Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

4

Швырял и рвал свирепый ветер тучи, А молния несла земле пожар; Она была то белый бич летучий. То занесенный над землей кинжал. Гром по горам рассыпался картечью — И вспыхнул дуб, угрюмый страж веков. И по ущелью с криком человечьим Пронесся ярый звон колоколов. «Зачем не мстишь врагам своим исконным И где души твоей огонь и пыл?» — Старик сорвал священную икону И топором на части изрубил. А после, беспорядочно и гулко, Звон колокольный плыл во тьме ночной, И кто-то пробежал по переулкам — Безумный, с непокрытой головой. Бежал, как будто век его держали И вот теперь порвались узы зла, Как будто по пятам его бежали Озлобленные им колокола. Куда бежал? И что во тьме искал он? Но стихли вдалеке его шаги… И люди поутру на острых скалах Нашли лишь клочья от его чохи…

5

Рождались зори. Отцветали зори. Туман в ущелья приходил ночной. Однажды принесла река Иори Труп старика с седою головой. …В предании рассказывают горцы, Что по ночам, Под тихий шум дождя, Худой старик рыдает и смеется, В молельню обветшалую войдя. И говорят, что он ругает бога, В пустую стену вперив мутный взгляд, И руки у него дрожат немного, И злобно губы тонкие дрожат. Потом смолкают стариковы речи… Но зря старик Ответа с неба ждет. И, вскинув тяжкий колокол на плечи, Монах, качаясь, в кузницу идет… 1939–1940

74. ПЛАЧ КОНЯ

Однажды в штаб направили его, К рассвету возвратиться приказали. Он вывел аргамака своего, Высокого, с печальными глазами; Вскочил в седло и тронул удила, И серый конь помчался как стрела. Сужался путь, опасности тая, А справа от дороги, под обрывом, Ущелье извивалось, как змея, И всадник, наклоняясь к мягкой гриве. Шептал коню: «Шальной, не подведи…» Ночная тьма сгущалась впереди. Глаза обоим застилала мгла; И так стряслось, что конь ли оступился, Иль веткой кедра выбит из седла — В глухую пропасть всадник покатился, И одинокий человечий крик В сердца ночных, угрюмых гор проник. И стихло всё… Дыханье затаив, Деревья вниз испуганно смотрели, Туда, где глубиной чернел обрыв,— Но ничего увидеть не сумели. А конь дорогу вниз искал, упрям, Скользил копытом звонким по камням. Уже его хозяин не стонал — Лежал в крови с погасшими глазами. Конь подошел, над телом постоял, Потрогал руку теплыми губами. Но ничего хозяин не сказал, Не взял поводья, сахару не дал. Он всякий день, как жизнь, берег коня, Кормил его душистою травою И по утрам, уздечкою звеня, Водил его за рощу к водопою. И две слезы, соленые чуть-чуть, Упали вдруг хозяину на грудь. С тех пор легенда ходит по земле О всаднике и верном аргамаке, О юности, промчавшейся в седле, И в горных селах в синеватом мраке Поют поэты, струнами звеня, О дружбе человека и коня. 1940

75. БАЛЛАДА О СТРОИТЕЛЕ ВАРДЗИА

Вот я пришел через века и страны, Я след твой легкий отыскать хочу. Мне твой пустынный замок видеть странно, Я чутким стенам о тебе шепчу. Ни ждать, ни верить сердце не устало Хотя годам минувшим нет числа. Я в древности прорезал эти скалы, Моя кирка Вардзиа создала. Меня тогда совсем иначе звали. Гранил я скалы и узоры вил. А эти камни, мертвые вначале, Своим горячим сердцем оживил. И гордо башни вечные вставали, Кура стучала в их крутую грудь… Я лег у скал, но думы о Тамаре Не дали мне забыться и уснуть. Лежал я на земле, и свод лазурный Снижался надо мною, как орел. Я ждал любви, мечтал о славе бурной, Но ни любви, ни славы не обрел. Так проходили годы, годы, годы… Моя царица, я тебя искал, Не в силах позабыть твой облик гордый, Который вдохновеньем вечным стал. Приятны мне вардзийские пороги, Которыми ступала прежде ты. За семь веков не выцвели в дороге Тугие паруса моей мечты. И память, что навязчива, как старость, Шла вслед за мной до замка твоего — Твой город тих и гол, ему осталась Одна лишь слава, больше ничего. Народ я вижу шумный и свободный, Народ совсем иных молитв и дум. Мне стыдно за кинжал мой старомодный, За мой смешной воинственный костюм. Откуда свет над Картли ночью поздней, Когда средь гор последний луч исчез? Кто опустил на землю эти звезды И поселил в домах жильцов небес? …Не знаю, наградишь или осудишь, По-царски своенравна и горда, Но только знаю, ты прийти забудешь. А годы мчатся, сладкие года…

76. ДОМ № 8

Ветки набухли Солнечным соком, Небо родило Ясную просинь. Вновь я у этих Низеньких окон — Улица Месхи, Дом номер восемь. Тонкие руки, Смуглые плечи… Я не забуду Желтую осень! Милая память, Давние встречи — Улица Месхи, Дом номер восемь.

