Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

А еще «американские ирландские республиканцы», в отличие от республиканцев подлинных, ужасно боятся за свои жизни. При малейшей им угрозе, пусть даже словесной эти «борцы за свободу» бегут жаловаться…. «большому брату» из ФБР!

Жена Дермота – которая до начала острого приступа революционности называлась Джейн, и так я и буду ее называть, а не ее ирландским псевдонимом – особенно остро вообразила себя ирландкой, когда на её горизонте появился он. Что ж, любовь зла – Сандра Рулофс вон тоже теперь «Сулико» распевает…

Будучи дома, Джейн она вела «неутомимую кампанию за объединение Ирландии»: дальше веб-сайта, на котором она печатала имена и адреса членов Оранжистского ордена, дело не шло, но это позволило ей вообразить себя подлинной Софьей Перовской местного масштаба. Полная героических побуждений и предвкушения полной приключений жизни, она покинула родные теплые берега и переселилась с героическим супругом на его родину – в дождливый северо-ирландский городок. И вот тут-то и оказалось, что к таким «революционным будням» она

не была готова.

Поначалу все шло гладко – Джейн выпускала воззвание за воззванием на бумаге, в перерывах между кройкой и шитьем. Однако вскоре наступило горькое похмелье: ей начали угрожать.

Всякий республиканец в Северной Ирландии внутренне готов к этому, а многие получают по несколько угроз их жизни в месяц. На жизни многих, в том числе и лидеров республиканцев, были совершены покушения. Но боже ты мой, попробуйте кто-нибудь только пальчиком погрозить «бесстрашным» американцам! Впрочем, в этом виноваты мы сами, весь остальной мир: недаром американцы и прочие западные «сователи носа в чужие дела» так привыкли уже, что их неизменно отпускают из всех пленов целенькими и невредимыми, что действительно поверили в собственную «неприкасаемость» и ненаказуемость. Отпускали их и из Югославии, и даже из Афганистана. Напрасно, на мой взгляд, проявляли такой гуманизм, надеясь на ответный – по отношению к невинному мирному населению, хотя бы к детям. Иногда полезно проучить непрошеных гостей, чтобы в следующий раз эти «благодетели» не совались, куда их не просят! Но это к слову.

Джейн отплатили её же собственной монетой: на сайте американских республиканских диссидентов (есть и такие!) какой-то лоялист опубликовал её адрес и номер машины и «выразил угрозу» ее жизни и безопасности. Она не стала задумываться над тем, как чувствовали себя «разоблаченные» ею когда-то оранжисты – в совершенной панике она на второй день села в самолет и помчалась домой… в ФБР. Требовать от них закрытия сайта своих «политических врагов»… «Вот тебе и весь сказ!» – как говорил герой носовского «Незнайки» Пончик…

Есть две очень мудрые старые пословицы. Одна из них гласит: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят», другая – «Скажи мне, кто твой друг, и я сказу тебе, кто ты». Думаю, что с «революционностью» тех, кто просит помощи у ФБР – того самого ФБР, которое терроризировало, унижало и мучило великую дочь американского народа Ассату Шакур, все кристально ясно.

А «революционные» янки продолжают тем временем ходить в ирландский монастырь со своим уставом. Думая, что за их доллары ирландцы должны терпеть их высокомерные проповеди и позволять им развеивать их собственное чувство вины и стыда за свою Империю Зла. Легко, однако, «бороться за свободу», не отрывая зада от кресла и абстрактно рассуждая о злодеях-лоялистах. Но стоит только этот зад от уютного кресла оторвать и оказаться там, на передовой чужой борьбы, как они сразу вспоминают о том, что они – американцы, и зовут на помощь мамочку и Федеральное бюро расследований…

