Современная повесть ГДР

Присутствовать при пробуждении королевы обязаны были и посланцы тех держав, подданные которых не были насекомыми, но вели аналогичную политику. Ондатра, к примеру, представляла здесь мышей-полевок, Слизняк — улиток. Все они старались повернуться друг к другу грудью, дабы ненароком выставить напоказ свои ордена.

Фея Грызля покоилась на изысканном ложе. Оно было набито рыхлой землей вперемешку с плесенью и украшено балдахином из тончайших корневых волосков, свисавших с живых корней дуба. Возле ложа стоял Колорадский Жук в полосатом сюртуке. Он был гофмейстером королевы, и в его обязанности входило охранять сон владетельной дамы.

Наконец Грызля зашевелилась.

Она повернулась с боку на бок и потянулась. Потом зевнула, распахнув зазубренные, словно пила, челюсти, сбросила ногами подгнивший листок, служивший ей одеялом, и левой задней лапкой протерла слипшиеся уголки фасеточных глаз. Потом неописуемо тупым взглядом уставилась в пространство перед собой.

— Ее Шестиногое Величество соизволили пробудиться! — торжественно возгласил Колорадский Жук. Представители всех сословий и держав склонились в придворном поклоне.

Грызля одним рывком села в постели и принялась завтракать, то есть поедать живой полог своего ложа. Завтрак, что называется, сам спускался ей в рот — толково было придумано, ничего не скажешь.

После завтрака королева весьма непринужденно занялась утренним туалетом у всех на глазах.

Зеленая Гусеница, занимавшая должность камеристки, отполировала ногти на ее передних лапках и подточила коготки на задних. Затем она до блеска надраила щиток на груди феи и долго массировала щеткой длинные жирные бедра, затянутые в узкие штаны из рыжеватой кожи.

Все это камеристка проделала с немыслимой ловкостью. Ибо у Гусеницы были сотни рук, и, работая, она обвивалась вокруг своей госпожи, так что одновременно обслуживала все части ее тела.

— Нельзя ли побыстрее? — капризно скривилась фея.

Несчастная Гусеница свернулась кольцом, обратившись в нуль.

— Ладно уж, продолжай, — бросила фея. — Ишь какая обидчивая.

Гусеница моментально вытянулась вверх во всю длину и всеми руками сразу принялась укладывать складочками нежные прозрачные крылышки, прикрывавшие пышный зад Грызли. Фея тем временем соизволила заметить приглашенных на утренний прием.

— Вернулся ли Клещ? — спросила она.

Колорадский Жук дал знак Клещу. Тот выступил вперед, однако без особого рвения.

— Прочел ли ты соседям мое обращение? — спросила фея.

— Как было велено.

— Когда они желают видеть меня у себя?

— Они этого вообще не желают, — ответил Клещ.

— Кто это «они»? — удивленно спросила фея. — Садовый Бог исчез, а больше там и нет никого.

— У них теперь появился человек, — сообщил Клещ.

— Человек? — еще больше удивилась фея.

— Сожалею, но это факт, — ответствовал Клещ. — И этот человек говорит…

— Что? Что он говорит? — перебила его фея.

— Вы, конечно, можете одним движением оторвать мне голову, — твердо сказал Клещ, — но человек этот говорит, что если вы туда сунетесь, то получите достойный отпор.

Фея приставила к шее Клеща правую переднюю лапку и сказала:

— Ты что, не знаешь, что я одним движением могу оторвать тебе голову?

— Знаю, даже сам только что это сказал, — возразил Клещ.

— И как ни странно, на этот раз был прав, — заметила фея Грызля и оторвала ему голову.

Настроение ее сразу улучшилось.

— Сей же час обнародую указ об уничтожении Богова Сада, — бодро объявила она. — Готовьтесь, господа: выступаем через пять минут.

Приказ этот ошарашил даже видавших виды представителей сословий и дружественных государств. И, растерявшись от неожиданности, они поначалу наговорили массу глупостей.

Дескать, территория Богова Сада непригодна для ведения военных действий; она слишком суха для ползающих и слишком продуваема для летающих насекомых, кроме того, там много птиц и мало укрытий. Большая часть войска вообще не приведена еще в боевую готовность. К примеру, улитки, как сообщил Слизняк, боятся дроздов, ибо те до того зловредны, что научились разбивать улиточьи домики о камни; улитки вообще передвигаются крайне медленно, и то лишь после дождя, так что ждать их придется долго. В общем, никто из них не сказал ничего путного, одни жалобы да пустые отговорки.

А предводитель тлей и вовсе объявил, что среди его подчиненных нет и не может быть единства, поскольку черные тли безусловно захотят воевать, а вот розовые и зеленые будут ждать, чтобы их хорошенько попросили.

Каждый хотел бы стать королем, когда бы не сановники да союзники.

Фея Грызля выслушала все эти жалобы и возражения с каменным лицом. А потом разомкнула челюсти и изрекла:

— Я поддерживаю ваши предложения. Они выражают вашу искреннюю преданность моему делу и мне лично. Необходимо привести вражескую территорию в такое состояние, чтобы подорвать моральный дух противника, придать мужества нашим войскам и сделать ее пригодной для нашего способа ведения военных действий.

— Какая глубокая мысль! — облегченно загомонили присутствующие.

— Следовательно, нам придется вернуть Богов Сад в первобытное естественное состояние, — продолжала фея Грызля. — Наиболее целесообразным местом для этого представляется мне Английский Газон. Во-первых, по той причине, что он примыкает к нашей границе, а во-вторых, потому что овца, насколько мне известно, все еще не удосужилась привести его в порядок.

Безудержное ликование охватило всех.

— Ура! — закричали сановники. — Виват нашей шестиногой повелительнице!

— Войну начнем в назначенный мною час, — вновь взяла слово королева, — но для начала поведем ее скрытно.

Ведь войну и впрямь легко скрыть от глаз, словно носовой платок или карандаш.

Глава седьмая ИЗГНАНИЕ МИЛЕНЫ

В то же утро Милена постучалась в черепок, служивший дверью, и весело спросила:

— Можно войти?

— Да уж, верно, придется, — отозвался Добриэль изнутри.

— Почему это «придется»? — спросила Милена и вошла. — Ведь и ты мог бы ко мне выйти.

— «Придется» я сказал потому, что нам с тобою надо поговорить, — ответил Добриэль, не вставая с пола. — Дело в том, что нынче ночью я принял одно решение, и тебе ни к чему приподнимать подол и устраиваться поудобнее, потому что раз решение принято, то и говорить особо не о чем.

Таким мрачным тоном Добриэль еще никогда не говорил с Миленой. Поэтому она послушно остановилась у входа и приготовилась к короткому разговору, хотя сама-то больше любила долгие.

— Нам придется расстаться, Милена, — сказал Добриэль. — Причем навсегда.