77. ЛЕНИН

Когда внезапно чувствую усталость, Когда решенья я не нахожу, Чтоб на душе сомнений не осталось, Я к твоему портрету подхожу. Перед твоей великою судьбою Задумчивый и тихий я стою, В таком большом долгу перед тобою, Что стыдно мне за молодость свою. И через годы видятся мне снова Тревожные Октябрьские дни, И юнкера на площади Дворцовой, И крейсеров сигнальные огни, И броневик, с которого бросаешь В толпу солдат святую правду слов, И вся Россия, нищая, босая, Идущая в огне, в дыму боев. И снова жизнь моя полна надежды, Усталость — прочь, и я готов опять Осуществлять задуманное прежде, Не соглашаться, пробовать, дерзать. 1941

78. ЖДИ МЕНЯ

К тебе вернусь я поздно или рано, Развею и туманы и дожди, Своей улыбкой залечу все раны, Ты только жди меня, родная, жди. Я соберу друзей легко и скоро, Их выстрелы с ветвей стряхнут росу. Сниму я небо, раскачаю горы И в дар тебе, родная, принесу. И ты услышишь медленные песни Своих подружек, названых сестер, О юности, что скрылась в поднебесье, О витязе, к тебе пришедшем с гор. Зурна начнет твою улыбку славить, Ей басом отзовется барабан, И каждый, кто придет тебя поздравить, От знойного маджари будет пьян. …На скатерти небес я справлю свадьбу, Но чтоб ее не омрачила ложь, Мне лишь одно вдали хотелось знать бы, Что ты меня не уставая ждешь. 1942

79. ПРОСТИТЕ

Меня умчала тряская теплушка, А вы вдали остались на заре… Но помню я печальную улыбку И волосы, что листья в сентябре. Я обещал, что возвращусь, Что с фронта Меня вернет к вам Глаз печальных власть, Но эти дни осенние, как воры, Ту клятву собираются украсть. И если сердце встретит пулю вражью И упаду вперед я, как бежал, Уж вы меня простите, да, простите, Что не пришел и слова не сдержал. 1942

80. ТЫ

Ты помнишь, мины рвались то и дело И вся земля вокруг была черна? Ты помнишь, пуля мимо пролетела, Но сердце друга встретила она? Лежал он у ограды церкви бывшей В шинели непомерной ширины, Еще не знавший счастья, не любивший, Неделю не доживший до весны. Взрывной волною сплющен был и погнут Его видавший виды автомат… И ты сказал, что главное — не дрогнуть От скорби, испытаний и утрат. Идем с боями… Медленные метры! В глазах убитых — злых пожарищ медь… Ничто и нас не оградит от смерти, Коль не сумеем смерть мы одолеть. 1942

81. У БРАТСКОЙ МОГИЛЫ

Выстрелы, кровь и стенанья… Едва ли Я позабуду их вечером мирным… Как замерзали, о, как замерзали Зори вечерние во поле минном!.. Прерваны мысли. Раскиданы роты. Вечер похож на кровавую рану. Финским ножом, перерезавшим тропы, Стужа звенит на путях к Ленинграду… Пули устали к победному часу. Пушки охрипли. И танки застыли. Мы подымали победную чашу — Ты был так близко, но ты был — в могиле. Десять ранений. И возле кювета Братский ваш холмик, неровный и голый. Всё было немо… И только у ветра Был твой негромкий и медленный голос. 1942

82. ДРУГУ-ПОЭТУ

Дружили… Но язвительные фразы Я не прощал и за людей вступался, И, может быть, поэтому ни разу Добром и обо мне не отозвался. Случайные сомненья и тревоги Я никогда не разделял с тобою. Судьба дала нам разные дороги, И, кажется, довольны мы судьбою. …Где ты сейчас? О чем сегодня пишешь Рукою, не державшей пистолета? Открой окно, прислушайся… Ты слышишь Шаги войны, гуляющей по свету? Мне ночью, настороженной и грозной, Идти с разведкой к вражескому краю. Мне сумерки принадлежат и звезды, А вот рассвет увижу ли, не знаю… Но ты найди своим далеким взглядом Моих друзей из лыжного отряда, Что на снегу лежат со смертью рядом, Щекой прижавшись к ложу автомата. Из них любой тебя, поэт, осудит, Не даст руки и не подарит взгляда, Коль стих, тобой написанный, не будет Подобен пуле снайпера-солдата. 1943