"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
– Так, давай помедленней, – говорит она.
Тон у нее настойчивый и растерянный. Что случилось? Эх, жаль, я не могу слышать вторую половину разговора.
Она идет в кухню, оттуда доносится бульканье воды в чайнике, хотя, судя по голосу, Монике сейчас не помешало бы что-нибудь покрепче.
– Но с чего вдруг такая уверенность?
Молчание, потом слабый смех. Я напрягаю слух, чтобы не упустить продолжение.
– Ты в самом деле считаешь, что она это сделает? Она не осмелится! – Пауза. – Или осмелится?
Убеждаю себя, что это обычная болтовня, но, судя по тону разговора, это не так. Похоже, речь идет о чем-то серьезном, о проблеме, которую придется решать, так или иначе. Я жду, что она произнесет имя собеседника, но она не произносит.
Моника пытается подавить
– Ты же меня знаешь, я никогда тебя не подводила.
Ее голос становится громче. Она поднимается по лестнице. Мое сердце колотится так сильно, что, кажется, Моника вот-вот услышит его стук. Потом на мгновение оно ухает куда-то в пятки: а я закрыла комод? Не могу вспомнить. Все равно, пусть лучше войдет в комнату, чем сюда, где мне не скрыться. Я сползаю по стене и сижу на корточках, сжимая в руке ножницы. Из прокола в ладони течет кровь. Но я не чувствую боли.
Моника останавливается прямо под дверью. Она так близко, что я почти слышу ее собеседника, хотя, возможно, это лишь игра воображения.
– Не знаю, – говорит Моника. – Придется нам что-нибудь придумать.
Я слышу ее дыхание. Чувствую ее цветочный запах, запах тех самых дешевых духов, которые видела на туалетном столике; он напоминает освежитель воздуха для туалета. Встань, твержу я себе, встань. По крайней мере, встретишь ее на ногах, если уж это неизбежно.
Она заходит в спальню. Вот он, мой шанс. Я как можно тише поднимаюсь на ноги и смотрю в щелку на дверь комнаты. Моника оставила ее открытой, но ее самой нигде не видно. Надо действовать. Немедленно.
Не отрывая глаз от входа в спальню, я огибаю дверь ванной. В проеме замечаю зеркало туалетного столика. В нем отражается Моника: она переодевается, прижав телефон к уху, уже успела снять джемпер. Из одежды на ней только лифчик, я вижу на ее плече полустертую татуировку. Она выглядит как самопальная, и поначалу мне кажется, что это сердце, но в следующее мгновение Моника поворачивается боком, и я понимаю, что ошиблась. Впрочем, засматриваться некогда; я бесшумно пересекаю площадку и оказываюсь на лестнице. Ступеньки скрипят, я знаю это, но что поделаешь? Я спускаюсь на цыпочках, через ступеньку, стараясь как можно меньше шуметь и затаив дыхание. Входная дверь прямо напротив лестницы, и я молюсь, чтобы она оказалась не заперта. Моя рука тянется к дверной ручке, я уже ни о чем не думаю, но тут внезапно раздается щелчок, громкий, как ружейный выстрел, и я застываю.
Это отключился чайник, вот и все. Я стискиваю ручку, и в этот момент сверху слышится раздраженный голос Моники:
– Не нервничай, я с этим разберусь. Ты же знаешь, что разберусь. Все равно выбора у меня нет. Если ты точно уверен, что это она.
Моника некоторое время молчит.
– У Юлиана?
Она смеется, впрочем не особо весело, и я задаюсь вопросом, кто такой этот Юлиан.
– Боюсь, что так. Тогда увидимся? – Пауза. – Нет, не сейчас. Потом.
Я нажимаю на ручку, и дверь открывается. Фух, вырвалась.
И тут я вспоминаю про татуировку на плече у Моники. Идеально ровный круг. Буква «О». И предостережение относительно меня из того видео. Я задавала слишком много вопросов. И «они» узнали об этом.
Тогда
42
МЕДИЦИНСКИЙ ЦЕНТР НА СПЕНСЕР-СТРИТ
ПАЦИЕНТ: Зои Персон, 07/03/2003 г. р.
ДАТА ОБРАЩЕНИЯ: 17 мая 2017 года
Девочка пришла в клинику с мамой. Жалуется на необычную усталость, потерю веса и аппетита, нежелание идти в школу, тошноту и рвоту. Постоянную сонливость. Со слов мамы, часто допоздна гуляет. Общий осмотр не выявил патологий. Рекомендован постельный режим и обильное питье. Звонок для контроля состояния через три дня.
