Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

26. НАКОНЕЦ-ТО!

Новый чемодан длиной в полметра, Кружка, ложка, ножик, котелок… Я заранее припас всё это, Чтоб явиться по повестке в срок. Как я ждал ее! И наконец-то, Вот она, желанная, в руках!.. …Пролетело, отшумело детство В школах, в пионерских лагерях. Молодость девичьими руками Обнимала и ласкала нас, Молодость холодными штыками Засверкала на фронтах сейчас. Молодость за всё родное биться Повела ребят в огонь и дым, И спешу я присоединиться К возмужавшим сверстникам моим! 1941

27. «Всё с утра идет чредой обычной…»

Всё с утра идет чредой обычной. Будничный, осенний день столичный — Славный день упорного труда. Мчат троллейбусы, гремят трамваи, Зов гудков доносится с окраин, Торопливы толпы, как всегда. Но сегодня и прохожим в лица, И на здания родной столицы С чувствами особыми гляжу, А бойцов дарю улыбкой братской — Я последний раз в одежде штатской Под военным небом прохожу!.. 1941 Москва

28. ПЕРЕД НАСТУПЛЕНИЕМ

Метров двести — совсем немного — Отделяют от нас лесок. Кажется, велика ль дорога? Лишь один небольшой бросок. Только знает наша охрана: Дорога не так близка. Перед нами — «ничья» поляна, А враги — у того леска. В нем таятся фашистские дзоты, Жестким снегом их занесло. Вороненые пулеметы В нашу сторону смотрят зло. Магазины свинцом набиты, Часовой не смыкает глаз. Страх тая, стерегут бандиты Степь, захваченную у нас. За врагами я, парень русский, Наблюдаю, гневно дыша. Палец твердо лежит на спуске Безотказного ППШа. Впереди — города пустые, Нераспаханные поля. Тяжко знать, что моя Россия От того леска — не моя… Посмотрю на друзей-гвардейцев: Брови сдвинули, помрачнев,— Как и мне, им сжимает сердце Справедливый, священный гнев. Поклялись мы, что встанем снова На родимые рубежи! И в минуты битвы суровой Нас, гвардейцев, не устрашит Ливень пуль, сносящий пилотки, И оживший немецкий дзот… Только бы прозвучал короткий, Долгожданный приказ: «Вперед!» 1942

29. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Два шага от стены к окну, Немного больше в длину — Ставшая привычной уже Комнатка на втором этаже. В нее ты совсем недавно вошел, Поставил в угол костыль, Походный мешок опустил на стол, Смахнул с подоконника пыль И присел, растворив окно. Открылся тебе забытый давно Мир: Вверху — голубой простор, Ниже — зеленый двор, Поодаль, где огород, Черемухи куст цветет… И вспомнил ты вид из другого жилья: Разбитые блиндажи, Задымленные поля Срезанной пулями ржи. Плохую погоду — солнечный день, Когда, бросая густую тень, Хищный «юнкерс» кружил: Черный крест на белом кресте, Свастика на хвосте. «Юнкерс» камнем стремился вниз И выходил в пике. Авиабомб пронзительный визг, Грохот невдалеке; Вспомнил ты ощутимый щекой Холод земли сырой, Соседа, закрывшего голой рукой Голову в каске стальной, Пота и пороха крепкий запах… Вспомнил ты, как, небо закрыв, Бесформенным зверем на огненных лапах Вздыбился с ревом взрыв. …Хорошо познав на войне, Как срок разлуки тяжел, Ты из госпиталя к жене Всё-таки не пришел. И вот ожидаешь ты встречи с ней В комнатке на этаже втором, О судьбе и беде своей Честно сказав письмом. Ты так поступил, хоть уверен в том, Что ваша любовь сильна, Что в комнатку на этаже втором С улыбкой войдет жена И руки, исполненные теплом, Протянет к тебе она. 1942

30. «У эшелона обнимемся…»

У эшелона обнимемся. Искренняя и большая, Солнечные глаза твои Вдруг затуманит грусть, До ноготков любимые, Знакомые руки сжимая, Повторю на прощанье: «Милая, я вернусь». Я должен вернуться, но если… Если случится такое, Что не видать мне больше Суровой родной страны,— Одна к тебе просьба, подруга: Сердце свое простое Отдай ты честному парню, Вернувшемуся с войны. Декабрь 1942

31. «Проходит поезд через лес…»

Проходит поезд через лес, Колесами стучит. По крепким шпалам льются рельс Тяжелые ручьи. И, к небесам стремясь пустым, Средь сосен и берез, Летит такой же русый дым, Как прядь твоих волос, Да пляшет, утомляя взгляд, Деревьев хоровод: Всё ближние бегут назад, А дальние — вперед. 1942

