Советская поэзия. Том первый
Шрифт:
‹1959›
АВЕТИК ИСААКЯН
(1875–1957)
С армянского
К РОДИНЕ
Из наших древних дымоходов Клубится добрый дым, Перед тобою — путь свободы, Твой дух непобедим. Летишь, как быстрый конь крылатый, К созвездьям новых дней, Храня и мужество и веру Былых суровых дней. Преградам и угрозам вражьим Не удержать тебя. И песню новую о мире Поешь ты, жизнь любя. Земля отцов, ты стала новой. О мой народ, мой хлеб. Отчизна- солнечная птица, Твой дух в борьбе окреп. ‹Ереван, 1926›
* * *
— Что плачешь ты, бесценный друг? — У друга я спросил. — Коль ты рыдаешь обо мне, — Уже
‹1928›
РОДИНЕ
На берегу волнующихся нив Один стою, в раздумии застыв. Ты ль это, гордая моя страна, Была затоплена потоком орд, И ливням стрел несметных предана, И тысячами копий пронзена? На каменном пути народных рек Лежала ты, томясь за веком век, Растоптана копытами коней. И с ликованьем чуждые орлы Точили клювы о твои скалы, Чтобы терзать тебя! И много дней И лет без счета протекло, — и вот Теперь мой край ликует и цветет. И мирно вновь над домом вьется дым, Где сладко мать баюкала меня, Сознанье пробуждая, полоня Мой дух могучим языком родным. Пусть без конца плуги твоих сынов Твой будут древний чернозем пахать, И пусть гусаны будут воспевать Твою любовь, твой цвет, страна отцов! Победно будешь ты звучать, звучать В чудесных песнях, — древен и велик, — Сердечный, вечно юный мой язык! ‹ Ленинакан, 1929›
МОЕЙ РОДИНЕ
К чудесному, нагорному, зеленому, В весенних розах склону я прильну, К дыханью материнскому, бездонному, Что шевелит пшеничных нив волну. Меня чаруешь речью ты прекрасною, Меня влюбленным зовом кличешь ты. Тебя я вижу новую и ясную С чертами древней, вечной красоты. О мать! Твое грядущее, как молния, Могуче, ярко блещет предо мной. Армения, сил вечно юных полная, Звук гордый речи сладостной, родной! ‹Париж, 1935›
* * *
Безмятежная ночь! Один я сижу На вершине скалы. Кругом — тишина. Я на спящее море молча гляжу. Даже время прервало вечный полет, Тишина без границ, молчанье растет. Вся вселенная тишью сонной полна. О мгновенье! Как ты блаженно молчишь! Беспредельная и безмерная тишь! И невольно я слушаю душу свою И себя понимаю, себя познаю! ‹Севан, 1940›
ПЕРВЫЕ СЛЕЗЫ
Целует солнце землю весной, Весь мир в изумрудный наряд одет, Синие очи фиалки лесной С улыбкою детской глядят на свет. Подул ветерок и ей на ушко Пошептал о чем-то и улетел. Цветной мотылек упорхнул легко, — Остаться с нею не захотел. Фиалка по ним вздохнула, склонясь Но след их пропал — зови не зови… Скатились с доверчивых синих глаз Первые слезы первой любви. ‹1940›
ПЕСНЯ ПТИЦ
Однажды девочка, резвясь, Играла средь полей, А мотылек, зарей светясь, Кружился перед ней. Она хотела мотылька Красивого поймать, Но тщетно тянется рука, — Никак его не взять. Тот мотылек неуловим, Веселый, золотой… И вот она, гонясь за ним, Вбежала в лес густой. Он закружился меж ветвей И улетает прочь… Она устала, а над ней Уже темнеет ночь. Забралась девочка в дупло, Ей захотелось спать. В лесу и утром не светло, — Дороги не видать. Три дня она в лесу жила, Ей ягоды — обед. И так тепло на дне дупла, Лишь тропки к дому — нет! Но девочку пошли искать Соседи и отец. Счастливый день! Она опять Среди родных сердец. Мать, плача, целовала дочь. Лелеяла ее: — Скажи, тебя пугала ль ночь, Сокровище мое? И дочка отвечает ей: — Нет, ночь там не страшна. Мне пели птицы меж ветвей, Была я не одна. ‹Ессентуки, 1941›
ДЕНЬ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ
(9 мая 1945 г.)
