"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

В мозгу Адама вырисовалась усеянная пятьюстами миллионами жителей карта Европы. Чувствуя ком в горле, он перевернул последнюю страницу и закрыл журнал. Его сердце и душа рвались в клочья, только тело еще держалось.

— Они могли попасть в беду или затеряться в Германии, Бельгии или Италии, и я ничего о них не узнаю. Что же мне делать?

— Если ваше место встречи здесь, ты не можешь делать ничего другого, только ждать. Ты заперт в «Джунглях», Хаким.

— Меня зовут Адам.

— И когда же ты прибыл, Адам?

— Сегодня ночью.

Делая последнюю затяжку, старик обжег пальцы.

— Иди за мной. Найдем тебе палатку и спальный мешок. С остальным разбирайся сам.

Следуя за сторожем, Адам много раз оглядывался на решетку, защищавшую женское поселение, будто Нора или Майя в этот самый момент могли вдруг выйти оттуда. Он представлял, как бежит им навстречу. Гладит дочку по волосам, обнимает жену, словно они одни в целом свете, почти до боли сжимает их в своих объятьях.

— Не беспокойся, Адам. Я сохранил бумажку с именами. Я постараюсь. Ты только сообщи, где устроился. В любом случае ты будешь приходить каждый день, я уж знаю.

«Не ты первый», — хотел было добавить старик.

17

Все присутствующие здесь люди познали тот же ад и тот же переезд. Поэтому Адам подумал, что кто-то из них мог повстречаться с Норой где-то между Триполи и тем местом, где она остановилась. Шанс этот, может быть, и ничтожен. Но в настоящий момент его жизни даже самый ничтожный шанс — это уже что-то.

Никакой необходимости быть полиглотом. Он показывал фотографию, и этого было достаточно. Он познакомился с афганцами, пожалуй холодными на первый взгляд, с пакистанцами, которые предложили ему покурить косячок у костра, и с суданцами, угостившими его переслащенным чаем. Он десятки раз в день шагал по пересекающей «Джунгли» каменистой дороге с ее атмосферой торговой улицы. Под палящим солнцем тяжелый запах помойки и отхожих мест усилился, и аромат свежего хлеба из индийской пекарни с трудом мог перебить его. На земле перед устроенной под деревянным ящиком каменной печью стояла табличка, которая гласила: «Good bread — Good day — One euro» [642] . Были там и продавцы сигарет — два евро пачка с десятью самокрутками, но набитыми наполовину. И раздача пищи из снятого с колес, изъеденного ржавчиной трейлера, открытого и плохо освещенного. Чуть дальше установленный на козлах и заваленный всякой всячиной длинный прилавок, где два иракца в тюрбанах предлагали кроссовки, спортивные костюмы, батарейки и зарядные устройства для мобильников. Один парнишка разжился даже старым блендером, в котором делал себе смузи из фруктов, полученных от гуманитарных организаций. Рынок под открытым небом в центре города или, скорее, черный рынок в трущобах.

642

«Хороший хлеб — Хороший день — Один евро» (англ.).

Но никакой информации о Норе и Майе.

С наступлением темноты Адам поставил себе палатку. Позади него — «Джунгли». Перед ним — кордон из фургонов республиканских рот безопасности с включенными на полную мощность кондиционерами, откуда большинство полицейских вообще не выходили. Он, не ощутив вкуса, проглотил два купленных днем индийских хлебца и заставил себя лечь отдохнуть. Однако, несмотря на усталость, закрыть глаза оказалось почти невозможно. Он слышал какое-то пение, звук двигателя грузовика на близком шоссе, ветер яростно трепал брезент палаток, потом кто-то вскрикнул от боли. Крик повторился трижды и затих.

Позже, среди ночи, его внимание привлек шум ссоры. Голоса, незнакомый язык, треск дерева, что-то упало. Адам высунулся из палатки и увидел у подножия своей дюны тени людей, которые разрушили накрытую полиэтиленом лачугу и принялись ее грабить. Он осторожно закрыл молнию своей палатки и снова улегся. Он будет геройствовать только ради жены и дочери. А пока затаится и заткнет пасть своей нравственности.

