Современная испанская новелла

Солдаты проходили. Войска хлынули с улицы Майор на площадь, а затем со своими выцветшими знаменами влились в узкую улочку, она пахла дублеными кожами и выходила на старую французскую дорогу, ту самую, по которой, видимо, шли полчища Ганнибала. На тротуарах и на балконах никто не аплодировал и не кричал. Повсюду виднелись застывшие лица. И даже войска двигались, храня неестественное молчание. Война кончилась.

Солдаты проходили. Загорелые лица, рваные мундиры, красные фески, бурнусы. Некоторые хромали, как заведенные, их взгляды блестели. Они тоже устали. Вдруг в шеренгах забормотали:

Я отважный солдат легиона. В бою Всем бойцам я пример подаю… [23]

Песня, красивая, угасшая и печальная, перепрыгивала из одной шеренги в другую, будто ее и не пел никто:

Легионер, смелее в бой иди, Легионер, умри иль победи!

В этот момент женщина, стоявшая рядом со мной, воскликнула в отчаянии:

— Нет! Только не умирать! — и потом тише и решительнее продолжала: — И без того уже слишком много погибло…

23

Стихи в переводе М. Самаева.

Тогда я заметил, что она вся в черном, с головы до ног. Черная вуаль покрывала лицо женщины, и я едва угадал за ней лихорадочно блестевшие глаза, трясущиеся губы. Женщина дрожала, не в силах успокоиться.

Я почувствовал, как холодеет под рубашкой мое тело. Эта женщина мне показалась кошмаром, неотделимым от устаревших листовок, наклеенных одна поверх дру^ггой на углах улиц и теперь свисавших длинными развевающимися по ветру полосами, от холма влажной и красной земли, на котором я стоял, от пустых лиц вокруг меня, от потока, серого и цвета хаки, который, увлекая за собой верблюдов и звонкие артиллерийские орудия, терялся в переулке. Тогда я понял, что война, наверное, еще не кончилась, что она будет продолжаться, пока сердце этой женщины будет полно горя и не угаснут ее воспоминания о погибших; и мне показалось, что вслед за солдатами тянется жуткая призрачная тень, которая покрывает собой древние платаны, старые фасады домов, затмевает солнечный свет; она меня накрыла своим траурным крылом. Как все печально, боже мой!

Женщина пошла вверх по улице, жестикулируя, останавливаясь на каждом шагу, и, когда я снова поднял руку, приветствуя флаг, новое, горькое и безнадежное чувство наполнило мою грудь, я смотрел на яркие цвета полотнища сквозь мутную пелену слез.

УБИЙСТВО АКАЦИИ (Перевод с испанского А. Старосина)

Не знаю, почему я это сделал. Но в тот летний вечер я обхватил тонкий ствол акации, налег на него грудью, дерево треснуло и с отчетливым хрустом сломалось. Держась за ветки, я стал кружить вокруг ствола. Каждый последующий оборот требовал от меня все больших и больших усилий; нежная плоть акации перекручивалась в месте разлома, отказываясь умирать. Наконец верхушка бессильно упала в пыль, оставаясь привязанной к стволу зеленой корой, из которой были выжаты соки.

Я вспотел; последние обороты я делал торопливо, почти бегом, потому что мне становилось страшно. Я остановился и посмотрел на круг, прочерченный в пыли моими ногами.

И вдруг, подняв голову, я заметил, что на меня смотрит чумазый слабоумный мальчик. Я улыбнулся ему бледной улыбкой — мальчишка один видел меня — и ощутил тяжесть содеянного греха. Акация с ее склоненными вниз пыльными ветвями, и особенно белая сочная древесина сломанного ствола, причиняли мне теперь, в мирной тишине деревенского кладбища, безмерную боль.

