Советско-Вьетнамский роман

Рузаев, точно ознакомленный с планом, понимал, что американское командование видит сейчас движение, по крайней мере, пяти грузовых колонн по главным тропам, и ждал. И дождался.

– Еще две цели, сектор три-два-пять! Идут курсом сто четыре! – отрапортовал Кашечкин, впившись глазами в локатор.

– Воронье слетается.

– Товарищ командир, стреляем?

– Ждать!

Через минуту Кашечкин снова доложил:

– Еще цель, три-три-ноль.

– Итого, их пятеро. Все в зоне поражения?

– Все. Тихоходные, низколетящие.

– Цель три на сопровождение! – Рузаев весь подобрался.

– Есть ручное по высоте!

– Есть ручное по дальности!

Кашечкин сноровисто распределил цели по операторам.

– Готов к стрельбе!

– Пуск!

Каждый выстрел занимал минуту. Кашечкин, проводив одну ракету, мгновенно переключался на другую цель. Через пять минут у них кончились ракеты. Единственный уцелевший «ганшип» удирал на юг, к своим. Озабоченные вьетнамцы уже волокли к пусковому станку новую ракету. Американец оказался шустрее и успел-таки удрать от бойцов Вьетконга.

Мокрый от жары и напряжения Кашечкин выскочил под дождь, где вьетнамцы поставили-таки уже не нужную ракету.

– Все! – громко закричал он, пытаясь перекрыть шум небесного водопада, – отбой! Разряжай!

Его крик заглушила сирена отбоя, включенная Рузаевым.

Колонна была уже на марше, когда ее догнали на «газике» Шульц и Тхи Лан. Они залезли в головную машину к Рузаеву и тут же, без комментариев, кинулись его обнимать.

– Понимаете ли вы, товарищ, – быстро заговорил Тхи Лан, – что у нас теперь будет две недели спокойной жизни?

Рузаев кивнул, а Тхи Лан продолжал:

– Вы теперь, – он показал на колонну, – можете ехать не маскируясь. Никто не прилетит.

– Некому летать, – пояснил Шульц, – дорога расчищена.

– Ну, это вы слишком оптимистичны, – возразил Рузаев.

– Вовсе нет. У них нет больше охотников в этом районе. Дорога свободна. Люди могут спокойно ходить по своей земле. Эй, вы куда? – Шульц обеспокоенно посмотрел на просеку, на которую свернул ведущий.

– Туда, – Рузаев махнул рукой.

– Там деревня рядом, – наморщился Шульц, – надо было левее брать.

– Деревня не помешает, – хотел было ответить Рузаев, но проглотил слова.

Из леса прямо на дорогу выскочили три вьетнамских крестьянина в огромных конических шляпах. Один из них взвизгнул и исчез в лесу, а два других, размахивая руками, кинулись наперерез. Колонна остановилась.

– Что случилось? – удивился Рузаев.

– Все. Сейчас начнется, – обреченно вздохнул Шульц, – я же говорил, левее надо было ехать.

Тем временем крестьяне побежали вдоль колонны, издавая радостные вопли, а им навстречу с такими же криками вылезали вьетнамские водители и солдаты.

Рузаев хотел было приказать следовать дальше, но из джунглей начали выбегать еще крестьяне. Солдаты что-то закричали им и замахали руками, показывая на командирский газик. Буквально через секунду Рузаевка и Шульца вытащили из машины, надели им на шею гирлянды цветов и натолкали полную машину фруктов. Офицеры пытались, было сопротивляться, но толпа росла, и Тих Лан пояснил, что теперь им без благодарностей не уйти.

В общем, колонна смогла тронуться только через полчаса. Крестьяне махали им вслед, а Рузаев радостно улыбался. Кашечкин сидел в кузове тягача и рубил штык-ножом ароматную шишку ананаса. Остальные ананасы, раскатившиеся от тряски по всему кузову грузовика, солдаты-операторы ловили и запихивали в огромный мешок.

Глава 16. Грустный рассказ о том, как лейтенант Кашечкин серьезно заболел, а потом выздоровел

Станет худо организму -

Покупай в аптеке клизму

Убедись, товарищ, лично

Клизма действует отлично

Нету сил совсем работать

И болезня злая гложет

Клизма с перцем и горчицей

В педагогике поможет

Говорят, народное творчество

– А? Что, летят? – весь мокрый от пота, с выпученными глазами, Кашечкин вскочил с толстой плетеной циновки. Спросонья он ничего не понимал.

– Спи, – Рузаев, глядя на экран целеуказания, глубоко затянулся сигаретой, – все спокойно.

Последние три дня они вообще не вылезали из кабины управления. Правда, эта позиция была комфортней – трудолюбивые вьетнамцы, как кроты, отрыли огромный блиндаж и закатили туда весь комплекс. В блиндаже было тихо и более-менее прохладно. Однако от работающей аппаратуры стояла нестерпимая духота.

В редкие часы отдыха Рузаев и Кашечкин спали прямо в блиндаже, на полу кабины, готовые за считанные секунды вступить в бой. От жары и напряжения Рузаев похудел и весь осунулся. Кашечкин стонал во сне и сильно потел. А в последние три дня на него навалилась еще одна напасть – медвежья болезнь. Рузаев смеялся, что Кашечкин так боится американцев, что его желудок реагирует даже на разговоры о них.

– Спи, – еще раз повторил Рузаев, – пока можно!

В ответ Кашечкин только застонал и, бормоча под нос ругательства, побрел к выходу.

– Что, опять?

– Угу, – кивнул Кашечкин и с грохотом скатился по металлическому трапу.

Вернулся он минут через десять, все еще потный, бледный и трясущийся.

– Что-то ты мне не нравишься, – заметил Рузаев. – Ты лекарство пил?

– Пил.

Кашечкин схватился за живот и боком упал на циновку. Врач-вьетнамец, лечивший полк охранения, осмотрел его. И дал отвар какой-то травы, велев не есть ничего, кроме риса. Врач больше напоминал знахаря, хотя утверждал, что лечит по науке и что у него есть диплом медицинского колледжа. Но в это верилось с трудом. И все же Кашечкин отвар пил и рис ел. Легче не становилось.