"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

Оба смотрят на меня разинув рты.

— Жаль говорить вам об этом, но ради вашей же безопасности вы не должны с ней больше общаться… И вообще иметь с ней какие-либо дела. Не думаю, что она придет в пятницу в хоккейный клуб, Робби, но если придет…

— Погоди, погоди! — Робби раскидывает руки в стороны. — Тише, мама, успокойся. Это бессмыслица какая-то. Зачем это нужно Эмили?

— Понимаешь… — Ох, как не хочется выкладывать все про обстоятельства смерти Сэнди. — Понимаешь, Эмили считает, что у нее есть серьезные причины ненавидеть меня.

— Но, мама, она тебя очень любит! — вскидывается Лорен. — Она сама мне говорила. «Твоя мама такая крутая» — вот что она говорила.

— Лорен, — беру я ее за руки, — прошу тебя, поверь, есть люди, которые хорошо умеют лгать. Эмили рассказывала, в какой школе учится?

— В обыкновенной, в Барнтоне.

— А вот и нет. Она недавно закончила Сандерсоновскую академию. Это школа сценического искусства.

— Но с какой стати? — Лорен смотрит на меня огромными, как у антилопы, глазами. — Зачем ей врать?

— А затем, что она на меня сильно обижена.

— За что? — спрашивает Робби.

— Это непростая история.

— Ну так расскажи. — Лорен пытается улыбнуться. — У тебя всегда хорошо получается.

— Это не…

Гляжу на обоих: лица серьезные, притихли, готовы внимательно выслушать все до последнего слова.

— Не хочется говорить, как все было, потому что… — «Моя роль в этой истории не очень красива», — мысленно продолжаю я. — Потому что это не… В общем, мне стыдно.

— Мама, ты меня пугаешь! — восклицает Лорен, обнимая мои колени. — Рассказывай!

— Ладно. — Во рту пересохло, я беру стакан Лорен с остатками сока и делаю глоток. — Это случилось во время моей стажировки. К нам в отделение перевели маму Эмили, она была беременна. Я ухаживала за ней. Я уже сказала, что настоящее имя Эмили — Кирсти, она еще не родилась, и мама ее очень болела. Рак мозга.

— Погоди! — перебивает Лорен. — Эмили и твоя Кирсти — разные люди, потому что мама Эмили совершенно здорова. Она учительница в начальной школе.

— Нет, радость моя. Это все неправда. Эмили — это Кирсти, и ее мама умерла восемнадцать лет назад. И ее отец так и не женился. И с десятилетнего возраста Эмили воспитывалась в приемной семье.

Лорен отодвигается, по лицу видно, что она о чем-то размышляет, пытается найти зацепку, чтобы опровергнуть мои слова.

— И когда Кирсти родилась, ты там работала? — спрашивает Робби.

— Да. Ребенка принимала не я, но я работала в нейрохирургическом отделении, где лежала Сэнди, мать Кирсти.

— Значит… — Робби смотрит в угол, размышляя. — И что заставило Эмили или как ее там, Кирсти… Что заставило ее нас преследовать?

— Я совершила страшную ошибку, — говорю тихо. — И Кирсти узнала об этом из дневника отца.

— Когда ухаживала за ее матерью?

— Да.

Робби смотрит в потолок, думает. До него доходит прежде, чем до Лорен, я вижу, как на лице его проступает страх.

— Господи, мама. Ты как-то навредила ее здоровью?.. Неужели она умерла из-за тебя? Что ты молчишь?

— Да, ты правильно понял. Из-за меня она преждевременно умерла. — По моим щекам текут слезы, я вытираю их рукой. — Это был несчастный случай, и ее мать…

— Что? — Лорен встает — тарелка летит с ее колен и разбивается вдребезги, так громко, что Бенсон с визгом шарахается в сторону. — Ты убила мать Эмили?

— Мать Кирсти. И это был…

— Господи!

Лицо Лорен мучительно морщится. Совсем недавно в зеркале на меня смотрело точно такое же лицо. Это было мое лицо. Наверное, жизнь ей кажется теперь такой беспросветной, что она даже плакать не может.

— Так ты убийца?

— Лорен, дай мне все объяснить.

— Я не хочу ничего слышать! — пронзительно кричит она, отталкивает меня и бежит наверх.

Она задыхается, шаги ее бухают по ступенькам. Дверь хлопает с такой силой, что сотрясается дом.

— Лорен! — Стою перед лестницей, зову ее. — Прошу тебя, спустись, давай спокойно поговорим.

Ответа нет.

— Лорен, ты слышишь? Пожалуйста…

Ответа нет, я по опыту знаю, что зря трачу время. Пусть немного успокоится, все обдумает, и тогда можно будет поговорить. Она сама должна захотеть.

А пока надо разобраться с Робби. Он не настолько потрясен, но и у него руки трясутся, смотрит настороженно, даже испуганно, словно у меня вдруг выросла вторая голова.

— Вот это да, мама… Черт побери… Ведь это ужасно.

— Я знаю, сынок.

— Как это случилось? Почему мы не знали? А что… — Он недоверчиво крутит головой. — То есть… У тебя в связи с этим были неприятности?

— Нет, больших неприятностей не было. Хотела бросить медицину, но руководитель убедил меня не делать этого, а извлечь урок из своей ошибки.

Бенсон, встревоженный поднятым шумом, прыгает мне на колени, и я принимаюсь гладить его.

— Я собиралась все рассказать, когда вы станете постарше. Тем более если бы кто-нибудь из вас выбрал профессию врача. Врачебные ошибки, чреватые смертью больного, встречаются в нашей практике чаще, чем можно себе представить.

— И как это произошло?

— Я по ошибке дала лекарство, на которое у нее была аллергия.

— А так она бы выздоровела? Или…

— Она была неизлечимо больна. Рак мозга, она умерла бы. Но факт остается фактом, из-за меня она умерла раньше.

— Господи! — Руки его уже не дрожат, но коленки все еще подпрыгивают, глаза широко раскрыты и каждые две секунды моргают. — А папа знает?

— И папа, и Лейла с Арчи. Для меня это была большая трагедия, я не сразу пришла в себя, но тогда я тоже ходила беременная, ждала тебя, и сделала все, чтобы успокоиться и больше не думать об этом.

У меня снова текут слезы. С детьми все оказалось тяжелей, чем я думала. Мне одновременно и стыдно, и жалко — жалко себя, жалко их, остается только надеяться, что наши отношения не испортятся, особенно с Лорен, которая еще слишком мала, чтобы понять, как сложна бывает жизнь.

— Мама… — Робби подходит и обнимает меня. — Не расстраивайся, слышишь? Ты же не плохой человек. Всякий может ошибаться. Тебе просто очень не повезло.

Он прижимается ко мне, укачивает меня, и я молчу, тронутая его участием.