Советские художественные фильмы. Аннотированный каталог. Том 1. Немые фильмы (1918-1935)
Шрифт:
Главная тема книг Огултач Оразбердыевой — судьба туркменской женщины. Ее героиня умеет и мужественно встретить жизненные невзгоды, проявить в трудных ситуациях несгибаемую волю и быть беспредельно доброй, гуманной.
ЖЕНЩИНА С ХАРАКТЕРОМ
ДЕТСТВО
Трудным было ее детство. Война. Послевоенные годы… И все же воспоминания о той нелегкой, но светлой поре, когда мир впервые открылся перед ней, остались навсегда. Воспоминания эти были отрывочны, беспорядочны. Припоминались чаще всего какие-то пустяки, но они, словно добрые теплые руки, поддерживали
Затихает утренняя деловая суета, приглушается шум и гам, и опустевший аул медленно наполняется жаркой истомой летнего дня. Только женщины, затеявшие с утра печь чуреки, еще кое-где хлопочут у своих тамдыров. Шуруя длинной палкой, как кочергой, ловко и проворно уворачиваясь от огня, они словно дразнят огонь, и он огрызается языками пламени, пытающимися лизнуть руки или волосы. А женщины сосредоточены на одном — они поглощены таинством рождения хлеба в раскаленном чреве тамдыра.
У ребятни, еще недоросшей, чтобы работать в поле, но достаточно самостоятельной, чтобы обойтись без надзора взрослых, свои обязанности. С утра пораньше, пока прохладно, им надо нарезать травы для скота.
Потом, вскипятив и заварив чай, семьи обычно завтракают, бросив в пиалу кусок каурмы[40] величиной с кулак. Если ст вчерашнего ужина что-то осталось, можно позавтракать и посытней. А солнце тем временем поднимается выше и выше, заливая аул палящим зноем. Значит, можно забраться в холодок и хорошенько вздремнуть до обеда. А после обеда снова хлопот полон рот, и главное — заготовка топлива, чтобы было на чем готовить ужин и завтрак на следующий день.
Таков был заведенный порядок. Но Амангюль всегда старалась разнообразить его, чтобы было как-то веселей. Принесенную траву аккуратно складывала в тень, покрывая ее старым, позеленевшим от травяного сока мешком, чтобы не привяла раньше времени. Одну охапку относила овцам, которые в жадных поисках лакомых нежных стебельков полевого вьюна с голубыми цветочками путали веревки, разбрасывали траву и вообще вели себя бестолково. Утихомиривая наиболее рьяных, Амангюль следила, чтобы овцы не затоптали корм и чтобы всем досталось поровну. Частенько Амангюль случалось замешкаться с кормежкой скота, и подруги без нее уходили купаться к броду. Тогда она, наскоро схватив кусок чурека и здоровенную луковицу, бежала вдогонку, попеременно откусывая то лук, то чурек. То ли от обиды, что ее не дождались, то ли просто от желания поскорее окунуться в прохладную воду, Амангюль мчалась так, что горячий ветер бил ей в лицо, а сердце прыгало, словно резиновый мячик, один из тех прекрасных мячиков, которые старьевщик менял на разные тряпки и прочий хлам. Примчавшись к излюбленному месту купания, запыхавшись и раскрасневшись, выпаливала уже плескавшимся в воде подружкам:
— Ладно-ладно, в другой раз я вас тоже не буду ждать!
Когда солнце начинало склоняться к горизонту, Амангюль нехотя выбиралась из арыка. Ничего не поделаешь — дела, хочешь не хочешь, а пора за топливом.
Собирать кизяки просто одно удовольствие. Мешок Амангюль ставила на пригорье, а сама, напевая всегда одну и ту же песенку, собирала в подол пересохшие кизяки и потом пересыпала их в мешок.
С колючками было хуже. К рубке колючек Амангюль всегда готовилась, как к бою, тщательно подгоняя экипировку: запыленные покоробившиеся сапоги, бог знает когда, кем и для чего приобретенные, кушак, которым следует потуже опоясаться, глиняный кувшинчик с водой и, наконец, боевое оружие — кетмень и вилы.
