Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

17. «Бывает так, что в тишине…»

Бывает так, что в тишине Пережитое повторится. Сегодня дальний свист синицы О детстве вдруг напомнил мне. И это мама позабыла С забора трусики убрать… Зимует Кунцево опять, И десять лет не проходило. Пережитое повторится… И папа в форточку свистит, Синица помешала бриться, Синица к форточке летит. Кляня друг друга, замерзая, Подобны высохшим кустам, Птиц недоверчивых пугая, Три стихотворца входят к нам. Встречает их отец стихами, Опасной бритвою водя. И строчки возникают сами, И забывают про меня. 1941

18. ОДЕССА, ГОРОД МОЙ!

Я помню, Мы вставали на рассвете: Холодный ветер Был солоноват и горек, Как на ладони, Ясное лежало море, Шаландами Начало дня отметив, А под большими Черными камнями, Под мягкой, маслянистою травой Бычки крутили львиной головой И шевелили узкими хвостами. Был пароход приклеен к горизонту, Сверкало солнце, млея и рябя, Пустынных берегов был неразборчив контур… Одесса, город мой! Мы не сдадим тебя! Пусть рушатся дома, хрипя в огне пожарищ, Пусть смерть бредет по улицам твоим, Пусть жжет глаза горячий черный дым, Пусть пахнет хлеб теплом пороховым, Одесса, город мой, Мой спутник и товарищ, Одесса, город мой, Тебя мы не сдадим. 1941

19. «Мне противно жить не раздеваясь…»

Мне противно жить не раздеваясь, На гнилой соломе спать. И, замерзшим нищим подавая, Надоевший голод забывать. Коченея, прятаться от ветра, Вспоминать погибших имена, Из дому не получать ответа, Барахло на черный хлеб менять. Дважды в день считать себя умершим, Путать планы, числа и пути, Ликовать, что жил на свете меньше Двадцати. 1941

20. ОЖИДАНИЕ

Мы двое суток лежали в снегу. Никто не сказал: «Замерз, не могу». Видели мы — и вскипала кровь — Немцы сидели у жарких костров. Но, побеждая, надо уметь Ждать, негодуя, ждать и терпеть. По черным деревьям всходил рассвет. По черным деревьям спускалась мгла. Но тихо лежи, раз приказа нет, Минута боя еще не пришла. Слушали (таял снег в кулаке) Чужие слова, на чужом языке. Я знаю, что каждый в эти часы Вспомнил все песни, которые знал, Вспомнил о сыне, коль дома сын, Звезды февральские пересчитал. Ракета всплывает и сумрак рвет. Теперь не жди, товарищ! Вперед! Мы окружили их блиндажи, Мы половину взяли живьем… А ты, ефрейтор, куда бежишь?! Пуля догонит сердце твое. Кончился бой. Теперь отдохнуть, Ответить на письма… И снова в путь! 1942

21. ВСТРЕЧА

Был глух и печален простой рассказ (Мы в горе многое познаем) Про смерть, что черной грозой пронеслась Над тихой деревней ее. …Немало дорог нам пришлось пройти, Мы поняли цену войне. Кто, встретив женщину на пути, О милой не вспомнит жене? …Она стояла, к стене прислонясь, В промерзших худых башмаках. Большими глазами смотрел на нас Сын на ее руках. «Германец хату мою поджег. С сынишкой загнал в окоп. Никто на улицу выйти не мог: Появишься — пуля в лоб. Пять месяцев солнца не видели мы. И только ночью, ползком, Из липкой копоти, грязи и тьмы Мы выбирались тайком. Пусть знает сын мой, пусть видит сам, Что этот разбитый дом, Студеные звезды, луну, леса Родиной мы зовем! Я верила — вы придете назад. Я верила, я ждала…» И медленно навернулась слеза, По бледной щеке потекла… Над трупами немцев кружит воронье. На запад лежит наш путь. О женщине этой, о сыне ее, Товарищ мой, не забудь! 1942

БОРИС БОГАТКОВ

Борис Андреевич Богатков родился в сентябре 1922 года в Ачинске (Красноярский край). Отец и мать его — учителя. Мать умерла, когда Борису исполнилось десять лет, и он воспитывался у тетки. Богатков учился в Ачинске, Красноярске, Новосибирске. С детских лет увлекался поэзией и рисованием. Хорошо знал стихи Пушкина, Лермонтова, Маяковского, Багрицкого, Асеева. В 1938 году за поэму «Дума о Красном флаге» получил грамоту на Всесоюзном смотре детского литературного творчества. В 1940 году Богатков приехал в Москву. Работал проходчиком на строительстве метрополитена и учился на вечернем отделении Литературного института им. Горького.

С начала Великой Отечественной войны Богатков в армии. При налете фашистской авиации был тяжело контужен и демобилизован по состоянию здоровья. В 1942 году вернулся в Новосибирск. Здесь писал сатирические стихи для окон ТАСС, печатался в местных газетах. И упорно добивался возвращения в армию. После длительных хлопот Богаткова зачисляют в Сибирскую добровольческую дивизию. На фронте командир взвода автоматчиков старший сержант Богатков продолжает писать стихи, сочиняет гимн дивизии.