Курение отрицает. Утверждает, что в школе успевает хорошо и не испытывает никаких проблем ни там, ни дома. У нее много друзей. На руке выше локтя виден синяк, который, с ее слов, она получила на уроке физкультуры в школе. На предплечье татуировка в виде круга.
План: дальнейшее наблюдение. Контроль здоровья и психологического состояния, при обнаружении других признаков возможно обращение
в социальные службы.ДАТА: 22 мая 2017 года
Позвонила маме. Ответила подруга семьи, Моника Браун. Сказала, что Зои полностью выздоровела, в данный момент находится в школе. Дальнейшее наблюдение не требуется.
Сейчас
43
«Она вернулась. Я с этим разберусь. Я же никогда тебя не подводила».
Они говорили о Сэди. Обо мне. Они намерены со мной «разобраться». С моей стороны было очень глупо сюда приехать и начать копать. Мне грозит опасность. Может, позвонить Гэвину и попросить о помощи? Но что он сделает? Он до сих пор тут чужой и тоже не слишком далеко продвинулся в своем расследовании. Брайан? Он общается с Моникой, но, может, это удастся обратить нам на благо – мне на благо, – к тому же он точно не откажет, когда узнает, что происходит с девушками.
Я спешу к лодочному спуску в надежде, что он занимается там своим катером. Но Брайана нет, все будто вымерли. Я направляюсь в «Корабль» и захожу внутрь. Молодая женщина, чье лицо мне незнакомо, в одиночестве стоит за барной стойкой.
– Привет, – здоровается она.
– А где все?
– На службе, – говорит женщина таким тоном, будто я обязана сама знать.
– На какой службе?
– На рождественской. В церкви Святого Юлиана. Все сейчас там.
Ну разумеется. Юлиан. Видимо, Моника как раз собиралась туда, и, возможно, Брайан тоже там будет. Я спрашиваю, во сколько начнется служба, и барменша бросает взгляд на часы.
– Скоро. Часа в четыре, думаю. Заказывать что-нибудь будете?
Я качаю головой и поясняю, что передумала. Выхожу из паба, торопливо иду по Слейт-роуд на парковку и сажусь в машину. Скорее всего, служба будет именно там. В той церкви, рядом с которой похоронена моя мать, там, где я бы с радостью никогда больше не появлялась.
Когда я сворачиваю на дорогу, ведущую к церкви Святого Юлиана, уже почти темно. На парковке столько машин, что приходится остановиться, слегка не доезжая до места. Остаток пути я бегу, глядя прямо перед собой; на могилу матери я даже не смотрю. В нефе старой церкви никого нет, и звук моих шагов эхом отражается от холодных каменных плит пола. Несмотря на свечи, оранжевые огоньки которых трепещут в полутьме, и на забитую машинами парковку, на мгновение меня охватывают сомнения, а не ошиблась ли я церковью, но тут слышатся оживленные голоса и смех. Я прохожу чуть дальше и обнаруживаю дверь, а за ней помещение поменьше. В отличие от нефа, оно ярко освещено и заполнено народом. В углу стоит наряженная елка. Тут и дети, и взрослые; большинство лиц мне незнакомы, но я вижу среди них Лиз с Беверли и Монику тоже – она как раз снимает пальто. Некоторое время я в нерешительности мнусь на пороге, потом замечаю в дальнем углу Гэвина и вхожу. Тут же меня засекает Брайан и машет рукой. Я машу в ответ, но продолжаю пробираться к Гэвину.
– Все в порядке?
Я качаю головой. К нам приближается Брайан.
– Потом поговорим.
– Что случилось? – тревожится он. – В чем дело?
– Не сейчас, – бормочу я. – Потом.
Он понижает голос:
– Ты меня пугаешь.
Я кошусь на Монику:
– Просто… Просто не могу сейчас говорить.
Подходит Брайан.
– Как дела? – весело спрашивает он.
В одной руке у него сладкий рождественский пирожок, в другой – пластиковый стаканчик.
– Будешь? Это глинтвейн. То есть как бы глинтвейн, безалкогольный.
– Нет, спасибо. – Я поворачиваюсь к Гэвину. – Я найду тебя, ладно?
Брайан провожает Гэвина взглядом. По его лицу пробегает странное выражение. Ревность?
– Как дела?
– Нормально, – говорит он. – Попробуй пирожок, очень вкусно.
Он протягивает мне рождественский пирожок на картонной тарелке. Они явно самодельные; песочное тесто крошится под пальцами, не успеваю я взять его в руку. Брайан понижает голос:
– Моника сказала тебе про записку от Дэвида?
– Это еще не все, – кивнув, шепчу я. – Ты не против выйти за дверь?