Если Дермот и ждал от меня сочувствия человеку, который жалуется на свои проблемы в ФБР, то напрасно. Так что не знаю, зачем он рассказал мне эту историю. Собственно, я предпочитала о Джейн вообще не думать – чтобы не сказать ему чего-нибудь неприятного. Иногда она звонила по телефону, когда мы были вместе в какой-нибудь гостинице и говорила так громко, что ее даже мне было слышно. Громогласность – это у них, видимо, национальное. Один раз Джейн не на шутку расшумелась, – правда, не на Дермота, а в адрес строителей, которые что-то у них там дома пристраивали и, видимо, напортачили. Джейн вопила в трубку, Дермот ее как мог успокаивал, а меня вдруг разобрал такой хохот, что я согнулась пополам и едва успела отползти в ванную – мне вдруг вспомнились строчки Маршака:

«Сели в машину сердитые янки,

Хвост прищемили своей обезьянке!»

Я чуть не каталась там по полу, затыкая себе рот полотенцем, чтобы мой хохот не вырвался наружу, а внутри у меня все просто клокотало. Не знаю, как я еще жива осталась…

По мнению Дермота, главными злодеями в мире были, конечно же, британцы. А американцы, согласно его убеждениям, – лишь наивные и доверчивые, неискушенные простаки. Думаю, что такая точка зрения на мировое расположение империалистических сил – тоже специфически национальная, ирландская. Британцы, конечно, гораздо опытнее американцев в раздувании всяческих гадких интриг и организации провокаций и в бессовестной, геббельсовской лжи, но американцы быстро и успешно у них учатся. Что же касается физическсих, то есть военных, экономических и пр. сил, то Джон Буль по сравнению с дядюшкой Сэмом – беззубый старикан. Все знают, что его время давно кончилось – и только сам он с завидным упрямством по-прежнему в это не верит. И подтявкивает из-за американской спины что твой шакал Табаки. Чтобы подчеркнуть собственную значимость на мировой арене.

На эти темы мы могли спорить с Дермотом часами – азартно, но не переходя на оскорбления. А потом он снова начинал рассказывать мне занимательные истории из своей жизни- например, о своем задержании британцами на въезде в Евротуннель, когда тот еще даже не был официально открыт: Дермот сразу же потребовал адвоката, на что ему ответили, что он не арестован, а Дермот в свою очередь спросил, притворяясь глупеньким: «Раз не арестован, значит, я могу идти?».

Я начинала задавать ему вопросы о том, чего не понимала в республиканской тактике. И хотя все,

что он мне на это отвечал, звучало вполне логично, мне иногда казалось, что стоит только отступить от этой его логики на шаг в сторону, и вся логическая цепочка рухнет. Есть ли у них план «Б»? Например, доказывал Дермот мне, для Шинн Фейн сейчас важнее всего обойти СДЛП по результатам выборов: тогда с ними не смогут не считаться на переговорах, так как это будет партия, представляющая большинство католического населения Севера. Логично? Логично. Ну, а если все-таки не станут? Или если ценой такой победы, достигнутой переманиванием избирателей СДЛП за счет перехода на рельсы «среднего класса» станет перерождение партии в обычную реформистскую – а ля «новые лейбористы» в Британии? Тогда почему же и не считаться с ними – да о таком британские власти могли только мечтать! И почему республиканцы так уверены, что это не оттолкнет от них тех, кто всегда партию традиционно поддерживал? Или, может быть, мнение этих людей, на которых движение держалось столько лет, теперь становится для них неважно? Почему нельзя иметь ясные программу-минимум и программу-максимум вместо того, чтобы все время делать программу-максимум все более и более скромной (а ее требования сворачивались такими же темпами, как печально знаменитая шагреневая кожа) ? Все эти вопросы я задавала ему.

