Как только их нервные окончания начинают посылать сигнал в мозг, включаются рецепторы страха. Они пугаются до смерти. Чему вас учат в медицинской школе, когда говорят о боли?

– Это метод выживания, - шепчу я.

Зет подходит ближе - я чувствую, что он стоит передо мной. Все, что мне нужно сделать, - это протянуть руку и коснуться его, но я знаю, что не должна этого делать. Это не моя роль.

– Верно, - говорит Зет.
– Но это не значит, что мы должны бояться этого. Мы должны принять ее. Наслаждаться ею. Знать пределы нашей боли и понимать, что мы можем вытерпеть.
– Что-то твердое прижимается к моей щеке, и мои руки, упирающиеся в ковер, автоматически сжимаются в кулаки.
– Я знаю, что ты можешь вытерпеть, Слоан. Я говорил тебе об этом раньше, и ты поверила мне. Доверяешь ли ты мне сейчас?

– Да. Я доверяю тебе.

Мои губы начинает покалывать, когда он целует меня. Нежный, легкий, едва ощутимый поцелуй, от которого внизу живота поднимается тепло.

– Спасибо, Слоан, - шепчет он.
– Сейчас я сделаю тебе больно, но обещаю, тебе понравится.

Обещание Зета - не пустой звук. Если он обещает, что мне понравится, то мне совершенно не о чем беспокоиться, но я все равно нервничаю. Я слышу, как он двигается вокруг меня, вышагивает, словно наблюдает за мной со всех сторон, пытаясь решить, с чего начать. Он не заставляет меня долго ждать.

Что-то острое прослеживает изгиб моего позвоночника, начиная с основания шеи и медленно спускаясь вниз, пока не достигает изгиба моей задницы. Понятия не имею, что это. Не холодное, значит, скорее всего, не металл. Не острое, значит, не нож.

– Вы оцениваете уровень боли в больнице, верно?
– шепчет Зет, его голос хриплый от вожделения.

– Да.

– Расскажи, как это работает.

– Мы… мы просим пациента сказать, насколько сильную боль он испытывает… по шкале от одного до десяти.

– И вам это помогает?

Зет проводит тем, что у него в руке, по моим плечам, и я чувствую, как этот предмет прижимается ко мне еще больше. Что-то длинное и тонкое, твердое и теплое.

– Да, это… помогает нам оценить, насколько сильное обезболивающее необходимо. Говорит нам о серьезности проблемы.

Давление от игрушки Зета исчезает.

– Сегодня мы будем использовать твою систему, Слоан. Когда я спрошу, ты назовешь мне цифру.

– Хорошо.

Почему-то меня это немного успокаивает. Наверное, так не должно быть, но так и есть.

Я немного расслабилась, когда резкая боль впивается в плоть моих ягодиц. Больше от неожиданности, чем от боли. Я вскрикиваю, чуть не подпрыгивая со своего места.

– Не двигайся, злая девочка, - говорит мне Зет.
– От одного до десяти. Сколько? Подумай хорошенько.

Мне требуется секунда, чтобы ответить.

– Три, - говорю я.
– На троечку.

Я больше не чувствую жжения от удара, так что не могу оценить выше. Зет поймет, что я лгу, чтобы заставить его быть снисходительнее ко мне, но, думаю, это произведет совершенно обратный эффект.

– Молодец, Слоан. Это была тройка.
– Я едва осмеливаюсь дышать, пока он ходит вокруг меня. Я подпрыгиваю, когда трость - это может быть только трость - соприкасается с моей грудью. Зет проводит деревянной тростью по моей груди, заставляя соски пульсировать.
– Ты так ох*енно совершенна. Чертовски прекрасна, - говорит он мне.
– Дыши, Слоан. Ты должна помнить, что нужно дышать.

Я вдыхаю, втягивая в легкие ровный поток кислорода, и в этот момент следует второй удар. Снова по заднице, на этот раз сильнее. Более интенсивный.

– Бл*дь!

Зет тихо смеется. Могу представить выражение его глаз - там пляшет веселье, когда он наблюдает, как я извиваюсь.

– Ты такая сквернословка, злая девочка. Сколько?

– Шесть, - говорю я, задыхаясь и изо всех сил стараясь не шевелиться. Я хочу прикоснуться пальцами к нежному месту, куда он только что ударил, - мне кажется, что там будет выпуклый рубец, болезненный и красный, если я посмотрю на него в зеркало.

– Сейчас было не больше пятерки. Сделай глубокий вдох. Расслабься, а затем повтори. Сколько?