Рубить колючки было еще ничего. Амангюль срубала под корень высокие, почти в ее рост упругие стебли, с которых при ударах осыпались созревшие семена и какие-то крупные жуки с зелеными спинками. Девочка порой брала их в руки, с любопытством рассматривала и удивлялась: зачем эти красивые насекомые живут в таких чахлых растениях? Что они там делают? Сама бы она, если бы не нужно было топить печку, к этим колючкам и близко бы не подошла! Самое противное начиналось, когда набиралось достаточно стеблей, чтобы сложить копну. Вот тут-то и нужны были грубые и неудобные сапоги, которые до сих пор только мешали. Сапогами надо было утаптывать, утрамбовывать непокорные стебли. Как бы спрессовывать их. Но крепкие и острые, как шило, шипы коварно проникали через прохудившиеся подошвы и глубоко впивались в тело. Пронзительно вскрикнув от острой и внезапной боли, Амангюль осторожно слезла с копны и внимательно исследовала уколотое место. Сам укол — пустяк, поболит и пройдет. Хуже, если кончик колючки обломится и
останется в теле, тогда вытащить его целая морока. А уберечься от этих колючек просто невозможно, потому что утрамбовывать копны надо плотно, иначе ветер разнесет стебли, разметет все в разные стороны. А сапоги давно прохудились и так стары, что их уже не чинят. А новые сапоги для такой работы кто даст?Обиднее всего бывало, когда, выждав, пока девочка нарубит достаточно колючек и утрамбует несколько копен, внезапно откуда-то возникает сварливый старик и, тряся седой бородой, начинает скрипеть:
— Ты что, ослепла, что ли? Не видишь, что это мое поле?! Знаков не замечаешь? Ну и люди — все готовы из рук вырвать!
И действительно, в спешке Амангюль не заметила колышки, вбитые по краям участка, на котором она заготовляла топливо. Делать нечего — приходится собирать свои орудия труда и уходить. Амангюль просит старика отдать ей то, что она срубила, но, видно, старику и это не по нраву.
— Иди, иди! — бурчит он. — Много здесь вас таких.
Приходилось перебираться на другой участок. Но колючка там чахлая, низкая. Такую и заготавливать-то не хочется, да и незачем. А тут еще пробегавший мимо аульский парнишка крикнет, что привезли новый фильм и будут показывать сегодня вечером. Это сообщение совершенно выбивало Амангюль из колеи. Кетмень буквально валится из рук, хочется все бросить и скорее бежать домой.
Кино есть кино…
Бывало, правда, что ребята и обманывали. И тогда, как ни странно, еще больше хотелось бросить работу и самой проверить, не привезли ли заветные жестяные коробки с фильмом? Зато, когда это действительно случалось, Амангюль всем встречным радостно сообщала о фильме.
Дома Амангюль кипятила чай на кизяках, собранных днем. Это тоже не простое дело. Кизяки надо сложить в очаг, да так, чтобы между ними был достаточный воздушный просвет, иначе они будут только тлеть, а не гореть. И взять их надо ровно столько, чтобы хватило на один тунче[41]. Ведь жалко понапрасну расходовать топливо, которое с таким трудом сама же собирала днем.
Когда мать приходила с работы, Амангюль обычно рассказывала ей о том, что успела сделать за день. Не упускала случая упомянуть и о жадном старике. Мать поддерживала ее:
— Старый человек часто поступает, как ребенок. Было бы справедливо, если бы все заросли колючек вокруг аула собирали дети.
Затем, помолчав, мать продолжала:
— Взрослые пусть идут дальше, на то они и взрослые. Пошел бы этот старик к арыку Гараяб. Там за два дня работы можно запастись топливом на целый год. Колючка там высокая, густая. Даже скот будет есть ее с удовольствием вместо клевера. А там, где ты сейчас рубишь, лучше и вовсе не рубить. Плохие колючки. Лучше побольше собрать кизяков.
От самой трудной работы освобождала ее мать. И Амангюль радовалась этому.
…В те времена кино было единственным и самым любимым развлечением на селе. А дети особенно любили время перед началом сеанса. Сколько народу собиралось! Весело было видеть всех сразу. И дети резвились, как могли, порой забывая о предстоящем фильме. Для них и это было праздником.
Только Амангюль и ее подруги чинно усядутся в ожидании картины, какой-нибудь из парней постарше вдруг закричит: "Осторожно, скорпион!", а другой тут же в притворном испуге, визжа, вскочит со своего места. Шум, гам, неразбериха. А тот, кто затеял все это, воспользовавшись суматохой, занимал лучшие места да еще друзей сажал рядом. Девчата ругали парней, стыдили, но сделать уже ничего не могли.
Фильм долго не начинался, но все терпеливо ждали, глядя на белое полотно, натянутое к этому случаю на стене конторы, на черные ящики усилителей, установленных по его краям на табуретках. Амангюль обычно рассматривала собравшихся: все ли знакомые пришли, никто ли не задержался? Если кого-то не было, тревожилась — почему?
В то время смотреть фильм обычно приходили только мужчины и дети. Женщины ходили редко: все еще блюли старые обычаи. Но притягательная сила нового зрелища была так велика, что женщины искали различные предлоги, чтобы все же прийти на сеанс. Чаще всего приходили за детьми. Это было поводом. Но не только не уводили детей, а сами оставались и досматривали кино. Фильм длился, казалось, долго, и уставших за день подростков начинало клонить ко сну уже в середине сеанса. Амангюль досматривала фильм, словно сквозь туманную дымку, уже мало понимая, что к чему. Но кино привозили редко, и все старались досидеть до конца — когда-то еще приедет передвижка! После окончания сеанса дорога домой казалась бесконечной, глаза слипались и не видели, куда ступала нога.