Советско-Вьетнамский роман
Шрифт:
Брайан позеленел и сплюнул, его укачало.
– Никак не могу привыкнуть к этим вертолетам.
Ему никто не ответил. Из-за шума приходилось кричать, никакой охоты разговаривать не было.
– Седьмой, седьмой! – услышал сержант в наушниках. – Я их вижу. Выходим на цель. Построиться в атакующее положение.
– Есть, сэр! – отрапортовал сержант и крикнул через плечо:
– Начинаем. Мы обычно атакуем на рассвете и включаем Вагнера.
– Что? – переспросил новичок Брэдли.
– Вагнера. Музыку. Пугает косоглазых так, что у них душа в пятки уходит.
– Зачем? – удивился Брэдли, глядя, как взвод снимает каски и подсовывает их под себя. – Чего это вы, ребята, на касках сидите?
– Не хотим, чтобы нам задницы оторвало, – усмехнулся Макарони, – Косоглазые иногда стреляют.
– Снижаемся. Включаем музыку и летим! – крикнул Дойли. Он открыл дверь, снял пулемет с фиксаторов и развернул его наружу.
– А, черт! – вырвалось у него.
– Что?
– Полоса не расчищена!
– Первый, первый! – заорал он в микрофон. – Почему деревня плохо зачищена? Где авиация! Черт!
– Ну? – Макарони толкнул его в бок. – В чем дело?
– Говорит, русские.
– Что русские?
– Русские прикрыли. Летчики смогли сделать только один заход. План остается прежний. Не расслабляться. Что русские, что косоглазые, один черт. Давить!
Сержант заправил ленту и положил руку на станину пусковой установки ракет. Вертолет снижался под величественные звуки «Полета валькирии».
Макарони достал магазин и защелкнул его в винтовку. Все рейнджеры проверяли оружие. Сильвестр дернул затвор, но затвор не пошел. Магазин заело. Вообще, винтовка М-16 было хорошим, но капризным оружием.
Сильвестр чертыхнулся про себя, вынул магазин и слегка постучал его о поручень. В магазине что-то щелкнуло, патрон встал на место, и Сильвестр наконец-то смог перезарядить винтовку.
Брэдли молился, тихо шевеля губами. Макарони жевал жвачку, глядя в иллюминатор. Сержант устроился поудобнее в открытой двери и затянул подбородный ремень.
Они прошлись вдоль пляжа на самой малой высоте. Сильвестр увидел, как из деревни по узким улочкам разбегаются косоглазые в своих смешных шляпах. Школьная учительница гнала стайку детей к лесу, не подозревая о том, что именно по лесу будет нанесен главный удар.
Здесь, за холмом, джунгли дымились широкой выжженной полосой. Самолеты сумели-таки нанести удар, облегчив задачу десанта.
– Огонь!
Загрохотал пулемет. Трассы пулеметных очередей и следы ракет уперлись в деревню.
Откуда-то снизу застучал пулемет вьетнамцев. Вертолет развернулся и ударил ракетами прямо по пулеметному гнезду. Из него полетели какие-то щепки.
– Неплохой выстрел, ребята! – засмеялся сержант. – Ставлю вам за это ящик пива.
Они развернулись и пошли в сторону пляжа. Сильвестр вздохнул, надел каску и приготовился прыгать.
***
Уже возле самой скалы, на поляне, Рузаев, который нес девочку на плече, нагнал контуженого крестьянина. Тот дотащил-таки свой мешок до их вчерашнего костра и теперь застыл, раздумывая над дальнейшими действиями. Перед ним стоял отшельник
в своей желтой хламиде и пристально смотрел на нового гостя.Рузаев бережно положил девочку на листья. Она застонала и болезненно сжалась. Отшельник молча, все с той же скорбной грустью, посмотрел на нее.
– Ну, миротворец хренов? – Рузаев с трудом перевел дыхание. – Что теперь делать будешь?
Старик-отшельник сделал шаг к ним.
– Лечить.
– Тебе теперь только это и остается. Хоть чем-то помочь сможешь?
– Да. И ей, и ему. – Он кивнул на крестьянина, все так же стоящего с мешком.
– А воевать будем? Или на бога продолжим надеяться?
Старик не отвечал.
– Если бы мы не опоздали, если бы могли сбивать самолеты на подходе, этого, – он показал на девочку, – не было бы.
– Будем лечить, – словно не слыша его слов, повторил старик.
– Будете. Если янки дадут. Они скоро вернутся! Вернутся, и такой костер здесь устроят, что лечение ваше не поможет! – закричал Рузаев, глядя в невозмутимое лицо монаха. – Вернутся и сожгут всех. И ее, и всю деревню, и тебя. Всех.
– Я не боюсь. – Старик был спокоен. – Что эта жизнь, что следующая – все это череда иллюзий. А ты иди.
– Что? Да что же ты за человек такой! Дворником был, дворником и остался.
– Иди. – Старик опустился на колени перед девочкой, положил ей руки на затылок. – Иди. Спаси, кого сможешь.
– Понял-таки?
– Иди, – старик вздохнул. – Это моя внучка. Делай свое дело и ни о чем не беспокойся. Твою руку направит Шива, и греха на тебе нет.
Рузаев быстрыми шагами направился к зарослям, но перед тем, как зелень скрыла его, обернулся.
– Врачам их покажи!
– Иди, делай свое дело! Может, и спасешь еще одну душу.
– Чертовы янки! – вспомнил Рузаев, повернулся и снова бросился в деревню. Парашюты давно исчезли где-то в зарослях.
Соломенные крыши ярко горели. Дым пожара слегка рассеялся, окрасив небо в грязный цвет. На улицах валялись обломки, остатки домашней утвари, носились ошалевшие куры. Прямо посреди улицы лежали трупы – женский и детский. Не глядя на них, пробежали двое солдат с автоматами.
– Зынг лай! Зынг лай16! – закричал им полковник. – Где командир?
Солдаты остановились и недоуменно посмотрели на него. Наконец, опознали форму и поняли, кто стоит перед ними.
– О до17, – махнул один рукой и добавил какую-то длинную-длинную тираду.
– Той кхонг хиеу син ной тям хэн18, – едва выговорил заученную наизусть фразу Рузаев.
Солдат снова протараторил что-то на своем птичьем языке, развернулся и намеревался бежать дальше.
– Зынг лай19! – снова скомандовал Рузаев. Он подошел к солдатам, взял говорившего за плечи и развернул, – ди дэн до20!
Солдат, поняв, что от него требуется, снова быстро затараторил, обращаясь к своему напарнику, но полковник резко встряхнул его и металлическим голосом скомандовал: