"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

– О чем это они? Я ничего не слышу!

– О конференции по делам беженцев в Организации Объединенных Наций.

– О чем?

– О конференции по беженцам, – раздраженно повторил он.

Услышав слово “беженец”, Левович сделал стойку.

– А что такое беженец? – спросил он.

Все призадумались.

– Все беженцы – воры, и от них одни проблемы, – заявила тугая на ухо соседка Макера, на этот раз все прекрасно расслышав.

– Шагал, Набоков, Эйнштейн и Фрейд были беженцами, – заметил в ответ Левович.

Ему взволнованно поддакнули.

– Мой отец был беженцем, – подхватила президентша банка Берне. – Когда шаха свергли, он бежал из Тегерана в Швейцарию.

И они заговорили об Иране.

Черт, разолился Макер, он не успел блеснуть на тему конференции по беженцам, а теперь они переключились на Иран, о котором он вообще ничего не знал. У него в запасе оставался анекдот про кошку, но он счел, что пока лучше воздержаться. Надо срочно что-то сказать. Только вот что? Он украдкой заглянул в одну из своих карточек, вспомнив, что записал там статистические данные ОПЕК. Но и тут он опоздал, потому что президентша банка Берне спросила, какого происхождения фамилия Левович, и дискуссия потекла по совсем другому руслу.

– Русского. Мои дед и бабушка по отцу были родом из Санкт-Петербурга.

– То есть вы хорошо говорите по-русски? – спросил кто-то из гостей.

– Да, – ответил Левович, – хотя они в основном говорили со мной на идише.

– Ваша мать тоже русская?

– Нет, она из Триеста.

– То есть итальянка, – заключила президентша.

– Нет, она родилась в Триесте, но ее мать была француженкой, а отец венгром. Он ушел из Венгрии пешком в Вену, чтобы выучиться там на офтальмолога, а потом уже поселился с женой в Триесте, где и родилась мама. Затем они переехали в Смирну, которая была тогда под юрисдикцией Греции. Там свирепствовала редкая глазная болезнь.

– Смирна стала Измиром после ее аннексии Турцией? – спросил один из старших партнеров банка Питту, которому тоже захотелось себя показать.

– Именно так, – подтвердил Лев.

Турция – встречайте! – возликовал Макер и, уже не таясь, вынул из кармана карточку о девальвации турецкой лиры, собираясь зачитать ее. Но не тут-то было, кто-то уже спрашивал Левовича:

– Так вы и итальянский знаете?

И его опять понесло:

– Да, мама говорила со мной только по-итальянски. Ее родители взяли привычку обращаться ко мне по-гречески. Понятия не имею почему. Одним словом, – подытожил Левович, чувствуя, что совсем запутал своих слушателей, – мой отец был русским, а мать – француженкой, надеюсь, я ответил на ваш вопрос.

– И где же вы родились? – спросила президентша банка Берне.

– В Женеве, разумеется! Тут мои родители познакомились, тут я провел детство.

– Разумеется! – повторил за ним Макер, только чтобы подать голос.

– А! Так вы швейцарец? – удивился один из партнеров Питту, как будто услышал что-то неприличное.

– Конечно, – сказал Лев.

– Конечно, – повторил Макер, снова пытаясь влезть в разговор, и подумал, что у евреев всегда полно завиральных семейных историй.

– Как же досадно носить такое имя и фамилию, будучи швейцарцем, – посетовала глухая тетеря, когда Макер повторил ей слова Левовича. – Все принимают тебя за иностранца!

– Мы все для кого-то иностранцы, не так ли? – заметил Лев.

– И вы всегда жили в Женеве? – спросил один из партнеров Питту.

– До четырнадцати лет. Потом мы переехали в Цюрих, потом в Базель и, наконец, в Вербье. В Женеву я вернулся пятнадцать лет назад.

– На скольких языках вы говорите? – зачарованно спросила глухая. – На шести уж точно!

– Вообще-то на десяти, – признался Левович. – Прибавьте еще английский, испанский и португальский, которые я выучил в школе благодаря поездкам и некоторым друзьям.

– Друзьям, – в отчаянии повторил Макер, уже не надеясь, что на него обратят внимание.

– И еще иврит, когда готовился к бар-мицве.

– К бар-мицве! – вскричал Макер как заправский какаду.

– Плюс фарси, чтобы общаться с клиентами, – добавил Левович.

– Фарси-мерси! – буркнул Макер, но никто не улыбнулся.

– Вы говорите на фарси? – Глава банка Берне умиленно посмотрела на Льва.

К восторгу окружающих, этот гад Левович ответил ей на ее родном языке, и они немного поболтали.

– Где вы учили язык? – спросила она.

– Несколько лет подряд я имел дело с известным иранским семейством, кстати в Вербье.

– Вы хотите сказать, что были их управляющим активами? – спросил один из Питту, сомневаясь, что правильно его понял.

– Нет, – не моргнув глазом ответил Лев, – я был их мажордомом в “Паласе Вербье”.

– Мажордомом? – поразился муж глухой соседки Макера.

– Да. Или, если угодно, “батлером”, как говорят англичане, это звучит более изысканно. На самом деле следовало бы меня назвать мальчиком на побегушках. Я проработал в “Паласе” десять лет.

– Еще до вашей учебы? – осведомился второй старший партнер банка Питту.

– Я не особенно-то и учился. Я все узнавал из книг и от своих друзей.

Это последнее заявление сидящие за столом встретили с невероятным энтузиазмом и восхищением. Уступив их настоятельным просьбам, Лев рассказал о своем детстве.

Глава 24 Юность Левовича

35 лет назад в Женеве

– Лев, Лев!

Мальчик вышел из школы, увидел маму и бросился к ней в объятия.

– Как поживает мой маленький принц? – спросила она по-итальянски.

– Я в порядке, мам, – ответил он, прижимаясь к ней.

Каждый день мама приводила его в школу и забирала после уроков. Он обожал их ежедневные прогулки. Они шагали, взявшись за руки. Они жили в доме 55 на шоссе Флориссан, в двух шагах от школы. Они шли пешком через парк Бертрана, по аллее, обсаженной вековыми деревьями, практически до самого дома.

Поднявшись в их квартирку на седьмом этаже, Дора, мать Льва, ставила разогревать молоко, разрезала пополам сдобную булочку, щедро мазала ее маслом и выкладывала сверху квадратики шоколада. Хлеб и шоколад всегда будут ассоциироваться у него с матерью.

Дора работала в консульстве Италии в Женеве, на улице Шарля Галлана. Десять лет назад, не будучи еще замужем, она жила в квартале О-Вив. Круглый год она ходила на работу пешком, заскакивая по дороге в “Кафе Лео” на площади Рив, выпить капучино с миндальным круассаном. Там она и познакомилась с официантом Солом Левовичем, который стал впоследствии ее мужем и отцом Льва.

Когда его спрашивали, чем он занимается, Сол Левович отвечал, что он актер и мечтает о карьере комика. Пока что он зарабатывал себе на хлеб в “Кафе Лео”, где и увидел как-то Дору.