11 августа 1943 года в бою за Гнездиловскую высоту (в районе Смоленск — Ельня) Богатков поднимает в атаку автоматчиков и во главе их врывается во вражеские окопы. В этом бою Борис Богатков пал смертью храбрых [15] . Его имя навечно занесено в списки дивизии, его автомат передавался лучшим стрелкам взвода.

15

В некоторых изданиях, в том числе в антологии «Поэзия Сибири», Новосибирск, 1957, указывается, что Богаткову было присвоено звание Героя Советского Союза. Как установлено, эти сведения ошибочны. Борис Богатков был посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени.

22. ИЗ ШКОЛЬНОГО ДНЕВНИКА

С завистью большой и затаенной На отца смотрел я потому, Что наган тяжелый, вороненый Партия доверила ему. Вечерами зимними, при лампе, Он рассказывал, как их отряд Атакующей кулацкой банде Указал штыками путь назад; Как в сугробы падали бандиты, Черной кровью прожигая снег; Как взвивался пулями пробитый Красный флаг над сотней человек; Как партийцы шли вперед бесстрашно, Шли, а ветер заглушал «ура-а», Как скрестили в схватке рукопашной Взгляд со взглядом, штык с штыком врага… Наизусть я знал рассказ подробный. Каждый вечер всё же мне опять Вдруг казались неправдоподобны Стулья, шкаф, и лампа, и кровать. Все они куда-то исчезали, Стены расступались, и тогда Предо мной бесшумно проплывали Тучи дыма, флаги и снега… Вспоминаю с гордостью теперь я Про рассказы своего отца. Самому мне Родина доверит Славное оружие бойца. Охватило страны пламя злое Новых разрушительных боев, Вовремя пришло ты, боевое Совершеннолетие мое. Встану я, решительный и зоркий, На родном советском рубеже С кимовским значком на гимнастерке, С легкою винтовкою в руке. И откуда б враг ни появился — С суши, с моря или с вышины, — Будут счастья нашего границы От него везде защищены. Наши танки ринутся рядами, Эскадрильи небо истемнят, Грозными спокойными штыками Мы врагу укажем путь назад. 1939?

23. МАВЗОЛЕЙ

Густые толпы дружного народа, Серьезный вид родителей моих И лица застывающих у входа Безмолвных и суровых часовых. Мы подходили тихими шагами, Ступая в такт смолкающим сердцам. Какими мне стихами и словами То описать, что я увидел там? Закрыв глаза полоской светлых век, Лежал, на грудь как будто подняв руку, Недвижный, бледный человек. Казалось, он прислушивался к звуку, К шагам людей, идущих чередой. И слышал, точно клятву, как поруку: «За дело Ленина мы все готовы в бой!» <1940>

24. СКВОЗЬ ЛИВЕНЬ

Мелькнули молнии несколько раз, Всё настойчивей грома удары Повторяют прохожим приказ: «Освободить тротуары». Старушечка, опуская веки, Походкой дрожащей Через улицу спешит к аптеке. Вошел гражданин в магазин ближайший. И вот, пробитый каплями первыми, Красный флаг, что спокойно висел, Вдруг, как что-то живое, с нервами, Весь рванулся навстречу грозе. С шумом на город притихший, серый, Дробясь об асфальт, уходя в песок, Дождевые, прозрачные стрелы Густо льются наискосок. В футболке, к телу прильнувшей компрессом, В брюках блестящих, потяжелевших Шагаю ливню наперерез я, Смелой мыслью себя утешив: Лучше так вот шагать всю жизнь, Чем, грозу переждя, Вслед за теми послушно плестись, Кто прошел сквозь стрелы дождя И не видит душою праздною, Как во всей красоте и силе Сверкает и свищет полотнище красное, Омытое ливнем от будничной пыли. 1940

25. «Хоть становлюсь я угрюмым, упорным…»

Хоть становлюсь я угрюмым, упорным, Меня иногда, как прежде, влекут В дымное небо кричащие горны, Знамена, стреляющие на ветру… Но это случается реже, реже. И, видимо, скоро в последний раз Почудится мне оружия скрежет, Каменных стен огромные брусья… Крепость в дыму, крепость в огне. И, возглавляя отряды, мчусь я На безупречно белом коне. Что там на башне: не флаг ли белый, Или вспорхнул от выстрелов дым? Проломы в стене — не ловушка смелым, Они — триумфальные арки им! Мой скакун пролетает над бездной. Рвы за спиною. Вперед! Вперед! Всё ближе, ближе топот железный, Вдруг распахнулись ворота! И вот, Качнув головой, улыбаюсь устало: Борис, Борис, довольно сражаться. Ведь тебе ни много ни мало — Уже почти девятнадцать. 1940?