Современный польский, чешский и словацкий детектив

Я снова сел в кресло и взглянул на ссутулившуюся наследницу.

— Вашей хозяйке в последнее время не делали уколов?

— Нет. Она чувствовала себя хорошо. Ей не нужны были ни лекарства, ни уколы.

— А может, она испытывала жажду и пила воду вечером или ночью?

— Нет. Я знала бы об этом.

— Вам, конечно, известна ценность коллекции?

— О-о, это… очень ценная коллекция, — услышал я в ответ. Таким же тоном превосходства и своеобразной гордости говорила о коллекции вдова.

— А о завещании вы действительно до сих пор не знали?

— Нет. Я всегда думала, что умру первой. И этот вопрос меня не интересовал.

Я разговаривал теперь с человеком, равным мне по уровню культуры, в ней нельзя было уловить отсталости домработницы.

— А вы… умеете делать уколы?

— Нет. Почему вы об этом спрашиваете?

— Почему — это мое дело… Не выходила ли ваша хозяйка вчера после обеда или вечером из дому?

— Кажется, ходила в кафе… После того как убили нашего хозяина, она иногда ходила в кафе пить кофе.

— В какое кафе?

— Не знаю. В разные. Здесь. В центре. В Северном и Южном районах.

— Могла ли она там с кем-нибудь встретиться? С каким-либо знакомым?

— Не знаю. Скорее всего, нет.

Не задавая больше вопросов, я попросил, чтобы она сняла нитку и вместе со мной посмотрела альбомы.

Просмотр, занявший почти час, не выявил новой пропажи. Все было в том же состоянии, как и при жизни вдовы, до моего отъезда в ГДР. В сомнительных случаях мне помогала опись, составленная с помощью вдовы, неожиданно явившейся второй жертвой преступника.

Часы прокуковали половину девятого. Комендант комиссариата сообщил мне по телефону, что где-то в пригороде разыскали племянницу наследницы.

— Девка — что лошадь норовистая, да еще упрямая. Требует от меня объяснений. Я ничего ей не сказал, чтоб она тебе не мешала с расспросами.

Я уже заканчивал разговор с наследницей и попросил прислать к ней племянницу.

— Не забывайте, пожалуйста, что, согласно закону, коллекция является предметом наследования. Поэтому прошу ничего не обменивать и не продавать. Сейчас придет ваша племянница. О времени похорон вам сообщат.

— Спасибо, — ответила она устало.

Шагая к площади Коммуны, я думал:

«В принципе убийство вдовы могло быть совершено или Послом, или наследницей. Последняя имела бы для этого даже больше оснований: только теперь она почувствовала себя человеком. В доме прислуге достается больше от хозяйки, чем от хозяина. Кроме того, именно она является наследницей. Но всплыло дополнительное обстоятельство: отравление ядом наталкивает на мысль, что наследница связана с Послом! Так или иначе, вывод один. Нет смысла заниматься наследницей, раз у нас уже есть какие-то данные о самом После. Ведь все говорит о том, что вскоре мы его изобличим. Может оказаться, что наследница ни о чем не знает, а Посол договорился с вдовой встретиться в кафе и, опасаясь разоблачения с ее стороны, подсыпал ей медленно действующий яд. Если добраться до Посла, то это автоматически решит вопрос о виновности или невиновности наследницы…»

Обдумывая различные версии, я сел в автобус и, согласно указанию полковника, направился в сорок первое почтовое отделение.

По словам подлинного доктора Кригера, с момента ликвидации почтового ящика на его имя прошел год. Но возможно, что-то осталось в памяти персонала почтового отделения? Может, по тем или иным причинам они запомнили бывшего владельца ящика?

Войдя к начальнику сорок первого почтового отделения, я случайно оказался свидетелем заинтересовавшего меня разговора начальника с одним из практикантов.

— Белый «Дилижанс» входит в число марок, украденных из государственной типографии, — говорил начальник, — поэтому, согласно инструкции, мы не должны принимать эту марку. Скажите тем, кто гасит марки, чтобы такие письма задерживали.

— Можно посмотреть? — вмешался я, видя на столе конверт с незнакомой мне маркой.

— Пожалуйста… Разница заключается в том, что настоящий, пригодный для франкирования «Дилижанс» имеет желтый фон, — пояснил мне после ухода практиканта начальник. — Впрочем, лично я предпочитаю марки без фона. Они более четкие, более похожи на оригинал, служащий образцом для изготовления клише.

— А вы знаете оригинал?

— Да. Существовали две картины с дилижансом, которые послужили темой для марки. Как выяснилось позже, одна из картин была подделкой. Ее владелец стал жертвой мошенничества. Искусствоведы спорили по поводу этих картин. Я помню одну ссору знатоков, когда я работал в Почтовом музее, до того как его перевели во Вроцлав…

Он разговорился на тему о совершенно безразличных для меня деталях оригинала, и я не мог его остановить. Только когда он закончил, я прямо спросил:

— Меня интересует, кто арендовал год назад в вашем отделении ящик номер четырнадцать?

— О волке речь! — расхохотался начальник. — Абонентом ящика и… владельцем фальшивой картины был доктор Кригер!

Стараясь не показать удивления, я спросил:

— Вы знаете доктора Кригера?

— Постольку, поскольку… Я видел его в Почтовом музее, куда он пробовал продать фальшивый «Дилижанс». Позже мне звонили по телефону из Национальной галереи. Работники галереи спрашивали наше мнение об этой картине. Потому я и запомнил фамилию доктора.

— Вы можете описать внешность доктора?

— Конечно. Доктор Кригер — человек среднего возраста, примерно среднего роста. Интеллигентный мужчина, с круглым лицом, хорошо одет…

Описание сходилось с тем, что я слышал вначале от студента-медика, а затем от вдовы.

Убийца, он же Посол, выдающий себя за доктора Кригера, конечно же, не предполагал, что в Почтовом музее и в сорок первом почтовом отделении он столкнется с одним и тем же человеком!

— Можно посмотреть квитанции, на которых Кригер расписывался в получении заказных писем? — спросил я.

— Вы занимаетесь графологией, капитан?

Мое инкогнито было раскрыто.

— Откуда вы меня знаете?

— Откуда? Если живешь на Горносленской, через два дома… Неужели вы думаете, что я стал бы первому встречному раскрывать почтовые секреты? Вы же мне не представились… Видите ли, сосед, прошел год, и установленный для претензии срок кончился. Квитанции отправлены в макулатуру. Хотя подождите-ка…

Он прошел в почтовый зал и скоро вернулся в обществе молоденькой симпатичной сотрудницы.