Совершенно несекретно

— А с кем я разговариваю? — спрашивает на неплохом русском девушка.

— Про орден скажите, — шепчет Зубов, опять дергая меня за рукав. Этак мне весь костюм измусолят!

— Меня зовут Штыба Анатолий Валерьевич, — начал я, пытаясь сообразить, как правильно представиться.

Ну, не скажу же, что я — жених кронпринцессы Марты? Я ей предложение пока не делал, да и могут не поверить мне.

Но вот реакция Марит оказалась неожиданной.

— Очень рада вас слышать! Видела ваши бои на турнире в Осло. Я и есть ответственный за культуру работник посольства! — обрадовалась она. — Что у вас за вопрос?

— Скажите, приглашение на Зубова Леонида Евгеньевича ещё в силе?

— Это директор Музея ратной истории Руси? — уточнила Марит. — Да, мы его ждём, но мероприятие переносится на час. Вообще-то, мы звонили в музей и предупредили…

Я уже собирался поблагодарить и попрощаться, но тут она добавила:

— А можно пригласить и вас? Дело в том, что помимо музейных работников там будут и деятели культуры. А про вас сейчас снимается фильм! Может быть, вы хотите поговорить с режиссёром? Он спрашивал как вас найти.

Фильм? Я моментально заткнул свой вежливый отказ на приглашение. Что за фильм? Кто снимает? И главное — зачем?! Я не просил! А ну как наснимают чего недостойного звания коммуниста и советского гражданина? Извратят, так сказать, факты в процессе съёмки? «Искаженный микропленкой, ГУМ стал маленькой избенкой, И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ», — не зря же пел бард.

— Ну что же, буду рад посетить мероприятие. Но прошу обо мне никому не говорить, я излишнее внимание не люблю, — решился я.

— Что? Что она сказала? — торопливо спросил Зубов, не оставляя своих попыток оторвать мне рукав пиджака.

— Всё хорошо, на час раньше только начнут.

— Так надо ехать! — запаниковал Леонид Евгеньевич. — Как хорошо, что я на машине сегодня!

— Подбросите? — прошу я товарища.

— Да, господи… Конечно! — машет рукой он.

Выхожу из кабинета, провожаемый задумчивым взглядом старлея. Похоже, своё мнение обо мне он изменил. Вот только в какую сторону? Люди завистливы.

— Толян! — обрадовался Витька, который караулил меня в коридоре.

— Я думал, ты уехал уже. А как узнал, что я в двадцать шестом кабинете?

— Да Светочка сказала. Они с мамой уже ушли… Впрочем, это неважно! Ты должен поехать со мной!

— Витёк! Видит бог — не могу! Мне в посольство Норвегии срочно надо ехать! Зачем я тебе нужен?

— Родители приехали с дачи. Я только что звонил домой, и по голосу отца и мамы — мне п…дец! Менты же загребли меня рано утром, и порядок я не успел навести! А там такой бардак! Ты с нами же пил! Да ещё и спали мы на родительской кровати… На моей ведь ты спал!

— Слушай, ну не могу, правда. Ну не убьют же тебя — интеллигентная вроде семья, — я недоволен тем, что Витька припомнил мне и уступленную им кровать, и то, что я пил-ел на кухне, а значит, часть бардака на мне.

По сути, он прав — посильное участие в уборке надо было бы принять. Но теперь уже что говорить? Родители всё убрали, уверен.

— Эх! Капец мне! А при тебе сильно бы орать не стали, а там, глядишь, и вообще успокоились. Это они ещё про милицию не знают… — расстроился Витька.

— Думаешь, соседская бабка им не доложила? — добиваю я друга.

— Ну а потом… после твоего мероприятия если? — с надеждой спрашивает парень.

— Чёрт с тобой! Евгений Леонидович, а вдвоём к вам в машину можно?!

— Я Леонид Евгеньевич, но можно. Только быстрее, ребята, опаздываем!

Глава 11

Внизу натыкаемся на Светочку, вооружённую мороженым в одной руке и конфетой в другой, которая сосредоточенно решает, с чего начать. Малышка по-прежнему ловко собирает дань с окружающих своей няшностью, и кто-то снова не устоял. Рядом стоит летёха — всё в той же позе суслика, и вид у него такой, будто он уже смирился со своим бесславным существованием в этом коридоре.

— А мама где? Писяет? — шучу я.

Светочка глубоко вздыхает, как бы намекая, что да, этот процесс может затянуться.

— Ага… — подтверждает она.

После чего, не торопясь, делает ответственный выбор в пользу мороженки.

Я киваю.

— Ну и правильно — растает ещё!

Внимательно осматриваю своего другана. А вид-то у Артемьева… непарадный, мягко говоря. Ведь забрали его рано, после изнурительной ночи любви и утренних драк. Потом камера — тоже бонус к свежести не даёт. Глаза красные, волосы взъерошены, одежда мятая и потерявшая лоск. Да и сам Витька, хоть и пытается держаться бодро, имеет почти тюремный вид. Засосы ещё эти…

— Не, дружище, в таком виде тебя в посольство не поведу! Нас за бомжей примут!

Витька обречённо вздыхает. Но спорить не пытается. Видимо, сам осознаёт масштаб катастрофы.

Машина у Зубова обычная — «Москвич», далеко не новый, да ещё и не заводится. Леонид, нервничая, лезет под капот. Я тоже принимаю посильное участие в выяснении причин поломки: попинал колёса, протёр зеркала. Визуально автомобиль стал чище, но заводиться по-прежнему не хотел. Тем временем начал накрапывать дождик — мелкий, нудный и противный.

— Ну? — нетерпеливо спрашиваю я.

— Щас… — бурчит Зубов, глядя на двигатель «Москвича» с выражением глубокой неприязни.

И тут чудо советского автопрома вдруг фыркнуло густым вонючим дымом, потом зарокотав с перебоями, пару раз чихнуло, и, наконец, сменило дрыньканье на плавный гул мотора.

Однако уехать так просто не получилось. Из милиции вышли попи… попудрившая носик Свиридова и Светочка уже без мороженого и конфеты.

— Мальчики, подбросите нас до Поварской? — обрадовалась нам будто родным тётка.

— Нам не по пути, к сожалению, — вру я, ибо никакого сожаления не испытываю.

— Почему? Посольство же на Поварской! Я могу подвезти, — влез в разговор Зубов, с интересом разглядывая маму с дочкой.

Судя по всему, они обе ему понравились. Да и вообще, мужик, как только осознал, что ничего страшного не случилось и приглашение на приём в силе, моментально подобрел к окружающему миру.

— Ой, спасибо! А ты, кыш, на переднее сиденье, — командует тетка моему другу, ну а нам втроём предстоит тесниться сзади.