32. ДЕВЯТЬ НОЛЬ-НОЛЬ

Не жизнью — патронами дорожа, Гибли защитники рубежа От пуль, от осколков мин. Смолкли винтовки… И наконец В бою остались: один боец И пулемет один. В атаку поднялся очередной Рассвет. Сразился с ночною мглой, И отступила мгла. Тишина грозовая. Вдруг Матрос услышал негромкий стук. Недвижны тела, Но застыла над грудою тел Рука. Не пот на коже блестел — Мерцали капли росы. Мичмана, бравого моряка, Мертвая скрюченная рука, На ней живые часы. Мичман часа четыре назад На светящийся циферблат Глянул в последний раз И прохрипел, пересилив боль: «Ребята, до девяти ноль-ноль Держаться. Таков приказ». Ребята молчат. Ребята лежат. Они не оставили рубежа… Дисков достаточно. С ревом идет, Блеск штыков выставляя вперед, Атакующий вал. Глянул матрос на часы: восьмой, И пылающею щекой К автомату припал. Еще атаку матрос отбил. Незаметно пробравшись в тыл, Ползет фашистский солдат: В щучьих глазах — злоба и страх. Гранаты в руках, гранаты в зубах, За поясом пара гранат… Матрос с гранаты сорвал кольцо, Дерзко крикнул врагу в лицо: «Ну, Фриц! Взлетим, что ль, За компанию до облаков?» От взрыва застыли стрелки часов На девяти ноль-ноль. 1943

ДМИТРИЙ ВАКАРОВ

Дмитрий Онуфриевич Вакаров родился в 1920 году в селе Иза (Закарпатье). Его отец, крестьянин-бедняк, в надежде разбогатеть трижды ездил в Америку. Но вернулся таким же нищим, каким уехал, и впридачу — больным. С детства Дмитрий познал голод и несправедливость. Однако нужда, лишения не сломили рано возмужавшего юношу. В 1938 году, еще учась в хустской гимназии, Дмитрий Вакаров начал писать смелые революционные стихи. Однажды на стенах гимназии появились лозунги «Да здравствует СССР». Директор вызвал сотрудников пограничной разведки. Дмитрий Вакаров и его друзья были арестованы и подвергнуты семидневному допросу. Но жандармы так и не узнали имени того, кто писал лозунги. Товарищи не выдали Дмитрия. А сам он уже умел мужественно держаться перед следователями. Гимназисты были выпущены на свободу под негласный надзор полиции. Еще дважды Вакаров подвергался арестам и пыткам у себя на родине. Но никогда не могли добиться от него ни слова.

Весной 1939 года хортиевская Венгрия оккупировала Закарпатье и установила здесь режим фашистского террора. В обстановке арестов и расстрелов Вакаров продолжал вести коммунистическую пропаганду, продолжал писать призывные стихи. Он с надеждой следил за освободительным походом Советской Армии в Западную Украину и Западную Белоруссию и посвятил ему взволнованные строки.

Осенью 1941 года Вакаров поступил на филологический факультет Будапештского университета. Зарабатывал на жизнь, преподавая русский язык в школе иностранных языков. В Будапеште молодой поэт установил связь с антифашистским подпольем. В марте 1944 года Дмитрий Вакаров был схвачен венгерской контрразведкой и «за измену родине» приговорен военным трибуналом к пожизненной каторге. Венгерские сподручные Гитлера в предвидении своего надвигающегося краха передали политических заключенных гестапо. В ноябре 1944 года Вакарова отправили в гитлеровский лагерь смерти в Дахау, лишили имени и фамилии, дав арестантский номер 125 530. В конце декабря он был переведен в концлагерь Нацвейлер, где царили порядки еще более чудовищные, чем в Дахау. В начале 1945 года сюда стали прибывать палачи из Освенцима. В марте 1945 года, когда американская авиация разбомбила заводы и сооружения вокруг Нацвейлера, Вакарова вместе с другими заключенными перевели в концентрационный лагерь Даутмерген. Здесь фашистские изуверы решили направить истощенного Вакарова на «лечение», т. е. на смерть в специальных камерах. Поэт не пожелал «лечиться», оказал сопротивление и был убит гитлеровцами.

Имя и поэзия Дмитрия Вакарова приобрели известность после Великой Отечественной войны, в 50-е годы, когда его стихи стали публиковаться в журналах и газетах. До нас дошла сравнительно небольшая часть стихотворений Д. Вакарова, относящихся преимущественно к раннему периоду. Произведения последних лет жизни поэта были конфискованы венгерской полицией в 1944 году и, очевидно, погибли.

В 1955 году в Ужгороде издан сборник «Избранные стихи» Дмитрия Вакарова.

33. БУНТАРИ

Детство без ласки, жизнь без любви… сердце, мужайся — мы бунтари! Ждем мы с востока волю и свет. Братьям далеким шлем мы привет. Хватит молитвы; юность, гори! Жизнь наша — битва, мы — бунтари!

34. ТЫ ДАЙ МНЕ ВЕЛИКОЕ СЕРДЦЕ…

Отец, ты скитался по свету, Ты счастье искал. Но не было счастья и нету, Ты горе лишь знал. Ты верил: поможет молитва В неравной борьбе. Я ж верю: поможет лишь битва И мне и тебе. Ты дай мне великую силу, Мне силу внуши, Чтоб сделать ту силу мерилом Мятежной души. Ты дай мне великое сердце, Без края, без дна, Чтоб в сердце горела, как солнце, Любовь лишь одна. В том сердце, грустя и ликуя, В том сердце сердец С сыновней любовью вмещу я Тебя, мой отец. Тем сердцем согрею в дороге Бессильных людей, И песен спою я им много О силе людей.