Меч в ножны вложили достойно мы, Великой Победы день наконец, Разбили всю вражью мы силу тьмы, Песни звучат, как веселье сердец. Радость, как трепет парящих крыл, Шумит, сливаясь в потоке одном. Хозяин на улице стол накрыл, Стаканы налил золотым вином. Прохожих зовет и просит к столу: — Братья, прошу я Победы вином Сыну-герою воздайте хвалу, Пейте за здравие ваших сынов! Пьют, и на лицах веселье горит, Звонко стакан лишь стучит о другой, Тихо один тут отец говорит: — Пью за сыновьей души упокой! Строго смолкают на слово отца, Шапки снимают пред тостом таким, Молча за мертвого пьют храбреца, Хлеб омывая вином золотым.‹1945›
АВИКУ
Пусть будет прям всегда твой путь Будь справедлив и честен будь. Горячей доброю душой Люби весь этот мир большой. Люби товарищей своих, Всегда будь радостью для них. В беде от друга не беги, Ему, чем можешь, помоги. И до конца счастливых дней Будь предан родине своей, Ее защитой верной будь. И если ты когда-нибудь Пойдешь на подвиг для нее, — Не возгордись, дитя мое: Ты только долг исполнишь свой. Иди ж дорогой трудовой И с чистой совестью живи Для мира, счастья и любви. Когда ж умру я, ты, один, К моей могиле подойди, И помолчи над ней, грустя, Любимое мое дитя. ‹Ереван, 1954›
МИХАИЛ ЛЕБЕДЕВ
(1877–1951)
С коми-зырянского
ЗЕМЛЯ КОМИ
Я иду землею коми И гляжу: тайга кругом. Лес стеной, могуч, огромен, — Не сыскать в краю другом! Ввысь вершину надо мною Стройная взнесла сосна, Вечно — летом и зимою — И красна и зелена. Как старуха, ель седая Встала на глухой тропе: На ее ветвях лесная Птица вьет гнездо себе. Над рябиной молчаливой Кедр таинственный поник. И, смеясь, сиротка-ива Загляделася в родник. Пропадет в траве тропинка. Человек, не заблудись! Вот крадется невидимкой В сумрачной трущобе рысь. Зубы скаля, волк таится, И, как тень, — медведь в бору, В миг один шмыгнет лисица Рыжим пламенем в нору. И, головушку спасая, Хвост по ветру — за стволом Белка промелькнет, и заяц Лихо мчится в бурелом. Птиц в лесах у нас — без счета, Снегири и глухари; Меряет журавль болото От зари и до зари… На дорогу вышел: вечный Гул тайги по всей стране; Но — как жизни новой вестник Шум машин навстречу мне… За селом чернеют пашни, Сеять хлеб пришла пора. На полях колхозных наших Не смолкают трактора. Есть ли в мире где такое Счастье, как в моей стране? Я иду землею коми, Древний лес навстречу мне. ‹1930›
ГАМЗАТ ЦАДАСА
(1877–1951)
С аварского
СЛОВО О КРОВНОЙ МЕСТИ
«Мертвых кровь не высыхает, Отомстить она зовет», — Поговорка не смолкает, Будоражит наш народ. «Если ты свернешь с дороги, Родовую месть презрев, — Уноси отсюда ноги: Ждут тебя и смех и гнев. Если, кем-нибудь обижен, Ты смолчать решил, на грех Будешь близкими унижен, Окружен презреньем всех». Дикий, зверский тот обычай Сдуру доблестью зовут. С удальством, с упорством бычьим Самочинный правят «суд». В Харачи я был, мой милый, — На кладбище бросил взгляд. Там в безвременных могилах Убиенные лежат. Тех, что умерли в постели, Мало сыщется средь них. Семьи все осиротели От кинжалов родовых. Двое спорят, по досаде Слово за слово зайдет. И один уже в засаде, За кинжал схватившись, ждет. …Харачи высокогорный. Как хорош он, краше нет. Воздух чист, ручьи проворны, И целебен солнца свет. Встал Хиндатль зеленый рядом, Шелестят весной сады. Все там есть, что людям надо, — Сыр, и масло, и плоды. Пашни там, вблизи аула, И, лаская взор людской, Ель к седой скале прильнула И берез шатер сквозной. Жить да радоваться впору, Но, на горе и позор, Не пшеницу, а раздоры Высевают с давних пор. Страхолюдный дьявол мести Под людской забрался кров. И во имя ложной чести Друга друг убить готов. Разоренный дом в забросе, И семья не дорога. Что хозяин хочет, спросишь: «Смерти кровного врага!» Взор его пылает злобой. Не к добру аул притих, — Редкий год проходит, чтобы Не убили пятерых. Помириться дико, странно, Разве слыхано о том? Как сочащаяся рана, Месть людей палит огнем. Замурованы проходы, Двери заперты в домах. В горный край пришла свобода, Перестанем жить впотьмах… Распри дедов похороним, Дорогие земляки. Злую память рвите с корнем, Уничтожьте сорняки. Стали новыми порядки. Хватит распри раздувать. Людям нечего повадки У зверей перенимать. Звери дикие хвостаты. И слова мои просты: Наших прадедов адаты — Это прошлого хвосты. Если каждую обиду Раздувать опять начнем, К новой жизни мы не выйдем, — К прошлой жизни повернем. Верю, солнце не затмится, — Нас, друзья, культура ждет. Распрей мрачные страницы Позабудет мой народ.
Поделиться с друзьями: