Советская поэзия. Том первый

_{‹ 8 июня 1935 г.›}

СУЛЕЙМАН СТАЛЬСКИЙ

(1869–1937)

С лезгинского

ЖДИ, СУЛЕЙМАН, БОЛЬШЕВИКОВ!

Э, будь неладен ты, Кавказ! Всеобщей ты казною стал, И всякий негодяй сейчас Легко владеть тобою стал. У проходимцев мы — рабы. Ужасней не было судьбы! Мошенникам для молотьбы Ты ригою большою стал. Для всех теперь свободен вход В наш Дагестан, в наш огород, Наш край и к тем и к этим льнет, Он девкой площадною стал! Ум у родной Кюры потух: Ей мнится курицей петух! Мой край! Захватывает дух: Над бездной ты глухою встал! Завыли волки, погляди, И позади и впереди! Идет Деникин. Боль в груди! Он истинной бедою стал! Не различить, где хрен, где лук. Колчак откуда взялся вдруг? Топтать многозеленый луг Он со своей ордою стал. А вот идет еще один. То — Бичерахов, сукин сын! Пусть у него блестящий чин, — Наемным он слугою стал! Кто ни пришел бы — нам позор! Нас пеленает в своей ковер, Захватывает землю вор, Нам край родной тюрьмою стал. Просвета нет. На Дагестан Турецкий двинулся султан. Опять — невольничий аркан, И день кромешной тьмою стал. Жди, Сулейман, большевиков! Прогоним всяких колчаков, Чтоб край родной не знал оков, Свободною страною стал!

_‹1919›

ТЫ КОММУНИСТОМ БУДЬ!

Ты коммунистом будь! Иди Дорогою прямой, товарищ! Будь самых первых впереди, Будь правдою самой, товарищ! Учись и знанья не таи, Не спи, работай и твори, Да недреманными твои Глаза пребудут, мой товарищ! Как солнца свет растит зерно, Растить людей тебе дано. А если завелось пятно, — Пятно порока смой, товарищ! Гончар — он в глине чудодей. Кузнец — он знает суть гвоздей. Не будь невеждой: для людей Стань светом, а не тьмой, товарищ! Кто горше хины, а язык В мед окунул, на всех привык Свой зуб точить — не большевик. Не я — ему другой товарищ! У Сулеймана-старика Крылата каждая строка. Тебе протянута рука, — Дай руку, дорогой товарищ!

_‹1934›

ОВАНЕС ТУМАНЯН

(1869–1923)

С армянского

ЧЕТВЕРОСТИШИЯ

* * *

Свободен день, вольна любовь, и всем добром владеет он. Но мучает и страждет он, и сам несчастьем поражен. Так сделай, злобный человек, чтоб все живые жить могли, И сам живи, вкушая мир обильной, благостной земли.

_{‹Ноябрь 1919 г.›}

* * *

Хотел быть с тобою и с жизнью связанным вместе. Хотел бы я в поле быть и с высью нетленною вместе. Кто даст мне блаженство утратить себя без возврата И слиться навеки со всею вселенною вместе?

_{‹12 мая 1920 г.›}

* * *

Лунный луч — твоя улыбка — на лице моем скользит В час, когда я, насмерть ранен, вижу смерти лик вблизи. Так под солнца животворным, благодетельным лучом Дуб стоит, грозой сраженный, высыхая с каждым днем.

_‹1920›

* * *

Дыхание бога вдыхаю: он дышит во всем. Призыв его слышу и голос: он слышен во всем. И я возвышаюсь, внимая, и ловит мой дух Мелодию мира и шепот, — он слышен во всем.

_{‹14 февраля 1921 г.›}

* * *

Глянь! С Запада рабы машин и золота бегут кровавой, Ревущей в ужасе толпой, истерзанной, тысячеглавой, Из мертвых ледяных пустынь своей безвыходной тоски Сюда, на мой родной Восток, божественный и величавый.

_{‹1 мая 1921 г.›}

* * *

Плывут века, жизнь коротка, что будет позже — все равно! Я был, и есть, и буду я, по это тоже — все равно! Переменю я сотни форм, всё преходяще на земле, Я со вселенной слит душой, пусть я прохожий — всё равно!

_{‹3 мая 1921 г.›}

* * *

В стране армян, как великан, стоит Масис могучий; С владыкой сил мой дух вступил в беседу там, на круче. С тех дней, когда меж «нет» и «да» была темна граница, Из века в век, чей вечен бег, беседа эта длится.

_{‹21 мая 1921 г.›}

* * *

Родник течет и протечет, Помедлит жаждущий, пройдет. Блаженных, неземных ключей Поэт возжаждет — и пройдет.

_{‹9 июня 1922 г.›}

* * *

Немало развалин былого в сердце моем, Мрачнеет прошедшее благо в сердце моем, Не в силах я вспомнить в печальный, сумрачный час, Гостило ль отрадное время в сердце моем…

_{‹12 июля 1922 г.›}

* * *

Да, это всё… что ж, друг, подымем чару! Уйдет и это вдруг, подымем чару! Жизнь, как струя, звеня, прольется в мире, Спеши, нам недосуг, подымем чару!

_{‹24 августа 1922 г.›}

ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ

(1873–1924)

* * *

Я вырастал в глухое время, Когда весь мир был глух и тих. И людям жить казалось в бремя, А слуху был не нужен стих. Но смутно слышалось мне в безднах Невнятный гул, далекий гром, И топоты копыт железных, И льдов тысячелетних взлом. И я гадал: мне суждено ли Увидеть новую лазурь, Дохнуть однажды ветром воли И грохотом весенних бурь. Шли дни, ряды десятилетий. Я наблюдал, как падал плен. И вот предстали в рдяном свете, Горя, Цусима и Мукден. Год Пятый прошумел, далекой Свободе открывая даль. И после гроз войны жестокой Был Октябрем сменен февраль. Мне видеть не дано, быть может, Конец, чуть блещущий вдали. Но счастлив я, что был мной прожит Торжественнейший день земли.

_{‹Март 1920 г.›}

РОССИИ

В стозарном зареве пожара, Под ярый вопль вражды всемирной, В дыму неукрощенных бурь, — Твой облик реет властной чарой: Венец рубинный и сапфирный Превыше туч пронзил лазурь! Россия! в злые дни Батыя Кто, кто монгольскому потопу Возвел плотину, как не ты? Чья, в напряженной воле, выя, За плату рабств, спасла Европу От Чингис-хановой пяты? Но из глухих глубин позора, Из тьмы бессменных унижений, Вдруг, ярким выкриком костра, — Не ты ль, с палящей сталью взора, Взнеслась к державности велений В дни революции Петра? И вновь, в час мировой расплаты, Дыша сквозь пушечные дула, Огня твоя хлебнула грудь, — Всех впереди, страна-вожатый, Над мраком факел ты взметнула, Народам озаряя путь. Что ж нам пред этой страшной силой? Где ты, кто смеет прекословить? Где ты, кто может ведать страх? Нам — лишь вершить, что ты решила, Нам — быть с тобой, нам — славословить Твое величие в веках!