Следующий день оказался в точности таким же, как этот, и последующие дни тоже, и все с теми же приемами. Подойти к группе, понять ее состав и обратиться к тому, кто выглядит ее главой.

— Military man!

Адам вздрогнул и поискал глазами источник голоса.

— I see you, military man! [643]

В нескольких метрах от Адама, подняв руку в знак приветствия, ему улыбался высокий тощий африканец. Чернокожий, в шерстяной шапке и толстом свитере, несмотря на летнюю жару. Скрестив ноги, он сидел на деревянном чурбане. Чтобы не продолжать этот затруднительный разговор слишком громко, Адам подошел. Поскольку во многих африканских странах говорят по-арабски, он ответил на этом языке:

643

Я тебя вижу, военный! (англ.)

— Ты меня знаешь?

— Да. Ты Адам. Ищешь своих. Прибыл из Сирии. Два дня назад ты пил с нами чай. Но я суданец, черный как ночь, все мы на одно лицо, верно?

— А я араб, коричневый как земля, так что это то же самое.

— Я узнал тебя по шраму под глазом. А история, которую ты нам рассказал, меня удивила. Мужчины в основном прибывают сюда одни. Они пытаются перебраться в Юке, ищут работу, дом, а потом перевозят свою семью. А вот ты сделал наоборот.

— Я был вынужден.

— Я тебя не сужу, military man. С тем, что Бог хочет нам дать, каждый поступает как может.

Преодолев различия между суданским и сирийским диалектом арабского языка, мужчины быстро поняли друг друга. Возможность оставаться в пределах своего языка придавала их разговору почти отточенный характер.

— Почему ты думаешь, что я военный?

— По тому, как ты смотришь на вещи. Ты все анализируешь. По твоим движениям и поведению. Ты спокоен. Могу сказать, что ты познал войну. Так что «Джунгли» тебя не испугают.

И он протянул Адаму руку.

— Меня зовут Усман. По-африкански это значит «молодой змей». Адам и его змей, мы ведь должны были встретиться, а?

— «Джунгли» — это не райский сад, Усман.

— Это точно. Оттуда ты был бы изгнан, даже не успев откусить от плода. Ты грязен, как деревенский пес, и так же смердишь. Уверен, у тебя нет ничего, чтобы привести себя в порядок.

Адам провел рукой по своей густой бороде, взглянул на черные полоски под ногтями и на ладони, на которых линии жизни, ума и сердца прочертили грязные борозды. Он действительно очень давно не мылся.

— Пойдем. Я займусь тобой. Ты не можешь встретиться с женой в таком виде.

Они углубились в самое чрево лагеря и дошли до торговой улицы, которую добровольцы из гуманитарных обществ называли Елисейскими Полями. Усман взял на себя роль гида:

— Здесь базар, но раз ты уже исходил «Джунгли» вдоль и поперек, ты должен это знать. Тут ты можешь купить все. Если у тебя есть деньги, ты не будешь нуждаться ни в чем. У тебя есть деньги?

Адам инстинктивно сложил руки на животе, чтобы ощутить под футболкой припухлость поясной сумки. С паспортом и деньгами. Он никогда с ней не расставался.

— Да так, пустяк, — ответил он.

— Пустяк — это кому как. Пустяк — это кое-что. Я знаю, что у тебя есть деньги, ведь ты только что прибыл. Как и все, для этого путешествия ты продал все свое имущество и бережешь деньги, чтобы было чем оплатить переход в Юке, если это то, чего ты хочешь. Но ты должен всегда отвечать «нет». «Нет, у меня нет денег». Иначе к тебе придут с ночным визитом. Понимаешь, о чем я? Во всяком случае, как ты понял, кормежка бесплатная.

Мысль сменить рацион Адаму понравилась, потому что индийские хлебцы ему уже поднадоели. Прямо посреди базара на Елисейских Полях Усман внезапно остановился.