Современная испанская новелла

— Самое правильное, я полагаю, это испросить, как водится, указаний у вышестоящих властей, а пока что подготовить для беженцев концентрационный лагерь.

— Не упускайте из виду, любезные мои коллеги, — предостерег до той поры помалкивавший мосье Лекок — Плюмэ, президент местной Лиги бывших фронтовиков, — концентрационный лагерь — дело нешуточное, сам по себе, как гриб, не вырастет. Потребуется и то, и се, и пятое, и десятое. Колючей проволоки, например, несколько тысяч метров, одного лесу сколько на столбы и сторожевые вышки, участок не какой-нибудь, а такой, как надо, — в стороне от жилья, сколько-нисколько людей, чтоб круглосуточно нести охрану.

— Я вот чего предлагаю, — набрался храбрости старичок с лицом чуть более красным, нежели положено, — поместим-ка мы их на ночь у меня в хлеву. Если вы с моим предложением согласные, так я враз перегоню свою скотину в братнин загон. По крайности в хлеву им тепло будет.

— Сейчас речь ведь не о том, чтоб им тепло иль холодно было, — возразил глава бывших фронтовиков, — а о том, чтоб ни один из них у нас не удрал и не учинил какого безобразия.

— Вот именно, дражайший коллега! Да и в резолюции Комитета по невмешательству — я сам читал — сказано яснее некуда: разоружить, допросить, изолировать!

— Моя воля — я не стал бы с ними эдак цацкаться, а вооружил бы людей да и вышвырнул голубчиков в два счета за кордон: ступайте и сами, дескать, расхлебывайте кашу, какую заварили, а мы… мы ею уж сыты по горло.

— Легко сказать. А что, если они окажут сопротивление?

— Тогда пусть на себя пеняют. Как никак мы у себя дома и имеем законное право на самооборону.

— Прекрасно, прекрасно, — прервал говорившего мэр, — однако наши прения слишком затянулись. Пора принимать решение.

— Учитывая чрезвычайность обстоятельств, каковые служат предметом нашего рассмотрения, — патетически провозгласил глава бывших фронтовиков, — предлагаю расквартировать их этой ночью на моем хозяйственном дворе возле кладбища. Место — лучше не придумаешь: от деревни порядочно, с двух сторон, сами знаете, вода, с гор все прибывает, быстрина такая — ни один, ручаюсь, сунуться не рискнет. А в темень и подавно. С третьей стороны — стена кладбищенская, а с четвертой (что на дорогу выходит) выставим часовых. По человеку с добрым ружьецом на каждый угол да при хорошем обзоре — за глаза достаточно.

Высказавшись, мосье Лекок — Плюмэ откинулся, собою явно довольный, на спинку кресла. («Ну и молодчага этот Лекок-Плюмэ, умеет же он взять быка за рога!» — небось думают про него сейчас господа советнички.) Тут самое время сообщить, что в воину четырнадцатого года прошел мосье Лекок — Плюмэ — в хронологической последовательности через фронт, госпиталь и плен и был посему бывший фронтовик, бывший раненый и бывший военнопленный. Вот из этого-то источника, как нетрудно догадаться, и почерпнул он свои поистине неиссякаемые познания в области «концентрационно — лагерного дела». И еще одна деталь: был он ревностный поборник франко — германского сотрудничества. «И горе тому, кто станет нам поперек дороги, — говаривал он с расстановкою, сверля взглядом собеседника. — Не сносить ему головы».

Никому из присутствующих, не считая, как уже было сказано, старого пастуха, и на ум не пришло, судя по всему, что «армейское это подразделение» — те же люди из крови и плоти. Что, наверное, они валятся с ног от усталости, голода, холода, что кто-нибудь из них, возможно, нуя «дается в медицинской помощи. А где уж догадаться ту г, что всего нужней сейчас, быть может, этим людям пожатие руки и слово участия!

И лишь секретарь подошел было к мосье Дебре (господин мэр, который не принадлежал ни к одной партии, и господа муниципальные советники — «правые», «левые», «центристы» — уже покидали зал заседаний) и сказал ему шепотком на ухо:

— Извините великодушно, господин мэр. Не изволите ль приказать за хлебом сбегать? А то, может, пригодится…

— О Пьер, ради всего святого, не отравляй вконец существования! Неужто не видишь, сколько мороки они и без того нам задали?

— Ну и гвалт же вы подняли, всех волков с округи скличете. Ужо наплачетесь.

— Эх, приятель, горазд ты баки заправлять. В этих краях волков и в помине нет.

— Нет, значит? А впереди что, гляньте-ка!

— Ну-ка, ну-ка… никак люди… и вооруженные. Так что смотри в оба!

— Еще этого нам недоставало! Где мы хоть находимся?

— А что как вместо того, чтоб выше забрать, мы вниз подались?

— Эй, капрал, компас-то тебе на что? Скажи что-нибудь!

— Спокойно! — ответил тот, кого спрашивали. — Погранлинию мы уже давно пересекли.

— Всем оставаться на месте, — приказал лейтенант, — а ты, Хорди, пойдем со мной!

— Вот — вот, ступай, посмотрим, сгодится ли твой каталанский на то, чтобы втолковать этим французам: мы к вам-де с миром, а в животах у нас пусто.

Лейтенант с Хорди отошли на несколько шагов и остановились. Навстречу им шествовали: чуть припадавший на ногу — память о войне, — оберпутый по талии трехцветной лентой мэр, глава бывших фронтовиков, секретарь и еще шестеро вооруженных охотничьими ружьями граждан.

Со двора под началом одного из подручных мосье Лекока — Плюмэ несколько мужчин с кучей приданных им в помощь подростков свозили на лошадях всякую хозяйственную рухлядь. Поодаль, на дороге, группками толклись неизбежные при подобных обстоятельствах зеваки. Со стороны вполне можно было подумать, что в Пик — сюр — Сегре праздник. Однако всю эту сутолоку окутывала атмосфера тревожного ожидания. (Нечто сходное с тем чувством, какое обыкновенно владеет — да простят нам эту аналогию! — зрителем в цирке, созерцающим, как на арене, в двух от него шагах, монтируют клетку для показа свирепых хищников. Ему не терпится поскорей увидать их, а едва они выбегут на арену, как он сейчас же задается вопросом: достаточно ли крепки прутья, чтобы выдержать наскоки всех этих львов и тигров, что рыщут там, по арене, на расстоянии протянутой руки?)

Хозяйственный двор мосье Лекока — Плюмэ был не слишком велик. Шагов восемьдесят в длину да столько же в ширину. Посредине него, задом к грохотавшей речке, скособочась, стоял сарай.

— Ну, вы им хоть сказали, что раненых необходимо как можно скорей доставить в больницу?

— Сказали. Все, что надо, сказали, — ответил чуть дрогнувшим голосом Хорди, — но мне все чудилось, что у них в одно ухо влетает, а в другое вылетает. Знай себе, дуют в свою дуду: все про оружие, какое с нами, спрашивают. Сказали, разместят нас на ночь в каком-то сарае, а завтра…

— Ну да, конечно, — ввернул любитель поиздеваться, — а завтра, мол, тоже день будет… угадал?

— Нет, не угадал. А завтра, сказали, отдадут нас в распоряжение военных властей.

— Но врача-то по крайней мере, чтоб осмотреть их, пришлют? Неужели нет?

— Ответили, что врача здесь нет, но что они дадут знать в соседнюю деревню.

— А по поводу священника для Иньяки что?

— И священника у них нет.

— Ой, мама родная, в какую же дыру нас занесло!

— Ни врача, ни священника? Ничегошеньки, — опять взялся за свое скептик. — Дело ясней ясного: мы с вами угодили в самое что ни на есть чистилище!