Мне очень хотелось верить на 100% в своих ирландских товарищей. Я двумя руками за политическую гибкость – но против беспринципности. Где проходит граница между ними? Пример бессовестного предательства политиков в нашей собственной стране настолько был жив в памяти, а нанесенная им травма – так глубока, что относиться к каким бы то ни было лозунгам и заявлениям с полным доверием было очень трудно, если не невозможно. Стоит ли удивляться, что среди нас, восточных европейцев, теперь так много видящих во всем заговоры? Правда, как справедливо говорил мне один ирландский республиканец, «если тебе кажется, что у тебя паранойя, это еще не значит, что за тобой не следят»!

Мне нужно было, чтобы Дермот рассеял эти мои сомнения. Как поется у Аллы Пугачевой, «успокой меня, любимый, успокой…» Ну, любимый, как я уже сказала – это было громкое слово, но тем не менее именно на это я так надеялась. Часто Дермоту это удавалось, и я успокаивалась, но иногда – нет. Дело в том, что для меня как для человека постороннего нужны были аргументы более веские, чем одно лишь «Я его/ их знаю», а такие аргументы у Дермота тоже встречались.

После развода во мне что-то сломалось: если в годы замужества я была тише воды, ниже травы и старалась скрывать на людях свои эмоции (часто чтобы не сердить Сонни), то теперь характер у меня стал ершистый, занозистый. Я часто лезла в бутылку, потому что сказала себе: больше я не буду терпеть несправедливость только ради того, чтобы казаться «нейтральной и взвешенной». Нет, теперь у меня такой же девиз, как у Карлсона, который живет на крыше – «я поклялся, что если замечу какую-нибудь несправедливость, то в тот же миг, как ястреб, кинусь на неё»! Причем особенно доставалось от меня как раз «своим» – тем, с кем я была по одну сторону баррикады и по-настоящему переживала, если на мой взгляд, они совершали какую-то ошибку. Я слишком хорошо помнила цену подобных ошибок и хотела помочь их предотвратить. Нужно ли говорить, что популярности мне такая прямота не добавила… Иногда я с грустной улыбкой думала, что это у меня, наверно, от дедушки: вместо того, чтобы тихо схватить человека за руку, кричать: «Ты что делаешь, гад?»

Дермот был одним из немногих, кто понимал, что мое эмоциональное поведение было вызвано тем, что я искренне принимала близко к сердцу происходящее вокруг. (Если бы мне было все равно, я бы как раз не стала даже тратить энергию на дискуссии). Понимал – и потому пытался объяснить мне некоторые особенно уж загогулистые республиканские «шахматные ходы».

В тот день мы только что закончили небольшую дискуссию на тему, может ли настоящий революционер быть поклонником «Стар Трека». Дело в том, что сам Дермот был без ума от этого сериала и не пропускал ни единого его выпуска. Когда дело доходило до телевизора, он мало чем отличался от простого капиталистического обывателя – разве только пристрастием к политическим программам с выдаванием во время их трансляции собственных комментариев, как это делали и мы у себя дома. Но Дермот был из тех, у кого телевизор должен был оставаться включенным чуть ли не 24 часа в сутки – а вот я, например, спокойно могу без него прожить и будучи дома одна, без мамы и Лизы, не включала его совсем, месяцами. За новостями я следила регулярно, но по интернету: я предпочитаю интернет не только из-за разнообразия источников, но и потому, что даже на новостной страничке BBC я могу спокойно выбрать только то, что меня интересует – без необходимости чертыхаясь, переключать канал всякий раз, когда там появляется циничная, наглая физиономия какого-нибудь Блэра и выслушивать, как очередной виток политических событий «будет для него трудным». Почему-то в британских новостях все преподносится непременно с этой точки зрения: как то или иное событие повлияет на политическую карьеру того или иного политикана. На эту тему корреспонденты там могут рассуждать часами. «А что это означает для Блэра?» Господи, да нам-то, нормальным людям, какая разница, холодно ему от этого или тепло? Как у них там повернуты мозги, если они считают, что людям это интересно? В этом было даже что-то оскорбительное для населения – значит, его карьера важнее чем то, как его политика повлияет на нашу повседневную жизнь?

Поделиться с друзьями: