"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

Тревога Ноэми сменилась угрызениями совести. По крайней мере, на Адриэля она могла бы наорать, разозлиться; могла бы быть мерзкой, укрыться под броней ненависти… Но с Юго… с ним она будет совершенно обнажена, без щита. Самой собой.

— Ждем тебя в комиссариате, Но.

* * *

— Зачем ты вернулся? — В ее голосе прозвучала признательность, которая никак не вязалась с вопросом.

Юго присел на кровать сантиметрах в двадцати от нее:

— Потому что стоит мне на несколько часов отлучиться, как ты творишь глупости со своим телом.

— Ничего не случилось. Ничего особенного, клянусь тебе.

— Тогда не будем больше об этом говорить.

— Так просто?

— У меня тысяча гораздо более сложных вариантов, но я выбрал этот. Больше всего сейчас меня беспокоит твое расследование. Судя по тому, что произошло, ты кого-то сильно разъярила.

— Вот и я так думаю.

— Предполагаю, вместо того чтобы притормозить, ты прибавишь обороты?

— В этом мы здорово похожи, верно? — Ноэми придвинулась к нему поближе. — Ты останешься?

— У меня полно часов переработки, за них я могу взять отгулы. Вдобавок надо же кому-то за тобой присматривать.

Ноэми придвинулась еще чуть-чуть:

— А ты меня поцелуешь?

Юго посмотрел ей прямо в глаза и обвел взглядом все рубцы:

— Мне бы хотелось, но куда?

— Негодяй, — улыбнулась она.

Медсестра, не постучав, открыла дверь палаты и тотчас закрыла ее.

— Давай заходи, — поторопила ее напарница. — Пора делать уборку.

— Думаю, придется подождать.

47

Со вчерашнего дня дождь в Авалоне не прекращался. Между аллеями кладбища на козлах установили стол и воткнули в землю большой пластиковый зонт, чтобы предохранить архивные документы от воды. Милк склонился над списками и, по мере того как Буске и Валант громко выкрикивали выбитые на памятниках фамилии, откладывал копии свидетельств о смерти.

— Клэр Фаван?

— Угу, — подтвердил Милк. — Фаван, Клэр, есть такая.

— Жак Соссе?

— Соссе, Жак, есть.

Буске придумал было втыкать прутики и привязывать к ним красную ленточку, чтобы отметить проверенные могилы, но потребовались бы тысячи прутиков и красных ленточек, так что идея была отклонена. Зато у них в запасе было множество роликов пластиковой ленты, которой ограничивают места происшествий и преступлений. Таким образом, каждая прошедшая проверку могила получала красно-желтую ленточку с надписью «Национальная полиция».

Надгробные камни, стелы и земля постепенно темнели под дождем.

Оставив Юго в доме у озера, Ноэми поехала на его внедорожнике «форд», в котором тот в пожарном порядке вернулся из Парижа. До допросов Сержа и Брюно Доренов она сделала крюк и заглянула на кладбище, где с удивлением увидела новые украшения на авалонских могилах в виде красно-желтых бантов.

— Сильно напоминает современное искусство, — заметила она.

— А нам осталось проверить меньше половины, — доложил ей Милк. — Это занимает чертову тучу времени.

— Знаю, но либо в архиве ошибка, либо где-то здесь, под землей, нас двадцать пять лет поджидает один из ребятишек. Так что не расслабляйтесь, а я возвращаюсь в контору.

* * *

Теперь Серж Дорен не сводил с Ноэми голубых глаз, холодных и недобрых, как суровая зима.

— Вам что, больше нечем заняться?

— Кроме как искать убийцу вашего сына?

— Вы меня прекрасно поняли. В этой истории мы — жертвы. И при этом нас вызывают в комиссариат?

— Обычный опрос свидетелей.

— А вы вправду думаете, что пропажа браслета приведет нас к чему-нибудь?

— Это зона тени. А меня интересует все, что таится в зоне тени.

— Ну и грязная у вас работа.

— Знаю. Так, значит, первым мать обнаружил Брюно?

Стоило заговорить о сыне, Серж Дорен замкнулся еще сильнее:

— Он за год потерял мать и брата. Оставьте его в покое. Лучше найдите полицейских, которые в тот день были в моем доме. Меня не удивит, если один из них подрезал браслетик.

— У нас есть и такая гипотеза, — подтвердила Шастен, чтобы хоть немного его успокоить. — Ваши сыновья прошли крещение?

— Да, крещение и первое причастие. И получили по браслету, если это вас интересует.

— Однако, когда мы обнаружили тело вашего сына, браслета на нем не было. Мы нашли металлические ушки от ботинок, монетку в десять сантимов — и больше ничего.

Дорен сжал кулаки, лежащие на коленях:

— Значит, вы принимаете мысль, что Алекса убили, но не верите, что у него украли ценную вещь? Впрочем, поступайте как хотите. Вы признаете лишь то, что вас устраивает, и отбрасываете все, что не вписывается в ваши смутные предположения!

— Как раз наоборот. Я тяну за все ниточки, которые мне попадаются. Я не придаю большего значения одной в ущерб другой, какова бы ни была их длина или толщина. Я иду до конца. И поэтому мне придется задать те же вопросы вашему сыну.

— Но это же смешно, ему было всего восемь лет! — взорвался Дорен.

— Это необходимо для расследования. Я с вами согласна: до десятилетнего возраста воспоминания редко сохраняются, но травмирующие события остаются впечатанными в память, словно произошли вчера. Мне об этом кое-что известно.

Она уже представляла себе, как он поднимается и начинает орать, оскорблять ее или — почему бы нет? — опрокидывает стол. Но Дорен повел себя совершенно иначе. Его тело как-то безвольно обмякло, черты лица смягчились.

— Это я, — наконец выдохнул он, словно сбрасывая тяжкий груз с души.

— Придется уточнить.

— Алекс всегда носил браслет. А вот Брюно никак не хотел надевать свой, и тот оказался в шкатулке с украшениями жены. Тогда флики перерыли весь сарай, фотографировали, задавали вопросы. Веревка была перерезана, тело положено на носилки, и когда мне разрешили в последний раз ее поцеловать, я узнал браслет Брюно у нее на запястье. И тогда я его снял.

— Почему?

— Потому что он там был ни к чему. Я не мог понять, что это значит. Зачем лишать себя жизни, надев вещь своего сына?