В это мгновение я увидел, как по шоссе спускается в мою сторону грузовик, окутанный облаком пыли. Неизвестно почему, я страшно испугался. Охваченный безрассудным ужасом, как это бывает в детстве, я вдруг бросился бежать вниз по дороге, потом по зеленым полям, перепрыгивая через оросительные канавы, взбираясь на дамбы, подминая изгороди и посевы. Я бежал все дальше. Наконец остановился на каком-то холме и бросился на землю, с шумом переводя дыхание. Я попытался успокоиться и посмотрел в сторону кладбища. Перед слабоумным мальчишкой стоял боец милиции с ружьем за плечами, казавшийся отсюда маленьким, и размахивал руками. Мальчик поднял руку, показывая в мою сторону. Сердце у меня екнуло. Они никак не могли видеть и даже знать не могли, что я здесь, но в то мгновение мне почудилось, будто мальчик рассказал бойцу о том, что я сделал, и его рука, обвиняющим жестом указавшая на меня, представилась мне громадной, как рука божья, и способной настичь меня в моем укрытии.

Боец милиции сел в грузовик, который покатил вниз по шоссе и вскоре исчез вместе с облаком пыли.

В селение я вернулся уже затемно, кружным путем, чтобы не проходить мимо места моего преступления.

Рубио, Родригес

РАССТАВАНИЕ (перевод с испанского С. Вайнштейна)

— Остановись, друг.

— Ну?

Стоят, зубы скалят. Послать бы их подальше. Но Антонио все-таки останавливается.

— Кури.

— Охоты нет.

— Бросил бы дровишки.

Бросать он не стал, а так и стоял, ссутулясь под тяжестью вязанки. Им что: торопиться некуда. Околачиваются с утра дотемна на углу — авось придет с завода Мартинеса грузовик с вином и подрядят на разгрузку.

— Едешь, значит?

— Еду.

Смешно им, видите ли.

И этот туда же — подался во Францию.

— Ну — ну, — заключает кто-то.

Припекало. В былые годы в рту пору уже батрачили на виноградниках, землю вскапывали. А теперь рабочие руки вроде как ни к чему — трактор прогонят, и вся недолга. Как земля новинку эту примет — еще надо посмотреть, а покуда на поденную в этот раз никого не взяли.

Из дома выглянула жена, услыхала, что кто-то идет.

— Антонио, ты?

— Я. Кто ж еще?

На привязи под навесом маялась собака; увидала хозяина, Залилась радостным лаем.

— Что, обрадовалась, псина? Меня видишь, так сразу в лай, а? Никак, в лес просишься? Нельзя тебе в лес, там какой-то отравы повсюду набрызгали. Молодые хозяева свое дело знают. Лесников понаставили.

— Дрова-то кто взял?

Стараясь не встречаться с женой взглядом, он отрицательно покачал головой. Присел перед собакой на корточки, потрепал за ухом.

— Ох, господи…

— А где Тоньехо?

— Носится где-то.

— В школу не ходил?

— Уроков нет вроде — уж и не знаю, что там за праздник опять. — Антонио поднялся, оглядел жену. Простоволосая, худая — кояга да кости.

— Что стоишь? Иди в дом, — сказала она.

— Я тут Николаса повстречал в Азе.

— Едет, что ли?

— Вместе нам ехать надо, вот что.

Наступило молчание. Она было открыла рот, но тут скрипнул ставень.

— Эй, Хуана! Оказывается, ты вот где отсиживаешься.

Хуана подошла к окошку.

— Заходи.

— Не могу, мул тут у меня с повозкой. Возьмешь чего? Гляди, салат какой! А то зелень на суп. Бери чего хочешь.

— Спасибо тебе, Энкарна, но сегодня не надо…

— Ну и денек выдался!

— Времена уж такие, — пояснил Антонио.

— Такие — сякие… Семь бед — один ответ. Тпру, шальной! Ну и мул. Стой, окаянный! Не мул, а божье наказанье: и слепней, кажись, нет, а все дергается. Ну ладно, раз покупать не желаете…

— В другой раз…