Советско-Вьетнамский роман
Шрифт:
***
Лейтенант Мюррей шел ведомым в первой паре. Вел их в атаку капитан Блай. И еще Мюррей знал, что вторую пару прикрытия ведет лично полковник Уилсон. Лейтенант понимал, что полковник вовсе не обязан совать голову в пекло, и этот поступок вызывал уважение. И насмешку.
«Если бы я был полковником, – думал Мюррей, – я бы никогда никого не водил в атаку, а сидел бы себе на базе. А еще лучше было бы вообще смотаться отсюда в Штаты и никогда больше не садиться в кабину».
Они заходили на цель. Оператор приготовился к бомбометанию,
– Мак!
– Да! – оператор не отрывался от прицела.
– Радар поет!
– Слышу. Пока не пеленгуется.
Свист прошел еще раз, затем еще и еще.
– Есть пеленг!
Макинтош щелкнул тумблером.
– Чарли-первый! – Мюррей вызвал Блая.
– Слышу.
– ЗРК на пеленге тридцать.
– Слышу. Спасибо. Ждем пуска.
До цели оставалось миль пятнадцать. Свист шел не переставая, лампочка мигала красным. Станция вела самолет, и у Мюррея во рту появился неприятный кислый привкус. Внезапно наушники щелкнули, и тон сменился.
– Чарли-первый, есть пуск! – крикнул Мюррей.
– Чарли-второй, маневр!
Самолеты резко рванули вверх.
– Ковчег, есть пуск ракет! – раздался в шлемофоне голос Уилсона. – Начинаем!
– Понял, начинаю!
Стратегический бомбардировщик, ведомый полковником Хантером, шел слишком далеко, чтобы Рузаев мог его видеть. Поэтому внезапное включение помех ослепило станцию.
– Самонаведение!
Рузаев пытался хоть как-то удержать ослепшую ракету на курсе.
– Нет!
Лон беспорядочно щелкал тумблерами.
– Отставить!
Рузаев выключил мощность локатора и нажал кнопку сирены.
– Разбегаемся.
Но было поздно. Мощный удар потряс позицию, затем еще и еще. Американцы долбили установки, но пока еще не могли найти центр управления. Кабина качалась, на нее с грохотом осел разбитый накат блиндажа. Операторы повскакивали со своих мест, рванулись к броневой двери, но ее уже невозможно было открыть из-за съехавшей земли. Раздался еще взрыв, разлетелись разбитые приборы, кабина перевернулась.
***
Первым на цель зашел Уилсон. Он с первого захода высыпал все фугасы и с удовлетворением отметил, что в пыли разрывов мелькнуло дымное пламя. Значит, попали точно.
Мюррей станцию добивать не стал, а разрядил подвеску по партизанским складам.
– Чарли-второй, как цель?
– Чарли-первый, цель поражена!
– Чарли-второй, ложитесь на обратный курс. Я сделаю фотоснимки.
– Чарли-первый, вы поразили цель? – Хантер вызвал Уилсона.
– Ковчег, цель поражена. Можно заканчивать.
– Чарли-первый, вы уверены?
– Да.
Хантер вел машину на достаточном отдалении и не видел результатов бомбежки. Но такое быстрое завершение операции казалось ему странным.
– Чарли-первый, укажите координаты цели! Я пройдусь по ним.
– Ковчег, не надо!
«Вот хитрый какой! – пронеслось в голове Уилсона. – Мы своей шкурой рисковали, а он отбомбит раз и станет главным героем. Нет уж, вся слава будет принадлежать легкой авиации».
– Чарли-первый, я жду!
– Знаете что, Ковчег, – Уилсон хихикнул, – можете ждать еще долго. Я уже сделал снимки и иду на базу.
– Чарли-первый, соблюдайте дисциплину!
Хантер
нервно сжал штурвал. Он прекрасно понимал Уилсона. Легкая авиация не любила стратегическую.– Операция закончена. Ковчег, возвращайтесь. Выключаюсь.
Хантер выругался, но по щелчку в наушниках понял, что его ругань уже никто не услышал.
***
От удара Рузаев потерял сознание. Когда он пришел в себя, вокруг стояла полная темнота. Невыносимо болел затылок. В бок вонзилась какая-то острая железяка. Но самым неприятным ощущением была тишина. Рузаев, постанывая от боли, начал нащупывать дорогу к выходу. Сбоку кто-то заскребся и застонал.
– Лон?
Рузаев едва мог говорить.
– Я здесь! – по-мышиному пискнул оператор.
Рузаев добрался до двери и дернул запоры. Дверь лежащей на боку кабины с грохотом выпала наружу, и в ее проем ворвались солнечные лучи. Рузаев увидел клубы дыма, поднимающиеся к небу. Прямо перед ним, задрав лапы вверх, лежала изуродованная пусковая установка. На ветвях дерева висела смятая, как бумага, ракета, из которой вытекала огненная струйка топлива. Оставшиеся в живых, оглушенные солдаты медленно выползали из укрытий.
– Ошибочка вышла! – пробормотал Рузаев, оглядев разрушения, и упал на землю. Сознание снова покинуло его.
Глава 19. О том, как лейтенант Кашечкин второй раз посетил Фан Ки Ну, а полковник Шульц написал на него характеристику
А девчонка перевязку
Нежно делает, с опаской
И, видать, сама она
В этом деле зелена
А.Твардовский
«Василий Теркин»
Кашечкина перевели в разряд выздоравливающих через два дня. С одной стороны, это было хорошо – он мог свободно гулять по окрестностям и наконец-то сходить пообщаться в клуб при посольстве. С другой стороны, это было плохо – полковник Тхи Лан тут же перевел Фан Ки Ну в штаб, чтобы помогать в работе совместных совещаний.
Первые два дня Кашечкин вовсю пользовался своим новым статусом: до обеда гулял в садике, шел обедать в посольство и после обеда до вечера играл в шахматы с сотрудниками миссии. Но организм требовал свое, – Кашечкин решил съездить в гости.
Ханой отличается от Москвы полным отсутствием общественного транспорта. Движение на улицах довольно оживленное, редкие автомобили с трудом проталкиваются сквозь толпу велосипедистов. Ездят местные жители мастерски, с феноменальной ловкостью маневрируя на дороге. Оказавшись в заторе, они не слезают с велосипеда и даже не ставят ног на землю. Так и стоят, балансируя на своем двухколесном друге, или медленно-медленно продвигаются вперед.
Однако велосипед – вещь дорогая и ценится так, как в иных странах не ценится машина. Хороший велосипед принадлежит главе семьи и передается по наследству. Естественно, велосипеда у Кашечкина не было. А пешком идти далеко.