Советско-Вьетнамский роман

Слушая его, старик мягко кивал головой. Рузаев резким щелчком сбил в сторону надоевшего москита.

– Меткий глаз, – заметил старик.

– Да. Войска ПВО. – Рузаев замолчал. От старика, от его котелка исходили покой и тишина, и казалось, даже ветер стих, внимая его словам.

– А где вы так хорошо языку научились?

– Я жил у вас. Да,– старик цедил слова медленно-медленно. Его старое морщинистое лицо, желтый балахон, медный котелок – все было такое древнее, именно древнее, а не просто старое, что казалось вечным.

Говоря эту простую фразу, старик уже успел достать откуда-то две мятые жестяные кружки, налить в них варево и подвинуть одну кружку Рузаеву.

– Да, жил…

– В Советском Союзе? Где, в Москве, в Ленинграде?

– В России. В Советском Союзе не был.

– Российская Федерация – часть Союза, – уточнил Рузаев.

– Нет, Россия ничьей частью не была. Давно было… В Ляодуне был. Японцы пришли, – в Питер поехал.

– С японцами воевали? – все еще не понимал Рузаев.

– Нет, не воевал. Японцы воевали. Я не воевал. Мне нельзя. В Питер уехал от них.

– А что же после победы не вернулись?

– После какой победы? – старик поднял глаза.

– Мы японцам на Халхин-Голе всыпали по первое число!

– Нет, не при мне было, – старик покачал головой и отхлебнул варево. – Не при мне. Как корабли русские японцы утопили и Далянь взяли, много ваших там полегло. Много. Да. Много. Царю с императором мириться пришлось. А нам уехать пришлось.

Только теперь Рузаев понял, что старик говорит не о Великой Отечественной, и даже не о гражданской войне, а о разгроме царской армии под Порт-Артуром.

– Это же так давно было! – удивился Рузаев. – гнилой дореволюционный царский режим привел Россию к национальному позору. Но это было еще до революции.

– Да, это давно было. Дети у меня тогда уже были. Все прошло. Тогда русские царя гнилым не называли. За Бога, царя и Отечество кричали. И убивали. И умирали. Корейцы не хотели воевать. Не воевали. Да.

– Расскажите, как тогда было? – Рузаев не мог сдержать любопытства.

– Так и было. Звали меня «Эй, ты, китаец». Привезли в Петербург, дали метлу. Это хорошо. Это по мне было. Пей.

Старик подтолкнул кружку Рузаеву, и тот взял. Он опасался изделий местной кухни и местного варева, но запах в кружке противным не был. Он взболтнул его и затем осторожно отпил маленьким глоточком. Глоток приятно покатился по горлу, упал в желудок и согрел его. Это было очень кстати – ночная сырость быстро брала свое, становилось ощутимо холодно.

– Так вы до революции в Петрограде дворником работали? – Рузаев вопросом подбодрил вновь замолчавшего старика.

– Да. Дворник. Метла. А вот революции не помню.

– Как же так? – удивился Рузаев. – революцию знают все образованные люди в мире. Великая Октябрьская социалистическая революция – величайшая веха в мировой истории. Под предводительством Владимира Ильича Ленина. Большевикам удалось спасти Россию от поражения в Первой мировой войне и вывести на путь социалистического сроительства.

– Да, – старик снова хитро посмотрел на Рузаева, – войны помню, войн много было. Сначала с японцами. Потом с немцами. Все воевали.

– И вы воевали?

– Мне нельзя. Сначала дворник, потом монах.

– Не воевали? Как же так? В гражданскую на Дальнем Востоке много китайцев Революцию защищало, а вы нет?– Рузаев неодобрительно покачал головой, – А революцию видели? В Питере или на Дальнем Востоке?

– Я монах. Теперь. А тогда был дворник. Царь это уважал. Я сказал: не могу воевать, и меня не брали. А потом Троцкий пришел. Сказал: воюй. Я сказал: не буду. Матросы меня били. Да.

– Значит, и революцию все-таки застали! – обрадовался Рузаев. – Только революцию Ленин делал, а не Троцкий. Троцкий был предатель.

– Нет. Ленина не знаю, – старик с улыбочкой отхлебнул своего чая. – Троцкий главный был. Меня били, в речку кинули. Большую такую, холодную. Потому что воевать не хотел. И не умел воевать. Да, не умел.

– Китайцы воевать не умеют. – подытожил Рузаев.

– Убивать нельзя, – старик стал серьезным. – Шрути не велит убивать.

– Ну да! – с насмешкой воскликнул Рузаев. – Когда немцы на нас напали, мы тоже вначале их «камрадами» называли, брататься пытались. А потом они нам такое устроили, что мало не показалось! Солдаты наши как узнали, что они в деревнях русских и белорусских творили, так сразу про «камрадов» забыли. За оружие как следует взялись и бить их от души начали. Ох, и сволочи же эти немцы были. Фашисты, одно слово. Никого не щадили, ни детей, ни женщин. Хуже, чем американцы тут у вас. Эти хоть в деревни лезть боятся. А немцы ничего не боялись. Они бы тут все захватили, и Вьетнам, и Китай.

– Китай никто не завоевывал. – Старик покачал головой. – Никто.

– Это Советский Союз вам помог. Без нас американцы бы и Корею завоевали, и Китай…

– И что? – старик вопросительно посмотрел на Рузаева.

– Как что?

– Завоевали, и что?

– И были бы вы под пятой захватчика.

– Добро и зло есть две грани одного лика! – Старик поднял палец. – И люди гибнут там, где борется добро и зло. Если бы зла не было, войны бы не было. Если бы добра не было – войны бы не было.

– Экий вы отсталый! Мы помогаем вашей стране защищать свободу и завоевания социализма! – Рузаев вспыхнул.

– Царь воевать не заставлял. Троцкий за социализм воевать заставлял. Я не хотел. Я в Монголию уехал. Домой хотел. А там опять война. Я в Корею. И там война.

– Это была мировая война. Все страны воевали. У меня отец погиб.

– Да. А потом Америка и Китай воевали друг с другом на корейской земле. Китай большой, Америка большая, а Корея маленькая. Когда слоны сражаются за один банан, они втаптывают его в грязь.

– А вы все от войны бегаете? – Рузаев почувствовал, как в нем растет неприязнь к этому старику, который осуждает справедливую войну.

– Я лист перед лицом урагана.

– Это философия труса. Надо защищать свою землю. Защищать своих детей.

– У меня нет детей. Жизнь – это иллюзия, – старик вздохнул и посмотрел на звезды, – в войнах нет смысла, как нет смысла в добре и зле.

– Сейчас идет война. Ваш народ защищает свою родину. Мы помогаем.

– Теперь это и мой народ, – кивнул старик, – это мои ученики. Америка воюет, вы воюете, а они гибнут.